— Подсудимый Тихонов: браунинг мне передал лидер «Русского образа» Горячев уже после убийства Маркелова и Бабуровой— Подсудимая Хасис: в момент убийства я покупала шампанское в другом районе Москвы— Свидетель Горячев: Тихонов мне сказал, что я должен отказаться от своих показаний и инструктировал как

Громкий процесс в Мосгорсуде по делу об убийстве Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой подходит к концу. Текущую неделю подсудимые и их защита сделали горячей на «сенсации». Впрочем, прокуратура им все портила…

11 апреля с признанием выступил Никита Тихонов — неожиданно сообщил, кто передал ему браунинг 1910 года выпуска, из которого, по данным следствия, были застрелены Маркелов и Бабурова. Этим человеком, имя которого Тихонов почему-то отказывался называть на протяжении всего следствия и судебного процесса, оказался свидетель обвинения, он же — некогда близкий друг Тихонова, лидер националистической организации «Русский образ» Илья Горячев…

— Честно признаться, не хотел распространяться об этом. Надеялся, защите удастся привести Горячева в суд, но не получилось, — объяснял присяжным причины своего долгого молчания подсудимый. — В октябре 2009 года у меня состоялась встреча с Горячевым. Он сказал, что у него для меня есть «сюрприз», и достал из рюкзака старый пистолет. Попросил меня посмотреть и починить. Я согласился…

А дальше пошли странности, прояснить которые Тихонов не мог. В рюкзаке Горячева, по его словам, была еще «пригоршня патронов к пистолету». И патроны Тихонов тоже зачем-то взял, но на уточняющий вопрос присяжных — зачем, отвечал как-то странно: «Ну, он передал, я взял. Они в комплекте были… Зачем передал, я не интересовался…». Далее не интересующийся такими пикантными обстоятельствами Тихонов дома устранил неисправность пистолета (вставил новую пружину) и даже потренировался, чтобы проверить, починил ли. «Два магазина отстрелял в районе МКАД под шум машин — нормально функционирует». Хотя на предыдущих заседаниях Тихонов говорил, что браунинг не отстреливал…

По его словам, оружие он должен был отдать обратно Горячеву 9 ноября, но… «Как вы сами понимаете, не успел — меня задержали», — объяснил присяжным Тихонов.

— А где вы были 19 января 2009 года? — обратились присяжные к Тихонову.

— Я этого не помню, — коротко ответил тот. После чего показания впервые начала давать до этого отказывавшаяся отвечать на какие-либо вопросы Евгения Хасис.

Она начала с того, что свою вину не признает, «никакие преступления никогда не совершала», а «мужа» ее, Никиту, «просто подставили». Как подставили — не уточнила и углубилась в свободный рассказ про «историю» их знакомства. Далее, по ее словам, выходило, что и по делу Рюхина (антифашиста, в убийстве которого подозревали Тихонова и объявили даже в федеральный розыск) ее гражданского мужа тоже «подставили» и «оговорили» соратники — «под давлением».

— Никита тогда растерялся, боялся, что не сможет доказать свою правоту. Я предлагала ему попробовать, ведь есть хорошие адвокаты… Но Никита не хотел, — говорила Хасис, добавляя, что ко всему прочему у «мужа» было сложное материальное положение, так что продажа оружия была для него «спасительной соломинкой».

— Мы из-за этого ссорились. Но в какой-то момент я поняла: если буду давить, я его потеряю… Он ведь больше ничем не мог заниматься. Был морально раздавлен. В общем, я решила, чтобы оставаться ему интересной, стала интересоваться его делами. Смотрела, как снаряжаются патроны в магазин, пробовала сама снарядить, не буду от вас это скрывать — да, держала оружие в руках. Правда, попортила маникюр. Хотя побаиваюсь оружия…

В то же время «побаивающаяся оружия» Хасис следом призналась, что у нее было два травматических пистолета «Оса» — «для самообороны». В свободное от работы время подсудимая занималась «правозащитной деятельностью» в «Русском вердикте». Да, помогала заключенным-националистам, но «никогда не оправдывала убийства и террор, но и никогда не оправдывала пытки в адрес этих людей».

— Осуществляли ли вы мониторинг по делу «Черных ястребов», избивавших лиц славянской национальности в метро? — поинтересовался у Хасис ее адвокат.

