СюжетыОбщество

Приехали духовно отдохнувшими

Смейтесь, сколько влезет, но мы, нигде не бывавши, все равно возьмемся утверждать, что именно Иерусалим — самый красивый город в мире

Этот материал вышел в номере № 79 от 22 июля 2011 года
Читать
В апреле Аннушка вышла замуж — ура и ах. Ура, потому что практически по любви с первого взгляда, ах — потому что за тридевять земель, на далекую Иерусалимщину. По давнишнему уговору свадьбу Аннушкину не смеет снимать никто, кроме нас. Ну...

В апреле Аннушка вышла замуж — ура и ах. Ура, потому что практически по любви с первого взгляда, ах — потому что за тридевять земель, на далекую Иерусалимщину.

По давнишнему уговору свадьбу Аннушкину не смеет снимать никто, кроме нас. Ну кто, кто снимет ее лучше нас? Да никто. Вот сели в самолет и поехали за тридевять земель.

…надобно сказать, Бочарова последний раз летала в самолете лет семь назад, а я — так и вовсе двадцать. За границей Бочарова была только на Украине, а я в Белоруссии, и на море-то в последний раз ездил лет пятнадцать тому. Руку на сердце положа, ну что мне лично на море делать? Плавать не умею, загорать не понимаю, вина не пью, мяса не ем; прийти в гостиничный номер и удавиться на чистом полотенце? Да гори оно огнем…

…Весною завели по работе в люксовые номера санатория «Снежка». Ну что сказать? Симпатичная комнатка 4х5, пара диванов, то-сё. Только устроены эти люксы аккурат посреди санатория: с одной стороны детский корпус, с другой — пенсионеры; даже в догонялки меж деревьев посреди ночи в трусах не побегать. Заведующая говорит: а они тут до шести человек приезжают и живут.

— И почем? — спрашиваем.

— По три пятьсот сутки.

— Нормально, — говорим, — три пятьсот на шестерых, по-божески.

— Не-е, три пятьсот с каждого.

Тут, конечно, стали в голове калькулировать.

— То есть по сто пятнадцать долларов на лицо? Эка… за такие деньги можно в Египте пять звезд оторвать, олл инклюзив.

— Тю, — заведующая отвечает, — да что в этом Египте проку, кроме моря?! А у нас лечебные грязи — раз, культурная программа — два.

— И что входит в культурную программу?

— Ну, в пять часов они у нас поют. Кто поет? Отдыхающие и поют, под гармошку.

— О-бал-деть…

— В девятнадцать двадцать пять у них кинофильм, каждый день.

— Так-так-так…

— А в девять — танцы!

— Ну тогда, — говорим, — понятно, тогда нет вопросов… А много ли желающих на люкс?

— Да вот сейчас лето начнется, отбоя не будет…

…Короче, сели в самолет Ил-86 и поехали. Дело, нужно сказать, происходит за три недели до Пасхи, и в мозгу вихляется бесконечной наглости помысел: а вдруг — всё? Вдруг мы этим постом достигли своего душевного максимума, и свадьба — только способ усадить нас в самолет вместе с такими же готовыми к изъятию? Потому что самолеты — они же из железа, и весят бесконечные тонны, и как они вообще цепляются за воздух своими дребезжащими крылышками, до конца не знает никто, даже конструкторы Илюшин, Туполев и Боинг, и поэтому, Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй… И взлетели, но губами шевелили еще сколько-то времени, для надежности, да и просто по привычке. А еще на воздушных ямках, а еще при посадке, а еще когда пальмы увидали посреди апреля и толпы людей в смешных кипах на темечке — нужно же как-то восхищаться, а потом, уже ближе к ночи, когда иерусалимский таксист надул нас на десять шекелей и высадил за километр от отеля — надо же как-то возмущаться.

Смейтесь, сколько влезет, но мы, нигде не бывавши, все равно возьмемся утверждать, что именно Иерусалим — самый красивый город в мире. У них там двадцать восемь лет подряд был несменный мэр, нынче покойный, и все говорят о нем исключительно в почтительных тонах. Мудрый человек провел городской закон, согласно которому дома можно облицовывать исключительно иерусалимским камнем — бежевым известняком. А несколько тысяч лет до того Иерусалим из иерусалимского камня строился безо всяких законов — а из чего еще строиться, если он на иерусалимском камне стоит? Кроме того, нельзя возводить здания выше купола мечети, стоящей на месте разрушенного Храма. Кроме того, архитекторы на Иерусалимщине — люди без затей, но нежные, и дома у них выходят простые, красивые, не похожие друг на друга, но при этом все в одном ключе. Наверное, именно по всем этим причинам в огромном городе мы повстречали лишь парочку застенчивых граффити — даже у пубертатных страдальцев не подымается рука на бежевые стены.

…Прямо-таки не знаю, что бы случилось с архитектором Лобановым, попади он в Иерусалим. Наверное, бегал бы по улицам, хватал прохожих за рукава и кричал: «Вы что здесь, вообще все дураки?! Да кто ж так строит?!» Потом добежал бы до арабского квартала и успокоился. Арабские кварталы сделаны из некрашеного бетона, аккуратные такие кубики почти без окон…

Целый день возил нас по знаковым местам сионист Сева, выгнанный из Гарварда за антиарабскую агитацию.

Мы стояли на Елеонской горе, под нами, куда взгляд ни кинь, расстилалось многотысячелетнее еврейское кладбище, напротив, на Храмовой горе, под стенами Старого города, жались друг к другу мусульманские могилы.

— Видите?! — восклицал атеист Сева. — На этом склоне иудеи ждут прихода мессии — по пророчеству, он должен спуститься с горы, а за ним будут вставать и идти воскресшие… он въедет в город через Золотые ворота на белом ослике… видите, видите? Во-о-он там заложенные камнями ворота? Мусульмане думают, что если заложили ворота и устроили под ними кладбище, то мессия не пройдет, потому что давидиды не должны осквернять себя прикосновением к мертвецам — они же из рода коэнов, священников. Представляете?!

Сева смотрит заговорщицки и даже понижает голос, хотя рядом никого нет.

— Они даже не понимают, что ему нельзя приближаться к иудейским мертвецам! К своим! Элементарных вещей не понимают — это нормально?

Страшно хотелось потрепать Севу по плечу и так же заговорщицки возопить:

— Конечно, они не могут Ему помешать, Сева! Ведь Мессия уже спустился с этого склона, и въехал сквозь Золотые ворота на белом ослике, и народ кричал «осанна сыну Давидову!», и махал пальмовыми ветвями…

Но мы, конечно, ничего такого не сказали нашему гиду. В конце концов, ведь действительно спустится еще один по этому склону, и назовет себя истинным мессией, и проедет на белом ослике в распахнутые по такому случаю Золотые ворота, и будет творить чудесное, а потом скажет: вот крест, а вот хлеб — выбирайте.

Нет, ничего не сказали, а только смотрели вниз, где зажатый меж двух погостов, аккурат по руслу потока Кедрон, растекся оливковым садом православный монастырь, и буланая лошадь щипала траву на зеленеющей после дождей террасе.

Сильно за полдень добрались и до самого долгожданного — до храма Гроба Господня, отстояли минут сорок в разноязыкой очереди в Кувуклию, вошли, приложились, выбежали, подгоняемые утомленным служкой-греком. И почувствовали, что ничего не почувствовали. Совсем ничего. Наверное, нужно было ехать рано-рано утром, пока не проснулись туристы. А быть может, не ехать совсем.

Неутомимый Сева с горящими глазами звал смотреть на остатки византийской кирпичной кладки шестого века, но мы устало сказали ему:

— Знаете что, Сева, поедемте домой…

Следующие три дня прошли так: один день пахали на свадьбе, другой день овощами пролежали в номере отеля, а в третий день изо всех сил пытались потратить оставшиеся сто восемьдесят шекелей на гостинцы. Дни летели, поделенные на три части: завтрак, обед и ужин; нет, вот так: ЗАВТРАК, ОБЕД и УЖИН. Шведский стол. Козьи сыры. Кошерные сладости. Славные, веселые люди. Старики, скачущие на свадьбе молодыми козлятами. (Представьте себе россиянского пенсионера лет семидесяти, скачущего на свадьбе: позор сединам, Вова, сядь, у тебя внуки. А местные скачут — любо-дорого смотреть, аки дети.) У всех глаза горят патриотизмом, они пляшут, а ты смотришь и понимаешь, что при нужде каждый возьмет автомат и умрет за родину, каждый-прекаждый, даже вот этот, сутулый, с неправильным прикусом и в очках минус девять. А если не умрет, так возьмет кайло и пойдет сажать лес на голых когда-то скалах. Вон сколько вокруг этого буйного леса, которому от силы лет двадцать пять. Все засадили, все, собственными еврейскими белыми ручками. И вообще, ощущение какого-то странного дежавю: не потому что с тобою такое уже случалось, а потому что когда-то в детстве, пионером еще, именно так представлялся развитой социализм в отдельно взятой стране.

