СюжетыОбщество

До последнего

Алесь Атрощенков собственной кожей ощутил «суть белорусского государства». Но, освободившись из тюрьмы, он не уезжает

Этот материал вышел в номере № 114 от 12 октября 2011
Читать
Алесь Атрощенков собственной кожей ощутил «суть белорусского государства». Но, освободившись из тюрьмы, он не уезжает
Изображение

Их всех объединяет 19 декабря прошлого года. К этому событию они шли разными путями. Они желали стране и своему народу блага. Они были уверены, что власть, устоявшая и на этот раз, нелегитимна. А еще они веровали в силу коллективного народного действа и были противниками любых проявлений насилия.

Ни тогда — 19 декабря, ни сегодня вы не отыщете в их речах и поступках агрессии, ненависти.

Их арестовали. Они прошли СИЗО, тюрьмы, лагеря. Прошли испытание пытками, шантажом, угрозами и омерзительной попыткой склонить к предательству.

Самое удивительное — они молоды, и обретенный опыт сидельцев окончательно убедил их в правильности избранного пути. «Делай что должен, и будь что будет», — не ими сказано. Но они это унаследовали.

Один из них — Александр Атрощенков. Два с половиной месяца в тюрьме, еще полгода — в колонии. Не согнули. И все же — сейчас Александр на свободе.

Тридцать лет ему исполнилось в СИЗО КГБ. Саша, или, как его называют друзья, Алесь был пресс-секретарем кандидата в президенты Республики Беларусь Андрея Санникова. Ему вынесли приговор — четыре года лишения свободы. Колония строгого режима. Это была не первая схватка с властью. Еще десять лет назад, когда Алесю было двадцать, люди в масках схватили его, затолкали в машину, долго возили. Обещали расстрел. Но что-то помешало исполнителям: они выбросили Александра в снег далеко за городом.

К началу избирательной кампании 2010 года Атрощенков уже был известен как журналист, политик. До последней посадки числился студентом Европейского гуманитарного университета (Литва). Из белорусского вуза отчислили (за активность).

Его взяли 20 декабря 2010 года в доме родителей. Избили. В тюрьме он собственной кожей ощутил то, что когда-то колымские узники называли социальной истиной. Или сутью государства. Она оказалась предельно проста: «В стране полностью уничтожена законность. В тюрьму можно посадить любого человека».

В чем был повинен Алесь? Два свидетеля подтвердили, что он был в толпе. А он действительно был в толпе. И все! Усиленный режим.

Колония была особая — блатарей было немного. В основном — бывшие сотрудники силовых ведомств. Там он узнал, как приводят человека к общему знаменателю, и овладел способами самосохранения.

В наших беседах имя Варлама Шаламова всплыло сразу. Александр был категоричен: «Правила лагерного бытия, которые вывел Шаламов, действуют по сегодняшний день, несмотря на то, что наши условия, скажем так, были значительно мягче. Несопоставимо. Но суть та же».

Я спросила, верно ли, что лагерь — явление отрицательное с первого до последнего часа, как считал Шаламов.

— Абсолютно точно. Не ждите в лагере никаких позитивных начал. Главное, чему учит лагерь, — закрытости существования. Входишь в лагерь после СИЗО и понимаешь: попал в «рай». Но боже! Какие лица! Сплошные уроды. И только позже осознаешь, что здесь, в лагере, вся твоя мимика, жесты, поворот головы, вся телесная техника служат одной задаче — скрыть от окружающих свое истинное лицо. Чем меньше тебя знают, тем лучше. Оставь все свои привычки. Контролируй даже те, которые в человеке работают на уровне инстинкта. Ну, например, ты желаешь приятного аппетита соседу. Может случиться взрыв: «Это ты мне желаешь жрать эту тюремную баланду. Пошел ты…»

Александр отмечает странное течение лагерного времени. Иногда кажется, что день длится целую вечность. И вдруг замечаешь — господи, уже три месяца пролетело.

Он психологически точен. Самое удивительное: он открывает открытое. Неужели ГУЛАГ на самом деле жив во всех своих проявлениях?

Колымский сиделец, друг Шаламова Федор Лоскутов, как врач не разделял полностью шаламовского отношения к блатарям. За развязным, наглым поведением он нередко видел болезнь и несчастную судьбу.

