Приводим некоторые выдержки из этого исследования.
Сегодня Дагестан находится в состоянии глубокого гражданского противостояния. Особенность ситуации состоит в том, что в республике раскол в обществе происходит в религиозной плоскости.
Большинство верующих в республике придерживаются суфийского направления в исламе. Суфисты (тарикатисты) считают себя последователями своих духовных лидеров, шейхов, которых почитают как святых. Они чтят обычаи предков, их религиозные традиции впитали в себя древние адаты и поверья народов Дагестана.
Однако часть верующих исповедует относительно новое для Северного Кавказа религиозное течение – салафизм, или фундаментальный ислам. Салафиты, которых часто неточно называют ваххабитами, не признают святых и учителей, считая их наличие нарушением принципа единобожия в исламе. Они не признают вкраплений в религиозную практику народных традиций, выступают за упрощение обрядности и буквальное толкование Корана.
Решающее влияние на развитие ситуации в республике оказало ещё одно важное отличие тарикатистов от салафитов. Если первые принимают светскую власть и готовы де факто отнести религию к сфере частной жизни человека, то фундаменталисты выступают за преобладание исламских норм во всех сферах общественной жизни.
Степень противостояние характеризует высказывание бывшего лидера Духовного управления мусульман Саида Мухаммад-Хаджи Абубакарова «Всякий мусульманин, убивший ваххабита, попадёт в рай».
На протяжении всех «нулевых» годов власти пытались разрешить этот конфликт, делая ставку на практический запрет салафизма в Дагестане и поддержку суфиев. Поддержка государством одной из сторон внутриконфессионального конфликта привело к расколу в рядах последователей салафизма и эскалации напряженности в республике.
Радикальное крыло взяло в руки оружие и ушло «в лес». Умеренные же салафиты, сторонники постепенной, мягкой исламизации, политически себя не проявляли, не заявляли о себе как об общественной силе, что дало возможность силовикам и государственной пропаганде фактически приравнять всех членов фундаменталисткой общины к экстремистам. Фактически каждый, кто, по субъективной оценке сотрудника правоохранительных органов, мог быть причислен к приверженцам «ваххабизма», становился жертвой милицейского произвола.
В своих предвыборных выступлениях президент Дагестана Магомедсалам Магомедов обещал начать разрешать накопившиеся противоречия на основе диалога со всеми, кто не поддерживает насильственные методы борьбы.
Само по себе фундаменталистское течение, пока его последователи не пытаются навязывать нормы поведения другим, не представляет собой угрозы для светского общества и государства – люди живут и отправляют свои обряды так, как считают правильным.
Однако в течение последнего десятилетия официальные власти практически приравнивали фундаментализм к терроризму и бандитизму. Произошло смешение уголовно-правового и религиозного понятий: борьба с терроризмом фактически превратилась в борьбу с приверженцами «ваххабизма» как религиозного течения.
Радикальное крыло салафитов
Силовые структуры, приняв одну из сторон в конфликте между суфиями и салафитами и проводя масштабные репрессии против последних, спровоцировали дальнейший раскол в мусульманской общине республики и усилили радикальное крыло. Маховик насилия раскручивался. К 2009 г. в Дагестане активность боевиков стала сопоставима с Чечней, молодёжь радикализовывалась на глазах. Салафитское течение в целом приобретало всё больше и больше сторонников, в том числе среди республиканской интеллигенции.
Радикальное крыло салафитов ведет подрывную и террористическую деятельность против власти и некоторых представителей гражданского населения.
После терактов в Москве и Кизляре, с участием дагестанских смертников вооружённая активность подполья и антитеррор в республике стабильно набирали обороты. Боевики нападали на сотрудников милиции и военных почти ежедневно, при этом жертвами нередко становились гражданские лица, в том числе дети. Они взрывают кафе и бары, жгут магазины, торгующие спиртным, закладывают взрывные устройства на пляжах, убивают целителей и гадалок, похищают охотников и егерей, вымогают деньги у бизнесменов.
Ко многому привыкших дагестанцев шокировала трагедия в поселке Шамхал. Здесь в собственном доме была убита директор средней школы № 45 Патимат Магомедова, которая пыталась запретить старшеклассницам носить хиджаб. Отец одной из девочек пытался решить конфликт в рамках закона, однако экстремисты, получив информацию из СМИ, убили женщину.
Сторонники набирающего силу салафизма, относясь резко критически к сложившимся в республике системе общественных отношений и политической власти, начали создавать альтернативные центры шариатского правления, при этом подчас не желая учитывать мнение тех, кто не разделял их убеждения.
Радикальная джихадистская идеология становится всё более популярной. Молодёжь уходит в «лес», а проводимая политика профилактики экстремизма почти не имеет эффекта.
Мирные салафиты
Однако большая часть дагестанских салафитов не берёт в руки оружие. Идеологи умеренного крыла во главу угла ставят «мирный призыв», долгую кропотливую работу по разъяснению исламских ценностей населению. Они не ставят вопрос об отделении от российского государства для создания халифата и требуют от государства соблюдения тех законов, которые уже существуют.
По всему Кавказу сложилась целая система незаконного насилия, включающая в себя неотъемлемые элементы – похищение людей, применение к ним пыток и осуществление внесудебных казней части похищенных.
В Дагестане объектом похищений обычно становятся люди, исповедующие салафизм, именно их силовики подозревают в пособничестве или причастности к вооружённому подполью. В МВД республики существует список «неблагонадежных» , куда на сегодняшний день занесено около 1370 фамилий. Список составляется по районам и ежегодно обновляется. Туда вносят всех, кто, по мнению правоохранительных органов, является носителем экстремистской идеологии. Попасть в список можно при самых разных условиях: кто-то сдал квартиру гражданам, впоследствии оказавшимся связанными с подпольем, кто-то имеет родственную связь с человеком, считающимся «ваххабитом» и т.д. В прошлые годы, когда происходили нападения или теракты, силовики нередко начинали «отработку неблагонадёжных»: у них в домах проводят обыски, а их самих вызывают на допросы, иногда избивая и пытая.
В следственных органах существует общая негласная установка не расследовать эти преступления.
С момента прихода к власти Магомедсалама Магомедова в 2010 году Дагестан пережил две волны похищений людей.
Чаще всего похищения происходят по одному из двух сценариев: либо жертву на глазах у свидетелей похищали «неизвестные в масках», либо человек выходил на улицу (например, в соседний магазин) и исчезал.
До сих пор семья пропавшего в июне 2010 года Абдурахмана Абдурахманова не знает о его место нахождении. По имеющимся у семьи данным, Абдурахманова задержали сотрудники Советского РОВД г. Махачкалы и передали его в «Центр Т» при МВД РД. Однако и министр внутренних дел, и начальник «Центра Т» отрицали задержание Абдурахманова.
Его отец - федеральный судья, лично разговаривал с президентом РД, который при нём связывался с министром внутренних дел РД, с начальником ФСБ, с прокурором РД, однако безрезультатно. Он употребил все свои связи, массу неофициальных контактов, однако найти сына не смог.
Факты указывают на то, что в Дагестане многие сотрудники МВД считают себя непосредственными участниками религиозного противостояния. Они считают своим правом использовать служебное положение для борьбы с «неправильными», с их точки зрения, течениями в исламе.
Вот типичный случай. В мае прошлого года на почве религиозной нетерпимости были жестоко избиты семеро молодых людей приверженцев салафитского течения в исламе. Избивали их сотруднкики ОВД Казбековского района республики только на основании того, что мужчины носили бороду. В результате, один из избитых скончался. Как сообщили потерпевшие, руководил избиением и подстрекал к нему командир следственно-оперативной группы Анас Сатираев.
С большим трудом потерпевшие добились возбуждения уголовного дела по пп. «а», «б», «в» ч.3 ст. 286 УК РФ (превышение должностных полномочий с применением насилия и оружия и причинением тяжких последствий), однако не смотря на то, что участники избиения известны, дела возбудили «в отношении неустановленных сотрудников Казбековского РОВД».
По состоянию на март 2011 года круг подозреваемых по факту избиения, повлекшего смерть одного из молодых людей Марата Сатабалова, не определён, никто не задержан, родственники и свидетели не опрошены. После неоднократных заявлений родственников погибшего вдова и сестра Сатабалова были признаны потерпевшими. Однако с момента возбуждения уголовного дела потерпевших не информируют о ходе дела.
С приходом нового начальника милиции М. Магомедова непростая ситуация сложилась и в дагестанском городе Южно-Сухокумск. Действия нового начальника уже спровоцировали столкновения между представителями разных течений в исламе, в ходе которых было применено огнестрельное оружие. По словам некоторых заявителей, обращавшихся в «Мемориал» Магомедов прямо говорил им: «Таким, как ты, место в лесу!»
Преследования по религиозному признаку позволяют приверженцам фундаментального течения в исламе говорить о правомочности джихада. Круг насилия замыкается, вооружённый конфликт всё глубже укореняется в дагестанском обществе.