— Да, — живо среагировала та. — Мониторила и в рамках «Русского вердикта», и в рамках проекта «Русского образа» «Ермолов», который проводился, — тут Хасис особо подчеркнула, — на уровне администрации президента. Эти люди («Черные ястребы». — В.Ч. ) кричали в метро: «Убивайте русских!». В «Русский вердикт» обращались потерпевшие от их действий…

Присяжные попросили Хасис назвать фамилию хотя бы одного человека, пострадавшего от националистов, которому она помогла, работая в «Русском вердикте». Хасис и ее защита сообщили: помогли ветерану, у которого «кавказцы украли медали». Больше Хасис вспомнить ничего не смогла.

Наконец, Хасис завела речь о Маркелове. Его она видела на том самом процессе по делу Рюхина, где Маркелов выступал адвокатом семьи погибшего. Но «ненависти к нему» у Хасис не было, «к левым относилась нормально».

— С некоторыми левыми я даже в Мосгоре кофе пила, и ничего — все живы… — зачем-то добавила она.

Вскоре подсудимая подошла к рассказу о своем алиби, о котором почему-то ничего не говорила все 1,5 года, пока шло следствие и процесс. Это был пересказ показаний лидера «Русского вердикта» Барановского, который на прошлом заседании, тоже через 1,5 года, вдруг вспомнил, что у его подруги есть алиби…

Итак. 19 января, примерно в те часы, когда произошло убийство, Хасис и Барановский были в магазине, где покупали шампанское. Где в тот день был Тихонов, она не знает, но предположила: «Он часто уезжал из города, возможно, и в этот день тоже».

— Почему впервые о своем алиби вы говорите именно сегодня, а все полтора года молчали? — зачитал судья вопрос присяжных к Хасис и уточнил от себя: — У вас была возможность через СМИ, через соратников, через «Русский вердикт» заявить о своем алиби?

— Да, но если бы я это сделала, я была бы полная идиотка! — ответила та. — Как я могла это сделать?! Моего мужа пытали (? — В.Ч. ), а Барановского похитили (задержали на 1,5 часа. — В.Ч. ).

Далее Хасис сообщила, что ей и в страшном сне не приснилось бы, что следствие будет подозревать в этом убийстве ее и Никиту. Но то, что их все же подозревают, оба поняли после появления той самой статьи брата Маркелова Михаила (о том, что он знает: брата убили националисты). В связи с этим, объясняла она, они с Никитой и вели на квартире разговоры, которые попали в «прослушку»: боялись, что «на Никиту могли всех собак повесить. Потому и обсуждали сценарии», — говорила Хасис.

Прошлась Хасис и по содержимому своего компьютера, которое изъяли оперативники. Признала: материалы принадлежали ей, но не она их автор, на ноутбуке еще работал Никита — писал книгу, так что часть материалов — его, в том числе про оружие. Потом добавила: сообщения БОРНа (с фотографиями отрубленной головы выходца из Средней Азии) ей скидывал Барановский — «для мониторинга ситуации». Хотя еще две недели назад Хасис говорила, что найденные сообщения БОРНа «принадлежат каким-то третьим лицам» и надо еще разобраться, как они туда попали…

К допросу приступили прокуроры и адвокаты потерпевших. До этого спокойная Хасис начала срываться и отвечать с вызовом.

— Как вы можете объяснить наличие в вашем компьютере папки с фотографиями Маркелова под названием «шавки»? — интересовались прокуроры.

— Я скачивала папку из Интернета.

— А название папки кто дал?

— Я папку скачала под таким названием! Будьте внимательны, пожалуйста!

— В «прослушках» о какой вашей чизетте идет речь? «Только мою чизетту (марка пистолета. – В.Ч. ) не трогай», — наизусть процитировал судья слова Хасис из «прослушки».

— Сошлитесь на конкретный лист! — требовала Хасис и обвиняла прокуроров с судьей в том, что те «провоцируют» ее, «используя ложные сведения». Прокуроры продолжали:

— А что означала фраза Тихонова, обращенная к вам: «Ты почему все оружие сгрудила?», и ваш ответ: «Оно под ногами валялось»?

— Не помню. Прошло много времени — 17 месяцев. Мой ответ: не по-м-ню!

— О каком стволе в «прослушках» идет речь?

— Не помню.

— Тихонова спросите, — подсказывал Тихонов Хасис.

— Спросите Тихонова, — повторяла та.

— Что значит «нам будет п…ец», «они ох…енно знают нас»? Кого это «нас»? — спрашивал адвокат семьи Бабуровых Жеребенков.

