СюжетыОбщество

Бакалавры не дают покоя

Вступил в силу закон о переходе на двухуровневую систему высшего образования — бакалавриат и магистратуру. Вузовские преподаватели бьют в набат: коварная заграница решила сделать Россию безграмотной

Этот материал вышел в номере № 40 от 15 апреля 2011 года
Читать
Вступил в силу федеральный закон об обязательном переходе на двухуровневую систему высшего образования — бакалавриат и магистратуру. Абитуриенты-2011 будут поступать уже в основном на бакалавриат. Из почти 1000 направлений подготовки...

Вступил в силу федеральный закон об обязательном переходе на двухуровневую систему высшего образования — бакалавриат и магистратуру. Абитуриенты-2011 будут поступать уже в основном на бакалавриат. Из почти 1000 направлений подготовки студентов постановлением правительства определены только 111, которые можно пройти по специалитету, то есть по-старому — поступил и пять лет учишься. Остальные будут учиться по-новому: четыре года — бакалавр, итоговая работа, диплом, а потом тех, кто решит учиться дальше, ждут новые вступительные экзамены — в магистратуру. Вузовские преподаватели (за исключением тех, кто давно сам стремился к переменам) бьют в набат: коварная заграница и внутренние враги решили сделать Россию безграмотной. Болонский процесс, бакалавриат и магистратура воспринимаются большей частью преподавателей как ругательства.

Но вообще-то образование меняется во всем мире: образованный человек должен быть адекватен современным вызовам. В марте в Гонконге прошел конгресс «Going global» — один из крупнейших мировых форумов по проблемам высшего образования, который проводит Британский совет. Министры, ректоры, преподаватели вузов из 60 стран — 140 докладчиков и 1000 участников дискутировали по самой горячей в образовании теме: «Мировое образование — новая движущая сила». Как улучшать высшее образование, сколько в него вкладывать и каких дивидендов от него ждать?

В России судорожное желание удержать миф о самом лучшем в мире отечественном образовании делает очень болезненным разговор про «going global»: зачем нам идти в ногу с миром, если у нас было лучше всех? Так ли это, и откуда желание идти своим путем?

Отечественное образование пока сильно отличается от европейского, американского, британского вовсе не потому, что мы придумали какой-то свой замечательный вариант. В начале XX века в основу советской школы легла модель немецкой гимназии и реальной школы XIX века. Высшая школа тоже была скроена по образцу немецкого университета того времени. И образование Европы и США тогда строилось по этой же модели, но она там начала сильно меняться в те годы, когда мы жили за железным занавесом, а в 60-х в экономически развитых странах начались глубокие реформы. У нас тогда считалось, что менять ничего не надо, капиталистам до нас и так далеко. Хотя идеи отечественной психологии, педологии*, которые могли бы действительно продвинуть российское образование, до массовой школы так и не дошли из-за печально известного постановления «О педологических извращениях Наркомпроса» (1936 г.). В результате сегодня мы даже с трудом понимаем те перемены, которые происходят в мировом образовании, — точки отсчета разные. Не будет натяжкой сказать, что мы подходим к образованию XXI века с мерками века XIX.

Казалось бы, миф о том, что советское образование — лучшее в мире, должен был рухнуть вместе с железным занавесом и советской властью. Хотя именно образование первым двинулось в сторону демократических перемен. А в 90-е, при первой возможности, как грибы начали расти частные школы. Педагоги пытались перенести в Россию готовые западные технологии: школу Монтессори, Вальдорфскую школу, школу Френе — образовательные системы, в которых процесс строится от потребностей ученика, а предмет — лишь средство для развития личности. Мир давно из этого исходит, а в нашей школе, несмотря на эксперименты 90-х, до сих пор все строится вокруг предмета, в вузе — вокруг кафедры.

За 15 лет — с начала 90-х до середины нулевых — остатки нереформированного советского наследия просто проедались: здания ветшали, педагоги в поисках заработка разбегались, лабораторное оборудование выработало ресурс. В высшем образовании полное обнищание породило еще один уродливый плод: вузу для выживания стали необходимы студенты-«платники». Чем больше — тем лучше. На качество их подготовки закрывали глаза. Чем обернулся этот переход «количества в качество»?

В начале апреля руководитель Рособрнадзора Любовь Глебова, выступая перед ректорами вузов, говорила, что в России на государственном уровне нет понимания того, «что мы называем результатом образования? что такое результат образования для того, кого мы образовываем? что должно стать результатом — получение профессии или получение такого человека, который способен всю жизнь получать новые профессии?».

Но чтобы научить другому, и образование должно быть другим.