«Мемориал» считает, что разумной альтернативы диалогу с представителями салафитских общин и включению их в общественную жизнь нет. Салафиты – граждане Дагестана, их присутствие в республике – свершившийся факт. История показывает, что склонные к радикализации меньшинства лучше интегрировать, чем подавлять и исключать. Дискриминация бросает молодёжь в объятья радикалам. Также не стоит видеть в лидерах умеренных салафитов представителей «леса», таковыми они не являются. Ожидать от них влияния на боевиков невозможно. Однако они способны подсказать властям, что могло бы снять напряжение в общине, и уж точно способны повлиять на тех, кто ещё не ушёл в лес, но склонен разделять радикальные идеи.
Силовики
Для борьбы с вооружёнными группами в республике сосредоточено значительное количество сотрудников различных государственных силовых ведомств, МВД, ФСБ, Министерства обороны.
Однако несмотря на это по сравнению с 2009 годом, потери силовиков в Дагестане за 2010 год возросли в два раза. В 2009 году российские правоохранительные органы и армия потеряли в республике в результате столкновений с боевиками и террористических атак 83 человека убитыми и 110 раненными, в 2010 году – 159 убитыми и 233 раненными. Вероятно, это неисчерпывающие данные, но они позволяют оценивать динамику активности вооружённого подполья. Существующие методы борьбы с терроризмом и вооружённым подпольем не только неэффективны – они контрпродуктивны.
Представители силовых ведомств проводят контртеррористические операции часто с грубыми нарушениеми законодательства.
Операции по обезвреживанию членов НВФ нередко превращаются в многочасовые обстрелы домов или квартир, где те обнаружены (причём зачастую в жилых кварталах городов); при этом жизнь и здоровье проживающих по соседству людей ставятся под угрозу. Силовики незаконно задерживают или похищают людей, содержат похищенных в секретных нелегальных тюрьмах, избивают и пытают подозреваемых или людей, возможно, обладающих интересующей их информацией, совершают внесудебные казни.
За десять лет существования репрессивной машины, функционирующей в рамках «контртеррористических мероприятий», силовые структуры привыкли действовать бесконтрольно и безнаказанно, насилие стало практически нормой. Пытают отнюдь не только подозреваемых в терроризме, но и подозреваемых в других преступлениях – кражах, бытовых убийствах и т.п. В 2010 году милиционеры избивали женщин, детей, адвокатов. Пока все эти случаи произвола остались безнаказанными. Один из избивших женщину сотрудников стал главой местной администрации. Зато против потерпевших, добивавшихся наказания обидчиков, возбудили или пытались сфабриковать уголовные дела.
В 2010 году и начале 2011 года основная нагрузка по проведению силовых операций в Дагестане лежала на плечах правоохранительных структур федерального подчинения. В Дагестане установление жёсткой единоличной власти, наподобие той, что ценой масштабных репрессий возникла в Чечне, практически невозможно. Поэтому наделение силовиков дополнительными военными мощностями, а чиновников – механизмами обогащения за счёт государственных средств может быть чревато дальнейшей «феодализацией» республики. Такие меры опасны повышением уровня бесконтрольности силовиков и произвола чиновников. Население республики окажется в полной зависимости от такой многократно окрепшей, но никак не контролируемой избирателем номенклатуры.
Произвол правоохранительных органов повсеместен. Преступления, совершённые милиционерами, даже если они получили широкий общественный резонанс, не расследуются.
За последний год широкое распространение получила практика фальсификации уголовных дел.
Стандартный механизм фальсификации прост: выбирается человек, которого по каким-то причинам силовики намерены сделать обвиняемым в совершении преступления. Его задерживают или похищают. В это время пытаются получить от него признание в совершении преступлений с помощью жестоких избиений и пыток. Главное – на первом этапе лишить подозреваемого квалифицированной адвокатской помощи.
В случае похищения подозреваемого документы о его задержании оформляются задним числом, часто – на несколько дней позже даты его похищения. Лишь после того, как похищенного доводят до состояния, когда он готов признаться в чём угодно, он «обнаруживается» в ИВС или СИЗО.
Именно признание подследственного в совершении инкриминируемых ему преступлений, становится затем основным (а часто единственным) доказательством его вины в суде.
Типичный пример – расследование дела об убийстве министра внутренних дел Дагестана Адильгерея Магомедтагирова, где пятерых обвиняемых жестоко пытали, выбивая из них показания и не допуская к ним адвокатов. А органы следствия упорно «не замечают» наличие у обвиняемых алиби, продолжая настаивать на своей версии..
Исполнительная власть
В первые месяцы после вступления в должность новый президент РД Магомедсалам Магомедов и его команда на нескольких конкретных примерах показали готовность оперативно вмешиваться в ситуации, связанные с нарушениями прав человека, реагируя на обращения родственников похищенных и подвергаемых пыткам людей.
Однако даже вице-премьер правительства и прокурор не всегда способны повлиять на бесчинства, творимые сотрудниками милиции и силовиками.
Очевидно, что расследовать систематические преступления, совершаемые представителями силовых органов, следственные органы могут лишь при условии наличия у руководства государства на то политической воли. Факты показывают, то такой воли нет. Иногда им удаётся остановить насилие в отношении конкретного человека. Однако ничего не делается для изменения существующей системы.
При этом со сменой руководства республики режим в отношении фундаментального ислама был заметно либерализован: представители салафитов всё чаще появляются в официальном публичном пространстве, всё более открыто и уверенно отстаивают свою идентичность, возникают общественные движения и организации.
Так, осенью 2010 года была создана независимая общедагестанская общественная организация «Территория мира и развития», которую возглавил один из лидеров салафитской общины – Абас Кебедов. В организацию вошли многие известные общественные деятели, большинство из которых – последователи салафитского течения в исламе.
Президент Магомедов поставил целью консолидировать общество и бороться с экстремизмом не только силой, но и путём убеждения и переговоров. О чем говорит создание комиссии по реабилитации боевиков.
Комиссия с самого начала рассматривается как давно не достававшее опосредующее звено между участниками НВФ и их родственниками, с одной стороны, и утратившими авторитет и доверие правоохранительными органами.
Очевидно, что сейчас ещё только происходит «притирка» механизмов работы комиссии по адаптации – совершенно нового для Дагестана института. Однако очевидна его полезность и своевременность в расколотой и плохо управляемой республике.
Тем не менее, массовое обращение в комиссию настоящих боевиков (а не тех, кто по сути ничего не совершил и так или иначе все равно бы легализовался) может произойти при двух условиях:
1) У комиссии появятся реальные дополнительные юридические механизмы для возвращения граждан к мирной жизни. В связи с этим федеральному центру необходимо принять закон об амнистии для людей, взявших в руки оружие.
2) В состав комиссии будут включены общественные деятели, которым доверяют потенциальные сдающиеся. Пока этого нет.
Однако новая политика саботируется одновременно с двух сторон: вооружённое подполье активизирует свою деятельность, а государственные силовые ведомства не желают соблюдать элементарную законность.
Президент Дагестана Магомедов провозгласил курс на законность и консолидацию общества. Политический режим в Дагестане стал более открытым. Высокие должностные лица вмешиваются в отдельные случаи нарушений прав человека, иногда действительно спасая людей. Однако подчас действия силовых структур и правоохранительных органов не согласуются с действиями исполнительной власти, часто власти бездействуют, а порой члены правительства не могут повлиять на вопиющие нарушения закона, чинимые сотрудниками внутренних дел.
Каковы же причины затянувшейся паузы в переговорах с представителями общины?
Одна из причин, возможно, кроется в неоправданных ожиданиях. Не исключено, что в членах Совета алимов власти видят «представителей леса». В таком случае после первой встречи представители власти ожидали изменения оперативной обстановки к лучшему. Этого не произошло.
Второе возможное объяснение состоит в том, что к серьёзным переговорам с салафитами Магомедсалам Магомедов не готов. Он сделал некоторый символический жест, который, по его представлению, мог бы снизить градус напряжения в республике, но дальше идти не намерен.
Начатый диалог власти с лидерами салафитских общин повис в воздухе. Это способствует ещё большему разочарованию и ожесточению этой части верующих.
Правозащитный центр «Мемориал» уверен, что военных методов и экономических мер недостаточно для решения проблемы терроризма и незаконной вооружённой деятельности. Чтобы молодёжь не уходила «в лес», привлечённая лозунгами экстремистов, нужно сделать государство справедливым. На Северном Кавказе, как нигде, важны эффективность государственной власти и верховенство права, – ведь здесь, в отличие от немусульманских регионов России, в умах жителей есть альтернативная концепция государственности, построенная на исламских догматах. Когда милиционер, избивший женщину, становится главой администрации, а против родителей покалеченного ребенка возбуждают уголовное дело; когда рядом с неказистыми полубезработными посёлками на побережье Каспия чиновники возводят дворцы, многим кажется, что светское государство – средоточие несправедливости и порока. Экстремисты подсказывают выход – Халифат и джихад.
Напряжение между представителями суфистского и салафитского течений ислама в Дагестане усугубляется тем, что в этом конфликте власть не выступает нейтральным арбитром, а поддерживает одну сторону. Круг замыкается – дискриминация приводит к большей радикализации, действия боевиков ожесточают сотрудников милиции, которые совершают преступления против фундаменталистов.