— Нас — это Никиту. Я не отделяла себя от Никиты. Мы — одно целое. Вам просто этого не понять в силу вашего воспитания!

— Слова про мегарасстрел в «прослушке» что означают? Убийство Маркелова и Бабуровой? — уточнил Жеребенков.

— Спросите Тихонова, — опять подсказывал ей Тихонов.

— Тихонов! Мимика ваших губ заметна! — осек того судья.

Хасис же на вопрос, что значат ее слова, обращенные к Тихонову: «Только у меня стволы не забирай, гранату мою оставь», ответила так: «Может быть, юношеский максимализм…».

— Убивать людей — это юношеский максимализм? — уточнили представители потерпевших.

— Не передергивайте! Убивать — это грех, — ответила Хасис и готовность «убивать всех», если их придут задерживать, о которой она заявляла Тихонову, объяснила «эмоциональным» потрясением. — Мы нервничали. Тихонов был готов к смерти при задержании. Я готова была умереть с ним. Поэтому разговор и вели. Я свою судьбу от его не отделяла. Вам это еще непонятно?!

— Не заводись, — теребил ее за руку Тихонов.

Адвокат Жеребенков зачитал фрагмент «прослушки», где Тихонов незадолго до задержания отчитывается перед Хасис, что положил наган с глушителем в рюкзак. Просто минутой ранее Хасис сказала, что про наган не слышала.

— Ну и что?! — отвечала она на это. — Вы же видите: я ему ответила «угу», я не вслушивалась в то, что он мне там говорит. А просто отвечала «угу, угу», когда он собирал рюкзак…

У присяжных вопрос: что подсудимой известно про записку, написанную Тихоновым, в которой тот советует Хасис отправить некоего Собера на заседание в Мосгорсуде, чтобы «сфоткать судью Олихвер» (сам Тихонов ранее подтвердил: записка написана им)?

— О Собере мне неизвестно. Кого имел в виду Тихонов, спросите его. Не буду говорить про третьих лиц.

Судья напомнил Хасис про показания одного из свидетелей защиты (Касьяненко), которая, выступая на предыдущем заседании, видимо, случайно проговорилась, что Собер — это Барановский. Реакции Хасис на это не последовало.

На следующий день, 12 апреля, у присяжных появились вопросы к Тихонову:

— Известно ли вам что Барановского называли Собером?

— Нет.

— Тогда о каком Собере вы писали в записке к Хасис, который должен был пойти на процесс в Мосгорсуд и «сфоткать судью Олихвер»?

— Это знакомый Хасис по интернет-переписке.

— А откуда вы знали, что он может пойти на процесс горсуда?

— Мне было известно, что на открытый процесс мог пойти любой желающий…

— А откуда вы знали, что именно Собер мог туда пойти? — настаивал судья.

— На открытые процессы ходят любые желающие…

Хасис что-то подсказала Тихонову, тот мигом добавил: «Собер — человек, имевший отношение к «Русскому вердикту», мне Хасис рассказывала».

Решили расспросить Хасис, но она отказалась отвечать на дальнейшие вопросы присяжных, прокуроров и представителей потерпевших, поскольку ей «тяжело участвовать в переходящем в фарс допросе». Впрочем, обещала говорить на стадии дополнений…

На этом защита обвиняемых сообщила, что с доказательствами у них все. За дополнения взялись прокуроры. И как гром среди ясного неба — объявляют, что сейчас огласят показания свидетеля Горячева, данные им на следствии под протокол и под видеозапись.

Стоит оговориться: Горячев — в списке свидетелей со стороны обвинения, но его явку не удалось обеспечить. И теперь обвинение объяснило причину: свидетель уехал в Сербию и возвращаться в Россию не планирует. Во всяком случае, это следовало из оглашенных прокурорами отчетов оперативников, опросивших отца Горячева.

