Денег в России сегодня, благодаря ценам на нефть и газ, вроде бы больше, чем в бедной ресурсами и охваченной валютным кризисом Европе. Талантливых ученых тоже не занимать, особенно если еще собрать рассеянных по миру. Остается то самое нечто, без которого первые два условия не работают. В попытке уцепить это «нечто» и высадился в Бельгии Виктор Вексельберг (в ипостаси президента Фонда «Сколково») в сопровождении внушительной команды. Они побывали в технопарках, связанных с тремя крупнейшими университетами Бельгии. Олигарха приняли наследный принц Филипп и глава правительства Ив Летерм.

Марк Вар, ректор Католического университета Лёвена, одного из старейших вузов Европы (1425 г.), встречал гостей из России с большим почтением. В приветствии, отмечая роль России, он перечислил десяток великих русских имен, обогативших европейскую культуру и науку. Правда, почти все они из ХIХ века…

В маленьком старинном Лёвене живут и работают около шести тысяч научных сотрудников и преподавателей. Это часть мощного научного треугольника Эйндховен–Лёвен–Ахен, объединяющего университеты и технопарки соседних городов Нидерландов, Бельгии и Германии. Ученые перемещаются не только по этому треугольнику. Многие работали в Америке, откуда привезли и внедрили на европейской почве тамошнюю модель соединения науки с бизнесом.

— В Европе своя специфика, — рассказал профессор Мартейн, десяток лет проработавший в Кремниевой долине Калифорнии. — Здесь по традиции профессор считает своим делом заниматься только наукой, а бизнес и деньги — это что-то из совсем другой сферы.

Сам Мартейн основал уже шесть успешных стартапов, каждый раз продавая их на бирже и начиная новые. В Лёвене внедряется американская модель с поправками на европейские особенности. А они — в более весомой роли государства в финансировании науки. Для университета Лёвена государство — это региональное правительство Фландрии. Его доля составляет около половины бюджета университета. С 1995 года новую модель закрепил специальным законом парламент Фландрии.

По фламандскому закону право на интеллектуальную собственность, созданную в университете, принадлежит университету. Не государству и не ученым. Когда из этих знаний получаются успешные «дочки» университета, ученые получают долю доходов. При этом не в обиде и те, кто занимается фундаментальными исследованиями. Важное звено университета — отдел передачи технологий. Ученый-физик сам не заключает договоров с «Сименсом», а микробиолог — с «Джонсон и Джонсон».

Университет Лёвена похвастался перед гостями своим первым стартапом LMS, который за 20 лет превратился в транснациональную компанию с 11 центрами научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР) в Европе, Америке и Азии. Его специализация — механотроника, дизайн. Его софтами нарисованы «Боинги» и «Эрбасы», автомобиль «Тойота Приус», мобильные телефоны и другие гаджеты мировых брендов. Девиз предприятия — опередить время. То есть в региональных центрах определить, что клиентам нужно завтра, а в университетах — распознать талант задолго до диплома. Не менее четверти бюджета вкладывается в инновации.

Региональный представитель LMS по России Джино Ван Ден Дрис рассказал, что фирма стремится расширить свой рынок в нашей стране, поддерживает контакты со многими предприятиями. В их числе «Сухой», «Ильюшин», «Сатурн» и даже АвтоВАЗ. Пока не очень ясно, чем LMS может помочь «Сколково», которое само претендует на роль инновационного узла.

Другой стартап ученых Лёвена, исследовательский центр IMEC, создан в 1984 году как некоммерческая организация. Правительство Фландрии вложило в него эквивалент 62 млн евро. Сейчас это один из ведущих мировых исследовательских центров в области наноэлектроники. Его годовой бюджет — 275 млн евро, из которых только 44 млн — грант правительства Фландрии. IMEC сотрудничает с мировыми лидерами в области IT, медицинского оборудования, энергетики.

Особенно много внимания — «науке для жизни». Впечатляют миниатюрные и потребляющие совсем мало энергии устройства диагностики и терапии, которые прикрепляются к телу человека или вживляются. Или мини-чипы, позволяющие вторгаться в работу головного мозга.

Технопарки развиваются не только в продвинутой Фландрии, но и в депрессивной Валлонии.

Биопарк Свободного Брюссельского университета образовался в 1999 году. Половину бюджета дает региональное правительство Валлонии, четверть — университет, который, в свою очередь, финансируется из бюджета Брюссельского столичного региона. Остальное — инвестиции частной компании GSK Biological. Она имеет свой интерес: присутствовать в научной среде, вербовать таланты. Специализация биопарка — иммунология, вакцины, трансплантация органов. Он связан с университетом, фармацевтическими фирмами, больницами.

Директор биопарка Пьер Мараж сказал, что самым трудным на первых порах было заставить инвесторов принять тот факт, что ученым нужна полная свобода для исследований. Надо убедить компанию-инвестора принять модель, в которой ученый свободен. Как только проект утвержден и получил деньги, в работу ученого никто не вмешивается.

Спрашиваю Виктора Вексельберга о впечатлениях.

«Первая эмоциональная реакция: мы отстали очень сильно. Но когда начинаешь погружаться и понимаешь, что нужно сделать и как, появляется уверенность, что можем».

Уверенность уверенностью, но тень сомнения остается: «Успех будет зависеть от того, насколько в проект «Сколково» поверят рядовые ученые и студенты. Если они увидят, что наши слова не расходятся с делом, обещания реализуются, ученые получают нормальные условия для исследовательской работы — а это и свобода, и защита интеллектуальной собствен¬ности, — тогда у нас все получится».

Вексельберг с торжеством отмечает, что его встречи в Бельгии «рассеяли иллюзию о ведущей роли частного капитала в научных разработках». Такие проекты можно выполнить «только при очень серьезной поддержке как крупных компаний, так и государственных структур».

Вникая в схему организации биопарка Шарлеруа, покровитель «Сколково» сосредоточивался на том, что в российских условиях, по его словам, главное — понять, кто босс. Чьи приказы должны выполняться и с кого спрашивать. Значит, опять вертикаль? Нет, ее не должно быть, не очень уверенно возражает он. Модель управления исследовательской деятельностью предполагает широкие полномочия ученых: «Нам обязательно надо прийти к такой модели и хотя бы в этом проекте избежать традиционной вертикали».

Специалистов, которые с ним приехали, впечатлили количество стартапов на таком маленьком кусочке земли и объем привлекаемых средств. И еще в университете Лёвена им подали на ланч — как иллюстрацию — порезанную кусочками пиццу. В ней много разных ингредиентов, но чтобы получилась пицца, нужен человек, который умеет ее готовить.

— Мы уже более или менее понимаем, что хотим получить, но еще не совсем понимаем, как это сделать, — сказал про проект «Сколково» советник президента Фонда, ядерщик Александр Фертман. — Главная проблема — в головах. Мы сами не верим, что это возможно. Столько раз люди получали по рукам, что у многих руки опустились.

С самого начала в основе идеологии «Сколково» — матричная структура: функции, кластеры, а сверху — финансы. Но она, по словам моих собеседников, наталкивается на стремление развернуть матрицу в вертикаль.

— В России, как ни строй, получается вертикаль. Как тот пулемет из анекдота, — шутит Фертман.

Кроме чисто экономических рисков в России много других, связанных с бюрократией, наследственно-коррупционными отношениями. Стоит задача формирования спроса, квалифицированного и платежеспособного заказчика.

Для этого надо развивать страну, а не только парниковые «города будущего».