Василий Васильевич Смирнов, начальник главного организационно-мобилизационного управления Генерального штаба Вооруженных сил РФ, всегда говорит очень правильные вещи.

Я бы сказала, его высказывания безукоризненно политкорректны.

Даже в самых сложных случаях — когда, например, речь шла о призыве в армию ранее судимых юнцов (со снятой, разумеется, судимостью — и рада вам сообщить, что Министерство обороны отказалось в итоге от этой идеи), г-н Смирнов говорил по-своему безупречные слова: «Я бы не осуждал, а дал возможность таким людям исправиться путем исполнения своего конституционного долга».

И сейчас, когда общественность горячо обсуждает его послание о «скрипаче и комбайнере», придраться к риторической части самого высказывания чрезвычайно трудно. «Мы подходим к призыву талантливых музыкантов, артистов и спортсменов так же, как и к призыву талантливых комбайнеров, — сказал Василий Васильевич, — все равны перед Конституцией и законом».

Золотые слова.

От слов г-на Смирнова веет стародавним жестким покоем — как будто нас опрокинули лет на двадцать пять назад. Как будто за его спиной — старая добрая пропагандистская машина, мощная и слащавая идеологическая система с моральным кодексом строителя коммунизма, с той великой социальной игрой в общественный договор (уговор), без которой никакое государство не строится и не стоит. И вот в нашей-то сиротской стране, где общего договора никакого нет, и каждый-то за себя, и каждый поодиночке, и про комбайнеров все давно забыли, так приятно столкнуться с честным, старомодным, советским фарисейством.

Даже несколько неожиданная постановка вопроса (приходится объяснять Василию Васильевичу, а заодно и себе, почему талантливый музыкант может более нуждаться в попущении и снисхождении, чем талантливый комбайнер) отсылает к советскому, крепкому межсословному конфликту. Очень традиционному, целенаправленно перевернутому с ног на голову. Первый приходящий на ум пример — любимая мной история про дочку Евгения Шварца, которая, будучи совсем маленькой, как-то плясала перед знакомыми детьми и пела: «А мой папа-то писатель, ну а ваш-то не писатель». Бедный великий Шварц испугался неприятностей. Размышления его складывались следующим образом: могут спросить, отчего это ваша девочка хвастается? Значит, и в семье пренебрежительное отношение к людям простого труда? А я мог бы ответить: просто хорошо относится к отцу, может быть, даже гордится. Что тут такого? А если б она приговаривала: «А мой папа-то шахтер, ну а ваш-то не шахтер», это ведь было бы нормально и даже мило? И сам себя писатель Шварц обрывал — нет тут никакого сравнения. Любая марья иванна из комиссии Литфонда сразу бы закричала: «Как вы можете сравнивать! Величие шахтерского труда…» Тут, конечно, искажение, замещение реального конфликта мифологическим; настоящая же разница между шахтерским и писательским трудом никоим образом и никогда не обговаривалась.

Г-н Смирнов очень по-советски столкнул лбами скрипача и комбайнера, создавая уже новую, российскую сказку, и Бог с ним; тему мифотворчества уж можно было бы и закрыть. Но в обсуждениях (а обсуждают, повторюсь, это высказывание Василия Васильевича много и горячо) тема равенства популярна: «Да, музыканту в армии совершенно нечего делать, его в толчок загонят с зубной щеткой, но все же делать из студентов консерватории касту браминов, к которым не подступиться, тоже неправильно».

«Почему, действительно, должны служить только парни из села, а эти выучатся на наши налоги и все равно за границу уедут!»

Ну хорошо, давайте попробуем сообразить, почему не надо забирать в армию талантливых музыкантов. Не только потому, что у артиста тонкая душевная организация и ему будет особенно неприятно, когда его возьмутся бить в солдатском сортире. Предполагаю, что комбайнеру это будет столь же неприятно.

Дело в другом. Однажды в известнейшем глянцевом журнале была напечатана удивительная по своей наивной правдивости фраза: «Богатым стать трудно, а быть легко; а бедным стать легко, а быть — трудно». Вот что-то в этом роде происходит и с музыкантами, и с комбайнерами. Количество труда, затраченного на то, чтобы стать подающим надежды «молодым исполнителем», чрезвычайно велико. Год без инструмента или без регулярных упражнений (для балетного, скажем, танцовщика) аннигилирует этот колоссальный труд. Г-н Смирнов предлагает устроить коллективную растрату времени и труда.

А если мы привлечем советскую риторику, столь милую Василию Васильевичу, то получится следующая словесная конструкция: «Государство потратило средства и силы, чтобы выучить молодого музыканта, и было бы антигосударственно…»

Неловкая фраза — в приложении к сегодняшнему дню, и в этой неловкости вся разгадка и слов, и поступков г-на Смирнова.

Нет в нашей стране никакого общего государственного дела.

Есть дела корпоративные. У Василия Васильевича призыв. Какое ему дело, что молодого мелодиста уже призвал, так сказать, к священной жертве Аполлон. Г-н Смирнов его по новой призовет.

У него план, «норма на призывную кампанию».

Бесконечная корпоративная раздробленность, сладкий конфликт чиновничьих интересов, невозможность даже представить себе, что может быть общая государственная задача, приводят к самым потешным результатам. Этой же весной военкоматы принялись за аспирантов — «в рамках правового поля», конечно. «Повестки уже получили аспиранты Москвы, Санкт-Петербурга, Самары, Омска, Ульяновской области и других городов России», — это цитата из обращения (три тысячи подписей), которое координаторы движения «Аспиранты России» послали г-ну Медведеву, Верховному главнокомандующему, в Кремль. Жалуются на несправедливость — отсрочка подтверждается только в том случае, если у института есть аккредитация на образовательные программы послевузовского образования; меж тем ни один университет или институт страны аккредитации этой пока не имеет. А Министерству обороны «неинтересны причины нерасторопности Министерства образования и науки». Ну и что делают аспиранты — помимо того, что пишут письма главнокомандующему? Пребывают в бесконечных рассуждениях, куда бы им уехать, — вот что они еще делают.

А что делает главнокомандующий? Занят идеей Великой Модернизации, как известно.

А Василий Васильевич Смирнов занят весенним призывом.

И никакого общего государственного дела у этих достойнейших людей нет.