Защита Тихонова и Хасис — против оглашения показаний свидетеля протестовала полтора часа. Загвоздка была не в самих показаниях некогда близкого друга Тихонова, которые уже печатались в СМИ полностью. Дело было в другом: судье Замашнюку предстояло разобраться, как быть с двумя заявлениями Горячева, которые он сделал после дачи показаний. В первом заявлении Горячев отказывался от показаний — якобы ФСБ и следствие поставило его перед выбором: «Либо говоришь, что убивали Тихонов и Хасис, либо мы тебя делаем соучастником». Отчитав это заявление, судья отметил одну странность: заявление датировано и заверено у нотариуса 27 августа 2010 года, а в Мосгорсуд послано 21 марта 2011 года, когда процесс уже шел полным ходом. Причем послано кем-то из Москвы, в то время как сам Горячев уже находился в Сербии…

Второе заявление Горячева было рукописным, на трех листах, датировано январем 2011 года, пришло в Мосгорсуд в феврале 2011 года. В нем Горячев просил предоставить ему госзащиту и сообщал, что окружение Тихонова и сам Тихонов вынудили его отказаться от показаний.

«В сентябре 2010 года ко мне стали выходить люди из окружения Тихонова, — читал это заявление судья. — Они убеждали меня изменить показания и угрожали. Мне стало известно, что лидер «Русского вердикта» Алексей Барановский планирует серию статей, дискредитирующих меня… Окружение Тихонова меня предупредило, что мне будет звонить «старый знакомый». Вскоре из «Лефортово» мне позвонил Тихонов и сказал, что «эти показания никуда не годятся», я должен отказаться от них… Тихонов инструктировал меня, что я должен сказать, отказываясь от показаний, сказал, что надо не просто отказаться, а убедительно придумать, какими именно способами оказывалось давление».

Например, по словам Горячева, Тихонов предлагал придумать версию «о давлении ФСБ». В момент, когда оглашались эти строчки, Хасис сосредоточенно смотрела в одну точку. Тихонов уткнулся в бумаги и что-то писал…

Горячев также отмечал, что Тихонов связывался с ним и при помощи адвокатов, в частности, SIM-карту обвиняемому проносил в СИЗО защитник, которого Тихонов называл «дед».

«Понимая, что угрозы в мой адрес реальны, я вынужден из-за опасения за свою жизнь выехать за границу. Но на данных мною ранее показаниях настаиваю. 11.01.2011».

Как только судья отчитал письмо, самый пожилой из адвокатов Тихонова — Жучков — заявил, что он никаких SIM-карт никому не передавал, хотя его никто об этом не спрашивал. В зале послышался смех. Остальные адвокаты обвиняемых назвали заявление написанным «под диктовку».

Впрочем, перед присяжными все эти отказы и отказы от отказов все равно не оглашались. Им показали только видео допроса Горячева в СКП. Сидя в кабинете у следователя, несколько зажатый молодой человек рассказывал, что он — «один из лидеров организации «Русский образ», «с Никитой познакомился в университете», общались довольно плотно до тех пор, пока их взгляды на «русское движение» не разошлись. Сам Горячев был за легальную политическую борьбу, Тихонов считал «легальный путь развития» «компромиссом, отвлекающим людей от борьбы с системой». И во время одного из таких споров Тихонов и сказал Горячеву, что «был исполнителем» убийства Маркелова.

— Тихонов сказал, что сначала застрелил Маркелова, потом Бабурову, которая попыталась ему помешать. <…> Хасис сказала, что тоже была на Пречистенке 19 января. Она четко не определяла свою роль, но я так понял, что это было что-то вроде разведки…

В четверг, 14 апреля, в суде при присяжных был оглашен протокол и показана видеозапись дополнительного допроса Ильи Горячева, в котором он подтвердил изначально данные показания.

…В суде неожиданно появился первый адвокат Тихонова Евгений Скрипилев, который осуществлял защиту в первые дни после задержания. Согласно материалам дела, сначала он был адвокатом по назначению (его пригласил следователь), а затем и сам Тихонов заключил с ним соглашение. Однако еще 28 февраля Тихонов ходатайствовал об исключении из доказательств протоколов всех следственных действий с участием этого адвоката — по утверждению подсудимого, он оговорил себя, поскольку Скрипилев якобы пообещал освободить из-под стражи Хасис. Однако в суде выяснилось, что Тихонов давал признательные показания и тогда, когда в дело уже вошел адвокат Анатолий Жучков.

Все эти препирательства связаны с тем, что сторона защиты настаивает: признательные показания Тихонова нельзя считать допустимыми доказательствами, а потому о протоколах допросов подсудимого и видеозаписях его признаний присяжным знать не нужно. Однако эти показания все же решено зачитать. Подробности убийства произвели на присяжных очень тяжелое впечатление: старшине коллегии стало плохо — пришлось вызывать «скорую» и переносить заседание на понедельник.