Ну и почему же, скажите на милость, ни на минутку не утихало внутри организма зудящее беспокойство, отравляя завтрак, обед и ужин? Чего не хватало двум долбанутым брянцам в стране сбывшихся детских мечт в благословенный месяц нисан? А не хватало — прорваться сквозь антитеррористические заграждения в аэропорту и улететь домой, домой, домой. А почему домой, чего мы там, дома, не видали — не спрашивайте; надо, и все.

И полетели. Самолет побежал по бетону. «Господи, помилуй», — сказал я. Запнулся. «Господи, помилуй», — сказал я с тем усилием, с каким обыкновенно бежишь по пояс в воде. Запнулся. Слова не шли горлом, язык отвык от них за три суматошных дня. Через один проход сидели два благообразных хасида, молодой и в возрасте, водили пальцами справа налево каждый по своей книжке, шевелили губами — и ничего, не запинались. «Так, — сказал я себе, — давай сначала. Господи, помилуй мя, грешнаго, по велицей милости… уже летим, да?» Главное, не смотреть в иллюминатор, когда взлетаешь, а то в мозгу делается нехорошо. «…по велицей, значит, милости Твоей…» В прошлый раз «Аэрофлот» кормил семгой, немножко заветренной, но в целом съедобной… интересно, сегодня что за рыба у них в судках? Хасиды, небось, кошерное заказали… тут вот написано, можно заранее по Интернету заказать кошерное, вегетарианское и халяль…

И так далее.

Хасидам принесли кошерное с печатью раввината на упаковке.

Тоненькое золотое напыление веры, все, что удалось накопить к сорока годам бестолковой, но все ж таки жизни, стерлось об шведский стол, как об зеленый кусок пасты ГОИ. Да, помню, правильно писать: «о шведский стол», «о зеленый кусок». Но тогда будет неправильно.

Несколько недель мы налево и направо развенчивали развитой социализм, говоря всем: вот ведь какая штука! Когда живешь в правильном государстве среди правильных граждан с правильными взглядами на родную власть, как-то нету нужды смотреть Вверх. То есть вообще. «Щас, щас, мы тут сами потихоньку разгребем и тово… перезвоним… на днях…» Например, уплата налогов — нисколько не критерий духовного зрелости, и даже благотворительность не критерий, а лишь часть общественного договора. Ну, это как в России: имеется общественный договор не пукать за столом — народ в целом и не пукает; к загадочной русской душе данный факт никакого отношения не имеет. Зато, раз в России никакого другого общественного договора нету, то любой мало-мальски гражданский поступок — плод серьезного душевного усилия. Налоги заплатил — «по слову Твоему, Господи». Десятку нищему в стаканчик вложил — «во имя Господне». И так далее.

Слушатели сильно сомневались в нашей версии, ибо обидно же, ибо — «потому что это наша Родина, сынок»? Серьезно, что ли? Чем хуже, тем лучше? Приехала из своего Лондона Бобракова и сказала уверенно: да ну, фигня на постном масле. Ежели вы думаете, что там и сил душевных приложить некуда — фигня на постном масле. Например, опаздывает человек на полчаса, а ты его мало того что дожидаешься, но и смотришь светло, и привечаешь без сарказма: ничего-ничего, не извольте беспокоиться, я никуда особенно не спешил… Вот тебе и смирение, вот тебе и любовь к ближнему, вот тебе и милосердие.

И мы как-то неодобрение чужих порядков забросили.

Но легче не стало. Не стало легче, вот засада.

…Да-да-да, я знаю: это проверка на вшивость, и Ты не отнимешь от нас руки твоей вовек, но, пожалуйста, возвращайся быстрее, а? Я, оказалось, совсем отвык от пустоты вот тут, за ребрами, и даже, кажется, дышу теперь глубже и чаще, как если бы воздух стал не так густ, как прежде. Пожалуйста, возвращайся, ибо когда раньше бывало одиноко и пусто — я просто не знал точного смысла слов «оставляется дом ваш пуст». Возвращайся, пожалуйста, и делай, что считаешь нужным, а нам дай только сил не размениваться ни на козий сыр, ни на страну, ни на жизнь. Аминь.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow