Двадцатишестилетний Зелимхан Мурдалов был задержан 2 января 2001 г. в Грозном сотрудниками Октябрьского ВОВД, и «исчез». Расследование, предпринятое его отцом, Астамиром Мурдаловым, и грозненской сотрудницей «Мемориала» Натальей Эстемировой, позволило установить, что его пытал до полусмерти, а затем вывез в неизвестном направлении Сергей Лапин (позывной «Кадет») − командированный в Чечню милиционер из Нижневартовска. Об этой истории написала в «Новой газете» Анна Политковская. «Кадет» стал ей угрожать, по факту угроз было возбуждено уголовное дело, представителем Анны стал Станислав Маркелов. Уголовный процесс, связанный с «исчезновением» Зелимхана, где основным обвиняемым был Лапин, получил широкую огласку. Вместе Эстемирова, Политковская и адвокат потерпевшего Маркелов добились осуждения одного виновного в одном из тысяч «исчезновений» времён «второй чеченской». 29 марта 2005 г. Октябрьский районный суд г. Грозного признал Лапина виновным и осудил на 11 лет лишения свободы. Адвокаты Сергея Лапина обжаловали приговор Октябрьского суда г. Грозный в порядке надзора. 17 января 2007 г. Верховный суд РФ вернул «дело «Кадета» для повторного рассмотрения в новом составе суда. 27 ноября 2007 г. Октябрьский суд г. Грозный признал Лапина виновным и осудил на 10.5 лет лишения свободы.
Уважаемые судьи, процесс, действительно, странный. Мы знаем мало процессов по серьезным преступлениям, которые длятся семь лет, но даже сейчас есть понимание, что при любом решении суда это далеко не конец. Настрой сторон не стал мягче друг к другу, наоборот, более принципиальным. Понятно, что любое решение суда вызовет неудовольствие одной или другой стороны.
Обычно считается, что адвокат должен всегда защищать интересы обвиняемого, хотя в реальности это далеко не так. Это особенно относится к тем процессам, где число потерпевших очень большое. В данном случае потерпевшими оказались чуть ли не все граждане республики, в первую очередь те, кто не принимал реального участия в боевых действиях. У кого было оружие, могли себя защитить, а у кого оружия не было, страдали в первую очередь, и именно от тех, кто должен был их защищать. В данном случае граждане оказались между молотом и наковальней, между теми, от кого они должны были защищаться, и теми, кто должен был их защищать. И там, и там они чувствовали себя в положении потенциальной мишени.
Используя профессиональный навык, я пытался представить себя в положении адвоката Кадета-Лапина и высчитать все его варианты защиты. В ходе следствия он умудрился пять раз поменять свою позицию. Конечно, можно поменять ее и сорок раз, но раз прозвучали все версии, я повторю все аргументы, которые он выдвигал начиная с первых дней допросов.
Первая версия: Зелимхану Мурдалову были нанесены побои не сотрудниками Ханты-Мансийского ОМОНа, а федералами, которые его задержали. При этом, правда, свидетельница Ибахиева, которая находится в очень плохих отношениях с теми же федералами (по ее словам, они избили ее мать), прямо показывает, что задержание Мурдалова было, а вот избиения – нет. Двое других свидетелей, Дошукаев и Сулейманов, говорят одно и то же: на момент, когда их вызвали в качестве понятых, Зелимхан Мурдалов был чистым, т.е. без следов побоев. Следователь Журавлев опять-таки поясняет, что никаких следов побоев не было. Я не думаю, что четыре человека могли сговориться, включая следователя Журавлева.
Следующая версия та, что возникла в ходе следствия: виной всему оказалась лестница. Я прекрасно понимаю, что лестница – это самое страшное место во всех милицейских отделениях. Если возникают повреждения, убийства, то всегда виновата лестница. Но обратите внимание, у каждого, кто сюда приходил в качестве свидетелей, находившихся в камере изолятора, я спрашивал, не падал ли кто-нибудь в тот вечер с лестницы. На меня смотрели с каким-то удивлением. Согласитесь, если человек высокого роста, каким был Зелимхан Мурдалов, падает с лестницы, то не слышать это падение просто невозможно. Наверное, врач Малюкин находился тоже в сговоре с нами, еще с той страшной ночи, если он сразу написал, что эти повреждения невозможны при падении с лестницы. И я не верю, что при падении с лестницы может быть оторвано ухо, повреждены внутренние органы, отбита промежность и так далее. Что это за лестница такая?
После этого на этапе следствия вдруг возникает один из убитых сотрудников милиции г-н Таймасханов как должностное лицо, которое якобы причастно к данному преступлению. Надо отметить, возникает он, по удивительному стечению обстоятельств, после своей гибели. Мы знаем, что наиболее простой и распространенный способ снять с себя вину во всем уголовном мире – это перенести ее на тех, кто пропал, или на тех, кто погиб. Вопрос в другом: зачем тогда Лапин подделывал документы, касающиеся освобождения из этого здания Мурдалова, за какое-то иное лицо. Это такая странная дружеская помощь или же с нами в сговоре оказываются неизвестные нам люди: ставропольские медики, почерковеды и другие эксперты? Причем, обратите внимание, эти экспертизы проводились даже не по назначению прокуратуры Чечни, они проводились по назначению управления Генпрокуратуры на Северном Кавказе в Ессентуках. Все они, наверное, тоже вошли в единый круг по сговору за осуждение Лапина.
Лапин утверждает, что 3-го числа он отдыхал и именно поэтому не мог нанести Зелимхану Мурдалову телесные повреждения. Почему же тогда на него указывают все сокамерники потерпевшего? Определить его было очень легко: по выбритому знаку на затылке. Каким образом в кругу лиц, четко указывающих, что именно Лапин выводил с утра Мурдалова, оказался еще и начальник ИВС Гульнов?
Наконец, последняя версия, которую мы услышали. Она звучала и на предыдущих заседаниях: «Меня запутали, меня обманули, я не думал, что я обвиняемый, я был свидетель, меня сделали подозреваемым, мне что-то прикрыли на первой странице допроса и делали прочие нехорошие вещи следователи, они угрожали мне арестом». Если бы перед нами сидел четырнадцатилетний подросток, я бы еще поверил. Если бы на месте подозреваемого сидел крестьянин из глубокой деревни, я бы поверил. Но когда эти слова мы слышим от лица, имеющего высшее юридическое образование и постоянно работавшего в уголовной системе, жалобы на то, что его самого обманули следователи, то какой же он тогда оперативный работник? Или он не знал закон, что даже как свидетель на допрос он мог прийти с адвокатом? А почему следователи не должны были ему верить? Ведь человек, имеющий высшее юридическое образование и работающий в сферах уголовного права, может сам себя защитить, причем подчас лучше любого другого адвоката. Либо человек работал оперативником и имеет опыт работы в подобных делах, либо не надо говорить, что меня много раз обманывали и именно поэтому я менял свои показания.
Меня меньше всего интересуют те показания, которые даны Лапиным в ОРБ-2*. Я говорил об этом еще на предыдущем заседании. Невозможно себе представить более четкой доказательной базы преступления и без показаний Кадета в ОРБ-2. Его причастность подтверждается двумя выводами экспертиз, причем обе дополнительные; свидетельскими показаниями лиц, с которыми имел общение Лапин; свидетельскими показаниями сослуживцев или лиц, которые не имели никакой ведомственной подчиненности и которые вообще не являлись жителями республики, как, например, врач Малюкин. Что еще нужно для доказательной базы?
Лапин утверждает, что нет лиц, конкретно указывающих на него. Это не так. Обратите внимание, что у всех, кто здесь был, я под протокол выяснял, есть ли какие-нибудь основания оговаривать обвиняемого. Защита обвиняемого подозревает свидетеля Кациева в желании оклеветать бывшего оперативника. Однако, что бы ни говорил Кациев – выгораживает он его или нет, клевещет или нет – на судьбу Кациева это никак не повлияет, он сидит по другому делу. И потому у него нет никаких оснований говорить неправду. Лапин сам признал, что говорящий здесь о пытках и жестокости Хадаев просто не работал с Лапиным, следовательно, у него нет оснований его оговаривать. Более того, Хадаев прямо сказал, что ему жалко Лапина, который здесь находится один. Свидетель Исраилов, прямо указывающий на применение пыток Лапиным, в том числе в отношении потерпевших, также по утверждениям самого Лапина с ним не работал. То же самое касается и свидетелей Далаевых и Дашукаевых. Что же это за заговор, неужели включающий и зам. Генерального прокурора Фридинского, подтасовывающего документы ради одного лица, чтоб его обвинить?
Или же есть элементарное объяснение, четко проскальзывающее на первых допросах самого обвиняемого. Он не предполагал, что это приведет к тем самым последствиям, которые происходят сейчас. Он никогда не думал, что его будут судить. Он считал, что будет та самая ситуация, о которой рассказывал прокурор Баталов**, − когда на попытки вызвать милиционеров в прокуратуру, вместо милиционеров или вместе с ними появилась куча вооруженных людей, буквально берущих штурмом здание прокуратуры, устраивающих там погром, берущих прокуратуру под стволы бронемашин, издевающихся над прокурорскими работниками. Естественно, в такой ситуации о какой-то ответственности говорить невозможно.
Это дело особо значимо, потому что оно ставит вопрос не об одном человеке. Значимость заключается в том, что в любом месте, в любом регионе, тем более в том, где произошли столь страшные драматические события, ставится вопрос, что превыше всего. Либо власть человека с ружьем, либо уверенность любого гражданина, что можно прийти за своей защитой в милицию и не оказаться пропавшим на следующее утро, что его хотя бы попытаются защитить. Уверенность, что он сможет прийти в прокуратуру и прокуратура будет разбираться с его делом, а не говорить, что мы сами их боимся. И, самое главное, это не вопрос одного Лапина, Лапин – это просто винтик в механизме. Но я не согласен со свидетелями, которые его жалели, мол, из-за вот этой выбритой надписи «Кадет» он один попал под суд. Но свидетели не знают российских законов и очень сильно ошибаются.
Лапину повезло. Дело в том, что со времени этого инцидента прошло более пяти лет. А по нашим законам, если в течение пяти лет человек является пропавшим без вести, он может быть признан погибшим. Если бы уголовное преследование Лапина началось не тогда, а, допустим, сейчас, к нему можно было бы применить не ст. 111 ч.3 УК РФ (нанесение тяжких телесных повреждений с отягчающими обстоятельствами), а гораздо более серьезную статью. Из-за того, что сегодня Зелимхан Мурдалов может рассматриваться как погибшее лицо. И сами понимаете, что это уже статья «убийство» или ст. 111 ч. 4 (нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть человека), что практически не отличается по тяжести наказания от убийства. Законодательство не позволяет утяжелять статьи по сравнению с первоначальным обвинением, данным на предварительном следствии. Потому Лапину очень повезло в плане предъявления обвинения.
Да, он оказался исполнителем, причем наиболее ретивым исполнителем, раз его так четко все запомнили. В отделе Ханты-Мансийского ОМОНа находилось на тот момент гораздо большее число людей, однако, обратите внимание, здесь повторялись одни и те же фамилии. Лапин, Кадет, Алекс, Алекс-Лапин, Минин. То есть, одни и те же лица отличались повышенной жестокостью. Я понимаю, в той ситуации реальная власть была только у тех, кто имел силу и жесткость. Но если эту тенденцию не остановить, если не восстановить силу права, то она будет расползаться все дальше и дальше. Я прекрасно понимаю, что сила права устанавливается только по одному очень простому критерию: человек должен нести ответственность за содеянное там, где он содеянное совершил, независимо от того, где он живет, какой национальности, какое должностное лицо. Только на этом держится сила закона.
Еще об одном. Этот вопрос, наверное, задавал здесь каждый участник процесса: зачем я вошел в это дело. И я задавал себе этот вопрос. До этого дела я ни разу не был в Чечне и Чечни вообще не знал. Когда я приехал, захотелось очень простых вещей, чтобы я здесь работал также как и в любом другом регионе. Я постоянно бываю в различных регионах.
Очень важно, чтобы здесь у любого человека, в том числе и у Лапина, был адвокат, постоянно его защищающий. Адвокат, а не электропровода, которые привязываются к ушам задержанного, чтобы когда Лапин крутил диск, его било током, и это называлось «Звонок адвокату». Для того чтобы и у обвиняемого Лапина была элементарная медицинская помощь, хотя бы на уровне таблеток анальгина, а не дубинка с надписью «Анальгин», которая применялась тогда, когда человек просил медицинской помощи. Для того чтобы лестницы не были инструментами пыток в милицейских отделениях. Чтобы родственники знали, где находится задержанный, могли прийти к нему на свидание и передать ему необходимое. Чтобы им не сообщали на следующее утро, что их родной человек отпущен, одновременно находится в больнице, улетел в космос, куда угодно, только к нам не приходите. Для того чтобы можно было обратиться в прокуратуру и прокурорские работники сами не боялись преступников. Кажется, что это элементарно. Если мы здесь и сейчас не установим власть и право, которые должны быть в каждом регионе, мы этого не добьемся никогда. Это вопрос принципа, вопрос больше одного процесса: либо устанавливается сила права, либо эта сила отдается автомату и взяткам.
В этом деле мы умудрились собрать очень серьезную доказательную базу в экстремальных условиях, причем намного большую, чем необходимо для подтверждения обвинения. Дело, которое слушается сегодня, можно квалифицировать по более серьезным статьям, чем существующее обвинение, доказательная база подтверждена экспертными заключениями, показаниями свидетелей, показаниями сослуживцев, показаниями специалистов. А защитой Лапина и самим Лапиным было дано множество взаимоисключающих версий. Поэтому я прошу признать его виновным по всем предъявленным обвинениям и назначить максимальное наказание, которое предусмотрено Российским законодательством по данным предъявленным статьям.
Публ. по: Стас Маркелов: никто кроме меня. Выступления и публикации С.Ю.Маркелова. Воспоминания друзей и коллег. / М.: Памятники исторической мысли, 2010.
*Оперативно-розыскное бюро № 2 Северо-Кавказского оперативного управления Главного управления МВД России в Южном федеральном округе, размещалось в здании бывшего РУБОПа, на базе которого было создано. ОРБ возникли в 2001 г. при управлениях МВД. Сотрудники ОРБ-2 в Старопромысловском р-не Грозного − преимущественно этнические чеченцы. Там находилось одно из наиболее известных в Чечне мест незаконного содержания задержанных и арестованных, к которым применялись жестокие пытки. Станислав Маркелов еще на первом суде над Лапиным в 2005 г. добился исключения из доказательной базы показаний «Кадета», полученных в ОРБ-2.
**Баталов Саид-Хамза, помощник городского прокурора, свидетельствовал в суде. Он рассказал, что при вызове сослуживцев Лапина в прокуратуру туда на БТРах приехал целый отряд из Октябрьского ВОВД, который «устроил форменный погром».
