1 июня 1971 года советская власть сделала очередную глупость: разогнала маленькую группку хиппи, собравшихся на Пушкинской площади отметить Всемирный день защиты детей. С тех пор каждый год в первый день июня дети-цветы собираются на огромной лужайке в парке Царицына. Социализм меняется на капитализм, в кронах огромных парковых деревьев шумят ветры истории, по пустынным дорожкам бродит тень несчастного гения Баженова, за решеткой с золотыми орлами тарахтит и вопит большой и глупый мир, а они все собираются и собираются. В этот раз юбилей — 40 лет со дня первого сбора первых хиппи.
Огромная лужайка заполнена пестрыми людьми. Их сотни и сотни. Между ними с блаженной улыбкой гуляет высокий человек с длинными волосами и в широкополой шляпе. В руках у него самодельный белоснежный флаг с красным сердцем. Он ходит часами между людьми, помахивая флагом, счастливый своей судьбой и миссией. Ему никто этого не поручал, он сам за себя решил, что на царицынском лугу — этот луг — брат парка Золотые Врата в Сан-Франциско и племянник того самого поля под Вудстоком — должен быть кто-то, кто высоко поднимет знамя любви. И он его поднимает, высокий и немножко пьяный знаменосец-хиппи.
Олдовые хиппи, помнящие «Пушку» семидесятых, тесной дружеской компанией сидят в тени деревьев. Это люди с седыми волосами и в голубой джинсе, стильно украшенной пасификами. Из уст в уста передается весть о том, что вот тот — вон тот, смотрите, вон тот! — это знаменитый Сеня Скорпион, один из первых советских хиппи, 40 лет назад бывший на первом празднестве в День детей, так грубо и нетактично разогнанном милицией. В те годы он работал натурщиком — чтобы милиция не считала его тунеядцем. Сейчас этот седой человек с умиротворенной улыбкой деда смотрит на тысячу своих внуков. Где та милиция, что когда-то крутила ему руки? Где те люди в штатском с остекленевшими глазами, задававшие идиотские вопросы в 108-м отделении милиции? Где советская власть, посягавшая на джинсы, длинные волосы и рок-н-ролл? Всех их нет, а живой, веселый, счастливый, пестрый, исполненный легкости и любви прекрасный народ детей-цветов вот он, здесь.
Люди все прибывают. А я и не знал, что в Москве так много людей знают радость оранжевых бочковатых штанов! Они идут, жонглируя мягкими шариками, с гитарами, висящими за плечами и подобными крыльям, в бесформенных ярких шапках ямайских растаманов — Боб Марли, мы не забыли твой реггей! — в желтых майках с красными разводами, в длинных сарафанах цветов радуги, в коротеньких джинсовых шортиках, с красными точками между бровей, с бусами и браслетами, босые, босые, босые. Пятьсот человек на лугу, восемьсот, девятьсот — и вот он, всероссийский рекорд! — тыща человек, и ни слова мата! Ни слова мата, мерзкого, как сгусток нечистой слюны, которой недоучки захаркали все пространство, ни капли агрессии, ни одного острого жеста или грубого движения. Кто еще где-нибудь когда-нибудь видел столько мирных и счастливых людей в одном месте, напишите мне, я приеду в это место.
Музыка волнами ходит по царицынскому лугу. На пледе, брошенном на траву, сидят трое, до боли напоминающие Grateful Dead. Три гитары, усилитель, ноутбук с записанной партией ударных и тетрадки с нотами. Их лидер в пончо и коричневой фетровой шляпе. Они играют музыку, которая звучит как привет из середины шестидесятых, этот рок, еще не свалившийся в агрессию Led Zeppelin, еще не набрякший тяжестью Deep Purple. У соло-гитариста черно-белая гитара, расцветкой и формой точно повторяющая знаменитый Фендер Старотастер. Дальше, у леса, стоит стул, на траве лежит гитара и рядом с ней барабан на ножке. Играть может каждый, и музыканты попеременно садятся на стул, но вот в броуновском движении длинноволосых людей с пасификами, бусами и мулечками двое находят друг друга. Человек в пестрой рубашке, художественно расстегнутой на груди, берет гитару и легкими и одновременно властными движениями мастера касается струн. На лице у него написано, что он знает себе цену. Высокий тощий ударник, голый по пояс, в кедах и черных шортах, одной палочкой играет на барабане, а другой работает по металлическому ободку, ведя партию тарелок. Как они импровизируют! Этот густой звук гитары, этот ее хрип, это витание звука в небесном пространстве завораживают круг людей. Девушка не выдерживает и начинает истово петь вместе с ними.
У этого народа нет газет, которые оповещали бы о событии, но есть живая словесная почта, и она работает уже 40 лет. Никто ничего не организовывает на царицынском лугу. Ничего и не надо организовывать, надо просто прийти с пакетом сока или красного вина и жить. Никому и в голову не приходит начинать праздник вступительной речью о значении момента или готовить программу. Живой хаос и есть программа. Кто этого не понимает, те могут вступать в какую-нибудь партию и маршировать в позиции или оппозиции. Здесь, на зеленом лугу с тысячью босых людей, о таких вещах даже думать страшно.
Двое сидят напротив друг друга, один в черном, другой в белом, и с утра до вечера играют в карты.
По диагонали пересекает луг девушка в маленьком черном платье и в туфлях на высоких каблуках. Другая лежит в купальнике на зеленой траве, и красный лак на пальцах ее ног еще на градус поднимает цветовую температуру пространства.
Установив на траву кальян, веселый кружок курит, не знаю что. Рядом с громом тамтамов, подставив голое брюхо солнцу, счастливым детским сном спит человек. О нем ничего нельзя сказать, кроме того, что он человек. Ну и пусть спит.
Черный бородатый мужчина, голый по пояс, стоит в толпе со скрипкой в руках. У него лицо, как будто он сейчас сыграет нечто такое — ну такое! ну прямо такое-такое-такое! — что окончательно и бесповоротно изменит мир и превратит его из зверинца в распускающийся цветок лотоса. Но он все никак не начинает.
Кружок девушек выставил табличку с цветными, раскрашенными от руки буквами: «Заплетаем косички!» И правда, заплетают. Я вот думаю, не заплести ли мне косичку? Все-таки заманчиво иметь косичку! Если я не буду стричься еще год, до следующего Дня детей, то обязательно заплету.
В центре луга растут три сосны. На них висят бумажки с объявлениями о концертах групп с неведомыми никому названиями. Висит объявление, написанное от руки: «Пропала герла Белка (Юля). Дзинь» — и номер телефона. Стоит седой волшебник во всем черном, в остроугольной шляпе, с серебряными цепями на груди, а у ног его картонка, обещающая экспресс-анализ жизненной ситуации. Подходят двое юных, радикальных, похожих, как братья, переглядываются: «И тут торговля!» — и уходят в гущу праздника, пахнущую запахом благовоний.
Если сменить ракурс и посмотреть на луг с некоторого удаления, то увидишь огромную яркую толпу, над которой парят шары, летают мячи и висит неумолчный ритмичный звук. Сотни ладоней неостановимо работают над белой тугой кожей бонгов и тамтамов. Звук сгущается. Это двадцать или тридцать бонгов собрались в круг и начали свою долгую тантрическую работу. Человек в оранжевом одеянии с манжетами и рюшами сидит верхом на уложенном в траву огромном бонге, и ладони его вибрируют. Другой, с мускулистым телом спортсмена, голый по пояс, с рунами, нарисованными на плече, с большим хоккейным наколенником на левой ноге, в черных мешковатых штанах до колен, с хайром и бородкой, вздевает тамтам и мелко работает по нему деревянной палочкой. Иногда из круга танцующих девушек к нему вылетает худая и гибкая, забрасывает ему руки на шею, и они целуются.
Девушки танцуют под мерный рокот барабанов. Все они босые. Простая мелодия без начала и конца длится вечно. Длинные распущенные волосы летят назад при резком движении головы. Одна делает сильное движение плечами и шеей, и ее голова с подведенными зелеными глазами вдруг превращается в голову змеи, и из ее застывших в экстазе глаз пронзительно глядит то ли вечная Индия, то ли Древний Египет. Другая, с куском желтой ткани на груди, взмывает вверх так, что становятся видны все ее ребра и мастерски вжатый, уходящий к позвоночнику живот. Седая женщина в белой шляпке чеховского дачника, с цветными браслетами на руках, в кроссовках Nike, видными под длинной цветастой юбкой, не выдерживает и присоединяется к ним.
P.S. По данным «Новой», мирный сбор хиппи к вечеру был разогнан московской полицией. Чтобы собравшиеся быстрее покинули парк, полиция использовала газ. Все закончилось без происшествий и задержаний.
