В пятницу вечером я побывала на одной любопытной встрече. В одном московском ресторанчике по вечерам собираются веселые компашки. Приходят туда бывшие сидельцы, жены-мамы сидельцев, бывших и нынешних, политики, журналисты, правозащитники и адвокаты. В этом обществе замечены Яна Яковлева, Ольга Романова, Борис Немцов — и многие другие фигуры, оказывающие непосредственное мощнейшее влияние на реформирование нашей правоохранительной и судебной системы. И они не просто сидят, a обсуждают разные важные инициативы, реализовав которые, мы с вами как раз бы и могли как-то повлиять на судей, ФСИН, прокуроров и следователей. Говоря здесь «мы», я имею в виду всех нас, жителей огромной страны, где один человек из девяти в прошлом имел судимость, где одномоментно сидит порядка 900 тысяч человек и где каждая третья семья когда-то соприкоснулась с тем миром.
В этот раз сходка была особо важная. Юрий Артемьевич Костанов, член совета Адвокатской палаты Москвы, предложил две идеи, которые могли бы повлиять на судьбы тысяч подследственных и осужденных. Эти идеи обязательно надо инсталлировать в жизнь — тем более что все необходимые документы для этого уже приняты, и надо только заставить начальников соблюдать закон.
Вот они.
1. Господа А. Реймер и А. Коно-валов! Разъясните своим подчиненным: вас не спрашивают, когда адвокату приходить к подзащитному. Когда пожелает.
Наше право на защитника декларировано Конституцией — это знает даже тот, у кого нет ни одного привода в милицию. Однако данное наше право конкретизируется двумя обстоятельствами. Во-первых, существует УПК, который указывает, что «адвокат допускается к участию в уголовном деле в качестве защитника по предъявлении удостоверения адвоката и ордера». Т.е. хотелось бы думать, других документов для встречи с подзащитным ему не требуется. Хотя для сотрудников следственных изоляторов ключевым словом во всей этой сентенции является «допускается» — т.е. как будто надо еще иметь какой-то допуск.
С другой стороны, есть закон «О содержании под стражей», который до недавнего времени допускал оговорку o том, что порядок встречи адвоката с задержанным определяется некими внутренними регламентами МВД (а впоследствии — уже и ФСИН). В свою очередь, эти регламенты определяли, что встречи адвокатов с подзащитными возможны только после получения соответствующей санкции от судьи или следователя. А те всегда тянут время.
Адвокат Костанов пытался обжаловать такой порядок как очевидно противоречащий Конституции. Поначалу Верховный суд отказался смотреть на права задержанных под таким углом, оставив обе нормы в силе. Но Костанов дошел-таки до Конституционного суда, который вынес пусть и не очень внятное, однако принципиальное решение по данному вопросу. Статью УПК, упоминающую тот самый «допуск» адвоката, Конституционный суд постановил считать соответствующей основному закону — пояснив только, что она не предполагает разрешительного принципа. А вот подзаконный акт, на основании которого учреждения ФСИН ввели внутреннюю «разрешительную норму», — КС однозначно признал неконституционным.
Но как же на это отреагировала система исполнения наказаний? Некоторое время (недолго) изоляторы делали вид, что послушались судей. Но вскоре при очередном посещении подзащитного у Юрия Артемьевича опять затребовали разрешение от следователя. И ссылка на определение КС и последующее постановление ВС нисколько не помогла:
— Да, мы тут знаем, что вышло это постановление. И вот мы принимаем решение: будем мы его исполнять или не будем, — сказал сотрудник изолятора, проверяющий документы на проходной.
И вот что они надумали:«Защитник приобретает право на свидание только с момента допуска к участию в деле (пункт 1 части 1 статьи 53 УПК РФ). <…> Вместе с тем наличие ордера само по себе не является свидетельством допуска адвоката к участию в уголовном процессе в качестве защитника». Это — цитата из ответа Минюста Костанову, пришедшего много позже вынесения всех определений и постановлений.
Интересно, зачем им надо, чтобы у них спрашивали разрешения? Здесь может быть два мнения.
Когда данный вопрос слушался в Верховном суде, Костанову оппонировал чин из исполнения наказаний.