Привычный образ вуза: профессор, вещающий с кафедры, и строчащая конспекты аудитория — больше не единственный и не определяющий. Усвоить сумму знаний — недостаточно. С ними, со знаниями, надо научиться действовать. А мы привыкли к тому, что лучший студент — это тот, кто на всех лекциях побывал, все записал, выучил и может пересказать на экзамене близко к тексту с интонациями своего преподавателя. В мире в современном вузе сегодня на порядок меньше аудиторная нагрузка, чем в наших вузах, — лекций и семинаров может быть 6-8-10 часов в неделю. Остальное — самостоятельная работа. Огромное количество рекомендованной литературы, которую студент должен сам прочесть (а не послушать рассказ лектора о ней) и написать за семестр несколько эссе. Работа преподавателя совсем иная по своей сути: эти эссе надо прочесть и обсудить со студентом (устно, письменно, в Интернете), чтобы понять, как студент продвигается в освоенном материале.

Между тем российские преподаватели в ужасе перед стандартами третьего поколения для высшего профессионального образования. Переход на бакалавриат и магистратуру, может быть, не так пугал бы, если бы не сопровождался резким сокращением аудиторной нагрузки студента (например, в Институте стран Азии и Африки эта нагрузка сейчас — 42 часа в неделю!). Написанный и за много лет отшлифованный курс лекций каждого преподавателя — его рабочий инструмент, с помощью которого он зарабатывает свой хлеб, — больше не будет ему служить.

Доктор физико-математических наук профессор Павел Семенов, заведующий кафедрой математического анализа и методики преподавания математики МГПУ, пишет в «Новую» о том, что новые стандарты снижают аудиторную нагрузку на 30–50%. Лекций и семинаров будет меньше. А часы, которые остаются на предмет, надо теперь еще разделить пополам: половина, как пишет Павел Семенов, «на собственно преподавание, на работу в аудитории», половина — на самостоятельную работу студента. «Собственно преподавание» видится только в перекладывании жвачки в клюв птенца? Но привычный алгоритм не ведет больше к результату — к профессиональному и жизненному успеху.

Не только преподавателям трудно это принять. Студентам тоже будет непросто. Одно дело, когда тебя как в детском саду держат в аудитории под присмотром, и совсем другое, когда надо идти в библиотеку, закапываться в книги, излагать свои соображения, отстаивать их.

Студенты на конгрессе «Going global» говорили о том, что им очень важно, чтобы их дипломы признавались в разных странах, чтобы можно было смело передвигаться по миру — сначала в поисках образования, а потом и работы. Говорили даже о создании всемирного объединенного ресурса в Интернете, где можно было бы искать для себя наиболее интересные и подходящие предметы, курсы и… вакансии.

Министр образования Китая Шен Янг рассказал, что с 34 странами Китай заключил соглашения о взаимном признании дипломов о высшем образовании. 265 090 иностранных студентов учились в 2010 году в Поднебесной, 284 700 китайских студентов и ученых выезжали в этом же году за рубеж — и эта учеба финансируется государством. «Это наращивает наш образовательный капитал», — сказал министр. К 2015 году в стране планируется принять уже 350 тысяч иностранных студентов, в 2020-м — полмиллиона. Государство помогает университетам сделать учебные курсы китайских и зарубежных вузов совместимыми.

«Сегодня в мире изолированных стран практически не осталось, — говорит Наталья Равдина, заместитель директора Британского совета в России по управлению проектами. — Образование должно дать человеку возможность жить в глобальном мире, при необходимости легко доучиваться и переучиваться, менять место работы. И для человека, и для работодателя хорошо, если претендент учился и в своей стране, и за рубежом: снимаются многие барьеры. Уходит ситуация, когда отъезд в чужую страну — это непростое, а иногда трагическое решение».

А нужно ли государству, чтобы выпускники вузов получали полную трудовую мобильность? И почему в мире так активно занимаются студенческой мобильностью? Елена Ленская, руководитель отдела развития Московской высшей школы социальных и экономических наук, поясняет: «Да потому, что это важно и полезно для человека, личности. В век, когда расстояний больше нет, и другие ограничения должны быть сняты ради того, чтобы каждый мог реализовать себя. Как только станет хуже, люди будут свободно уезжать на работу туда, где лучше условия. Полицейскими мерами приковывать человека к рабочему месту нельзя. И недостаточное образование, незнание языка не должны выполнять в этой ситуации роль полицейской меры».

* Направление в науке, ставившее своей целью объединить подходы различных наук (медицины, биологии, психологии, педагогики) к развитию ребенка.

P.S. _ Ни одного чиновника из Минобрнауки РФ, из российских регионов на конгрессе «Going global» не было. _

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow