Этой рецензией мы хотим обратить внимание наших читателей на тот любопытный факт, что современная русская поэзия в наше не очень поэтическое время, как ни странно, достигла больших высот.

Нынешний сборник Бахыта Кенжеева является литературным событием, сравнимым с выходом последних книг Людмилы Улицкой, тем не менее за пределами поэтического сообщества почти никто об этой книге не слышал. И хотя сейчас издатели любят делать «немые» книжки, имеет смысл вспомнить, что к сборнику Кенжеева 2000 года послесловие написал сам Сергей Аверинцев, говоривший о «неповторимой мягкости» кенжеевской лирики, и в той же книге знаменитый филолог, академик Вячеслав Вс. Иванов сравнивал Кенжеева с Арсением Тарковским и очень точно заметил, что его стихи «написаны с оглядкой на стерегущих ангелов».

Несколько биографических строк. Родился в 1950 году в Казахстане, в раннем детстве переехал с родителями в Москву. Закончил химфак МГУ, стихи начал писать рано, в конце 1960-х годов. С 1982 года живет в Канаде. Последние 15–20 лет часто бывает в России и Казахстане, называет Назарбаева «просвещенным тираном» и утверждает, что Алматы как город не хуже Москвы.

Повторим, трудно заниматься поэзией в насквозь прагматическое время, а может быть, наоборот, легко — и в этом секрет ее взлета в последние годы. Потому что, как сказал мне однажды Бахыт Кенжеев, «в основе поэтического творчества лежит идея служения Господу Богу… Вот мы сидим, водку пьем, где-то ходят бабы и бегают детки. Но в реальности есть что-то, что выше нас, гораздо. Это искусство, литература… И без этого у нас была бы «республика» Платона, в которой все бы друг друга резали и ели».

Не так давно один весьма успешный телесценарист спросил, какова мотивация художественного творчества? Сначала я растерялся, а потом вспомнил слова Бахыта: «Красиво, старик. Красиво… Ты написал стишок, и ты чувствуешь себя богом, ты летаешь над планетой. И тебе не нужно ничего. Ты, по крайней мере, на два месяца абсолютно счастлив…».

В переходе темном поет, собирает монетки на опохмел. Мимо бредет человечество, нация без отечества, А над ним Христос, а под ним — могилы до самого центра земли. Сердце еще колотится, ландышем горьким лечится, В кепке мелочь с орлом ощипанным, полтинники да рубли. Procul este, profani. В смысле — прочь посторонние. Как для камня нет бороны, так для гибели нет иронии (всю-то ночь радела, гасила в прихожей свет), но для музыки нет предела, и даже смерти нет.