«Проникновенье наше по планете особенно заметно вдалеке. В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке», — писал Высоцкий. В ночь с 10 на 11 мая вся Европа поимела счастливую возможность насладиться русской речью, великой и могучей, перекочевавшей из резервации общественных туалетов в международный телеэфир. Кто-то, быть может, решил, что в переводе с русского эти слова означают: «Россия, виват!» И был по-своему прав: в современном контексте они именно это и означают, ибо все чаще употребляются россиянами в дни выдающихся свершений и побед…

Русский юноша Алексей Воробьев одолел полуфинал конкурса «Евровидение» и прошел в его финал. Ура! Отечество, ликуй! Впрочем, раньше Отечества, приникшего к телеэкранам, возликовал сам победитель. Да так, будто он не в финал «Евровидения» вышел, а в одиночку взял Берлин! Услышав после томительного ожидания итогов голосования заветное слово «Россия», наш участник впал в экстаз и, наскакивая на камеру, снимавшую реакцию счастливчика, начал орать прямо в нее: «Это Россия, б…ь! Иди сюда, б…ь! Смотри в глаза, б…ь!» В прямом эфире Первого канала победный спич молодого таланта заглушили радостные крики комментаторов. А вот публика в других странах, включая наши бывшие советские, насладилась сполна. А потом еще некоторые российские газеты умиленно описали разговор сына с папой по «Скайпу»: мол, папа, я пока ждал результатов, вспомнил столько матерных слов, что тебе и не снилось!

Новая патриотическая традиция, однако! Ирина Роднина, стоя на пьедестале почета, плакала под гимн Советского Союза, и эти слезы вошли в историю советских спортивных достижений. Пришли иные времена. И мы хотим всем рекордам иные — звонкие — дать имена.

В новейшую историю российских побед уже вошло энергичное емкое слово из трех букв, сопровожденное интернациональным жестом, в исполнении футболиста Евсеева. Не менее ярко выступила и наша молодежная хоккейная сборная после своей победы — ребятишки с клюшками, подобно сегодняшнему триумфатору Алексею Воробьеву, наскакивали на камеру и выкрикивали известные им экспрессивные выражения.

Потом, когда ледовую дружину чествовали в программе «Пусть говорят», кто-то из ревнителей нравственности попробовал было попенять отчаянным парням на лексическую невоздержанность, но истинные патриоты, также пришедшие в студию, заклеймили пуристов позором — мол, нечего к таким пустякам цепляться! Сами на подвиги не способны — сидите тихо! А как еще наши геройские пацаны могли выразить свой победный восторг и гордость за принадлежность к великой державе, если не обращением к ее исконному средству — мату, который в таких ситуациях становится самым мощным патриотическим высказыванием, близким и понятным любому истинно русскому человеку.

В защиту этого же средства выступает и наиглавнейший российский патриот Никита Михалков, заявивший в недавнем выпуске ток-шоу «Прямой эфир», что-де войны без мата не бывает, а значит, и в фильмах о войне без него никак не обойтись.

А ведь обходились как-то прежде — и ничего! И правда жизни совершенно не страдала от соприкосновения с законами искусства. Возьмем «Белорусский вокзал», к примеру, великий фильм о великой войне, вновь показанный по ТВ в День Победы. Трудно предположить, что ветераны, встретившись после долгой разлуки, не позволили бы себе крепкого словца, характерного для десятого десантного батальона, прошедшего огонь смертельный. В жизни — позволили бы, конечно. Но в кино им не позволил этого режиссер Андрей Смирнов, выбравший иные выразительные средства.

Да и ни один настоящий ветеран, сколько себя помню, никогда в публичном мирном пространстве ненормативной лексикой не злоупотреблял. А многие бы могли, сполна нахлебавшись благодарности родного Отечества за беспримерный ратный подвиг. «Каждое 9 мая страна чествует своих спасителей и героев», — с чувством вещала Екатерина Андреева в праздничном выпуске программы «Время», представляя репортажи «об атмосфере великого праздника, который приближали, как могли, и который всегда отмечаем со слезами на глазах».

Сюжет о 83-летнем ветеране Василии Засорине из Воронежской области в праздничную атмосферу не вписался, поэтому его показали в программе «Время» пару дней спустя. Со слезами на глазах ветеран поведал, что отправил все свои боевые ордена лично Путину, рассказав в сопроводительном письме о своих многолетних мытарствах в ветхом домишке. «Приходится мыть его в детском бассейне посреди комнаты, предварительно натаскав дров и протопив печь», — свидетельствует пожилая дочь. А всего-то и просил герой войны сделать в доме скромный ремонт и провести воду с газом. После обращения к Путину местные бюрократы забегали, хотя перед телекамерой своей вины не признают, талдычат как заведенные: «Данная жилплощадь соответствует действующим нормативам и аварийной не считается». А пенсионер плачет, но ни одного бранного слова не вылетает из его скорбных уст. Тут уж у нас, зрителей, мата не хватает — особенно на фоне официальной трескотни о великой благодарности потомков и ритуальных георгиевских ленточек, украсивших в торжественные дни не только богатые авто «потомков» и лацканы чиновничьих пиджаков, но и кабинки общественных туалетов, установленных в каком-то из российских городов (это фото, размещенное в Интернете, вызвало реакцию «поэкспрессивнее», чем у победителя полуфинала «Евровидения» Алексея Воробьева).

Но все же если б даже бойцы, вспоминая минувшие дни, порой пропускали пару-другую крепких слов, это было б, по крайней мере, понятно и простительно. Когда ж это делает «правнук Победы», у которого молоко на губах не обсохло, представитель так называемой творческой элиты, моя зрительская радость от его нанопобеды как-то меркнет. Не говоря уже о патриотической гордости за страну, родившую такого «выдающегося» сына. К тому же употребленное им трижды слово иные переводчики, слабо знакомые с тонкостями русской речи, могли истолковать не как междометие, а как обращение. Совсем нехорошо получается: «Россия, б…ь»?