Новый текст прозаика, кавалера «Букера» и «Большой книги», вышел всего через год после мощного, тщательно простроенного, отточенного по словам романа «Перс». Год для хорошей прозы — короткая пауза. Честно говоря, оно и сказалось.

Герой «Математика» Максим Покровский — эмигрант 1992 года. Лауреат премии Филдса. Гениальный ученый, собственно. Из России, из распавшейся семьи, «где была нехватка любви», из полураспавшегося МГУ, из ощеренной шоковой терапией Москвы Максим вывез абсолютно сохранный, блестящий интеллект. И какую-то дикую дырку внутри, глубже интеллекта. Отчего пожизненному профессору Принстона и не живется.

Опыт Максима — та дикая смесь, которая только русскому человеку рубежа XX и XXI века, кажется, в ощущении и дана. Разварная картошка в белорусском Доме колхозника — и кампус Стэнфорда, доставка пиццы в Сан-Франциско, мелкий криминал городского дна, пестрый биоценоз новейшей эмиграции. Полуоставленные дети, забытая в Долгопрудном мать (а забывать ее, по-хорошему, нельзя: попивает после развода) — и упорное возвращение к почти федоровской идее воскрешения предков…

Потом в роман вламывается тема Тянь-Шаня, мелькают Блаватская и Алистер Кроули, полноправными персонажами становятся легендарные советские альпинисты 1930–1940-х братья Абалаковы (хроника их попытки восхождения на Хан-Тенгри в «Математике» не менее подробна, чем хроника плавания Татаринова в «Двух капитанах»).

И, собственно, ничто не дает и не даст Максиму Покровскому покоя, кроме возвращения в Долгопрудный — в двухкомнатную квартиру с продавленной тахтой и старым ковром. В родительский дом. К матери.

Но Александр Иличевский — слишком умный и глубокий прозаик для того, чтобы счесть финал «Математика» нравоучительной аллегорией.

Книга кажется коллажем записных книжек разных стран и времен. Зато дает еще один информационный повод сообщить печатно: читайте книгу Иличевского годичной давности, 650-страничный роман «Перс» — с его мощным дыханием Апшерона и Каспия, клинически точными, подробно выписанными картинами Баку, переставшего быть «открытым городом» инженеров и нефтяников.

И с главной внутренней темой: нашими отношениями с нашей по праву наследия землей «одной шестой», которую мы почти оставили. Но не оглядываться не можем.