— Адвокаты, — заметил он, — должны обязательно получать санкцию у следователя, так как именно они проносят арестованным чай, наркотики и даже оружие.
— Не буду касаться чая и наркотиков, — парировал Костанов, — ибо всем известно, что в места заключения они попадают в основном через сотрудников изоляторов. Но что касается оружия — то да, действительно, истории известен такой факт. Оружие было пронесено и передано заключенному. Вот только сделал это не адвокат, a женщина-следователь.
Про чай и наркотики — это, конечно, анекдот, рассказанный работником органов от беспомощности, от неспособности иначе мотивировать свою позицию. A подлинные мотивы, как мне кажется, просты: прокуроры и тюремщики защищают свою территорию. Если взять по отдельности, в розницу, — то причины для того, чтобы чинить барьеры защите, у них разные. Кому-то, может, нужно время, чтобы сошли следы побоев, кто-то, пока адвокаты не подоспели, ломает задержанного психологически. Есть, думаю, и те, кто просто болеет «за порядок». Но в сухом остатке именно закрытость и сплоченность в решимости охранять свою территорию и понимается у них как основное преимущество в состязании с адвокатами. Вот так они видят эту состязательность.
Битва, которую затеял Костанов против данного конкретного нарушения наших основных прав, идет уже давно, и соответствующее решение КС было принято еще до того, как Реймер и Коновалов сели в свои кресла. Вряд ли им неизвестно oб этой катавасии, проистекающей в рамках их ведомств, но оба чего-то молчат. Хотя оба — и министр, и директор ФСИН — могли бы одним своим письмом пресечь практику наплевательства на решения высших судебных инстанций со стороны своих подчиненных.
И, наверное, практика массовых обжалований незаконных отказов в предоставлении свиданий могла бы здесь сыграть существенную роль. Позиция ЕСПЧ по этому вопросу ясна. Так что, возможно, совокупность обжалований и наведет российских руководителей на конструктивные мысли.
2. Надзорным судьям. Объясняйтесь с нами! И хотя бы открывайте дела, по которым выносите свои решения!
«Жалоба рассмотрена, доводы защиты, оспаривающие законность, обоснованность и справедливость вынесенного судебного решения, признаны несостоятельными» — эту цитату вы найдете в подавляющем большинстве решений судов по надзорным жалобам (вплоть до Верховного). Что это значит на практике? Это значит, что судья, скорее всего, даже не открыл дело. «Надзорка» в нашей судебной системе непроходима в принципе. Судьям незачем читать адвокатскую писанину. Для них исход рассмотрения уже очевиден, другого быть не может. И мы все об этом знаем, и прокуроры знают, и верховные судьи: подавляющее большинство «рассмотренных» надзорных жалоб даже не были раскрыты в высшей инстанции, а это есть состоявшиеся факты преступлений со стороны судей. В том числе и совершенно конкретных судей Верховного суда. И этот факт легко доказуем, поскольку касательно мотивации отказов уже давно существует определение Конституционного суда (спровоцированное Костановым). КС подтверждает, что судьи «обязаны приводить мотивы, по которым доводы жалоб признаются ими несостоятельными или несущественными». Кроме того, существует постановление пленума Верховного суда, согласно которому «при вынесении постановления об отказе в удовлетворении надзорных жалобы или представления судья обязан привести аргументированные ответына все доводы, в которых оспариваются законность, обоснованность и справедливость судебного решения, и изложить мотивы, по которым эти доводы признаются несущественными».
Интересна позиция Европейского суда, который также признал необходимость мотивированного отказа, рассматривая жалобу какого-то гражданина, даже не российского. Так вот, по мнению ЕСПЧ, отказ необходимо конкретизировать потому, что в этом случае — когда судья вынужден объясняться за свою позицию, — возникает вероятность, что им будет принято иное решение.
Стало быть, судьи, в том числе и совершенно конкретные судьи Верховного суда, не то чтобы допускают халатность в своей работе, а совершают осознанное преступление. И это дело пора пресечь.
Весь имеющийся корпус судебных решений — это, как говорится, продукт, готовый к употреблению. Костанов рекомендует протестовать против всякого немотивированного отказа, апеллируя к решениям вышестоящих судебных инстанций.
Обязанность объяснять нам свою логику надо застолбить в судейских головах.