Как правило, они «пришли в социальный мир тринадцатым поросенком, а сосок двенадцать». Именно отсюда многие формы поведения. Очень ценится в лагере тип реакции, которую Саша назвал истерической. Это установка на то, что твой напарник по ситуации не будет в состоянии предугадать твое ответное действие. И тогда ты — хозяин ситуации.

Есть в шаламовских описаниях лагеря одно суждение, которое мне не казалось бесспорным. Речь идет о надежде. Писатель говорил не только об иллюзорности надежды, говорил о тяжести надежды. Человек должен искать некие другие возможности, другие силы, на которые можно опереться. Решительно исключив надежду.

Так вот: стоило мне произнести слова о надежде, как Даша, жена Алеся, вздрогнула.

— Никогда не говорите о надежде. Все, кто пытался нас утешить разговорами о надежде, вызывал только раздражение. И ничего более! Надежда высасывает остатки сил.

Александр: «От надежды устаешь».

Какие другие силы?! А вот одна из них — Даша. Жена. Подруга. Любовь.

У них было что-то вроде игры в злого и доброго следователя. Даша фиксировала любой промах, который допускали силовики и сотрудники колонии. Александр был сдерживающим началом.

Она усвоила главное — нельзя испугаться. Нельзя дать ход страху. Тот, кто думает, что вершит наши судьбы, теряет бдительность и потому допускает ошибки, как только сталкивается с нашим сопротивлением. Инстинкт удава дает осечку.

«Моя задача — усложнить, испортить вашу жизнь», — сказала Даша в лицо гонителям.

— У нас было единственное трехдневное свидание, из которого я поняла, что опыт, обретенный в лагере, не только не годится для жизни. Напротив — он внеположен собственно жизни.

На вопрос, изменился ли Саша, Даша отмахивается одной фразой: «Быстро ест и смотрит только в тарелку».

Значит, изменения случились, и, как сказал бы тюремный психолог, нужен амортизатор для жизни.

Весть об освобождении пришла почему-то от бухгалтера колонии. «После работы иду в магазин. А там есть наш список. На тот момент меня в списке уже не оказалось».

«Вещи собирай», — слышит Алесь от бухгалтера.

— Так вы написали бумагу о помиловании? — спрашиваю я.

— Ничего подобного. Их вообще эта формальность не волновала. Говорили напрямую: «Вы — наши заложники. Вы — товар. Меняем вас на кредиты…» В той бумаге, которую я подписал, было что-то такое: «Прошу пересмотреть дело». Когда говорят о гуманизме Лукашенко, люди не ведают цинизма наших властей.

Он вошел в свой тринадцатый отряд. Собрал вещи, многое раздарил.

…Сейчас рядом с ним сидит Даша, которая была той самой силой, на которую можно опереться. Шаламов однажды заметил: «На Колыме не было людей, у которых был бы цвет глаз». У Даши глаза ярко-синего цвета. Они затуманиваются только тогда, когда в них появляются слезы. Но и они не есть свидетельство утраты мужества. Его Даша не потеряет никогда. Просто сейчас она вспоминает, как они познакомились. Студентка-географ, встретившись с Сашей в чате, спросила, как называется столица Буркино-Фасо. Саша сказал: «Уагадугу». А затем при встрече признался, что все-таки подсмотрел название. Даша поняла, что перед ней не только интеллектуал, но и честный человек. Судьба была решена.

Мне останется задать один вопрос, который торчит во мне гвоздем с августа 1992 года.

Сухуми. Штаб грузинских войск. Молодой боец, вчерашний студент, стащил со склада банку сгущенного молока. Он спрятал ее в длинный рукав военной формы с чужого плеча. Кладовщица вошла в раж. Вот тогда я услышала:

— Может, меня завтра убьют, а ты жалеешь молока.

Это была жалоба ребенка.

В какую бы тюрьму или лагерь я ни приезжала, тяга к сгущенному молоку была все та же.

— Саша, что это за фетиш такой?..

— О! — Саша оживляется. — Это все! Прежде всего это сахар, которого в лагере нет. И какие-то неизбывные детские состояния. Возвращение в идиллию, которую утратил и которой, возможно, не было никогда.

Сколок жизни, где мама, дом и нет тюрьмы.

…Зная, что многие молодые люди уезжают из Белоруссии, я все-таки спросила, нет ли планов на отъезд.

— Нет! — сказала Даша. — Мы будем жить до последнего.

Речь шла о тех, кто еще не вышел из лагерей. Они дождутся последнего заключенного.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow