Что это? Реакция на продолжение кризиса? Возвращение Маркса и классовой борьбы? Или это нечто схожее с 1968 годом? Или просто перформанс, который плохо заканчивается горящими машинами, разбитыми витринами, жертвами среди демонстрантов и полицейских?
Андрей Колесников
Видел я дельцов, банкиров — И таких, что не проймёшь! Для которых дело мира — Всё равно что в сердце нож.
И таких, которым просто На политику плевать, — Все их думы, мысли, тосты — Первым делом: торговать!
С. Михалков
Один из последних анекдотов нашего времени, прекрасно вписывающийся в тематику полыхающих континентов, восставших против самодовольных дельцов: у министра образования Фурсенко спрашивают: «Что бы вы сказали выпускнику гуманитарного вуза этого года?» — «Двойной эспрессо, пожалуйста!»
Нечто подобное звучит в живом творчестве масс, начавшемся с движения, которое у нас переводят то как «Займи Уолл-стрит» (тогда уж — «Займи у Уолл-стрит»), то как «Захвати…», то как «Оккупируй…» Например, одна из протестующих девушек позировала фотографу «Нью-Йоркера» с самодельным плакатом: «Проституция — единственный род занятий, позволяющий мне выплатить мой образовательный кредит». Действительно, совсем плохо у них там, в мире чистогана, — у нас, согласно анекдоту, хотя бы официантом можно работать, а на Диком Западе сразу — на панель, без попыток поработать по специальности. Специальность, должно быть, редкая, наверное, история КПСС…
Как и в любом социальном протесте, в движении, родившемся в Нью-Йорке 17 сентября и позиционирующем себя как гражданское представительство 99% населения, за счет которого обогащается 1%, есть и глупость, и популизм, и социальное иждивенчество. Но, поскольку протест перекинулся через океан в европейские столицы, имеет смысл отнестись к происходящему всерьез.
Что это? Реакция на продолжение кризиса? Возвращение Маркса и классовой борьбы? Или это нечто схожее с 1968 годом? Или просто перформанс, который плохо заканчивается — горящими машинами, разбитыми витринами, жертвами среди демонстрантов и полицейских?
Первое. Против кого и чего направлен протест?
Протестуют прежде всего против спекулятивной экономики финансовых рынков. Значит, против долговой экономики, ставшей одновременно причиной и следствием кризиса, который, как выяснилось, вовсе даже и не закончился. Главное же, это протест против социального неравенства. По данным, которые приводит колумнист «Нью-Йорк таймс» Никлас Кристоф, доходы среднего представителя финансовой индустрии в Нью-Йорке в 2010 году были в 5,5 раза выше, чем доходы среднестатистического работника иных отраслей частного сектора (в 1981 году разница составляла всего два раза). Это — жирные коты Уолл-стрит. Но сама «американская трагедия» гораздо шире по значению: совокупное богатство 400 богатейших семей США больше, чем у остальных 150 миллионов американцев.
Политэкономия неравенства даже отчасти объясняет природу нынешнего кризиса. Роберт Фрэнк из Корнельского университета написал книгу «Экономика Дарвина», в которой обосновывает следующий тезис: исследование 65 индустриальных государств показало, что чем выше неравенство, тем ниже темпы экономического роста. Соответственно, экономика растет быстрее, когда снижается неравенство.
И дело не в возвращении Маркса. Когда начиналась турбулентность 2008 года и полыхнули красным пламенем разговоры о кризисе либерализма и капитализма, все кинулись покупать «Капитал» Маркса, как будто это было популярное наставление по технике секса. Но мутное многословие бородатого экономиста Викторианской эры, сдобренное формулами, ничего не прояснило людям, находящимся в поиске простых объяснений.
Если бы там была неустаревшая правда, лучшими гуру нынешнего времени стали бы выпускники кафедры политэкономии экономфака МГУ советских времен, где под руководством профессора Николая Цаголова «Капитал» в буквальном смысле выучивался наизусть. (Говорят, он любил задать вопрос типа: «А вот скажите, что написано в «Капитале» Маркса, том третий, 27-я глава, страница 252, после трех звездочек?») Но что-то никто из них не выходит на публику с популярными брошюрами типа «Капитал» для миллионов». О неравенстве можно прочитать у Диккенса, но и он устарел. Сам Маркс превосходным образом объяснял природу капитализма в ранней работе «Экономическо-философские рукописи 1844 года»: «Мотив, которым руководствуются обменивающиеся между собой люди, — это не человеколюбие, а эгоизм». Другое дело, что при этом не возникают товарные дефициты, как при социализме, а правильная редистрибуция общественного богатства позволяет поддерживать бедных.
Так вот проблема-то и возникла с этой самой редистрибуцией, хотя иные страны Европы по размеру поддержки «униженных и оскорбленных», принципиально не желающих работать, а желающих с юного возраста находиться на заслуженной пенсии, вполне подходят под классификацию социалистических. Как сказала со слезой в голосе 18-летняя (!) бунтовщица в Риме: «Мне не придется увидеть свою пенсию, а придется работать до старости». То есть она еще не начала даже и пытаться работать, а уже капитализм виноват в ее маленькой пенсии.
Проблемы нынешнего капитализма не в избытке либерализма, а в его недостатке. С такими дефицитами в бюджетах, с такой политикой, как в какой-нибудь Греции, с таким долгом, как в США, экономика не может быть эффективной. Это все не либерализм, а антилиберализм, то есть социалистическая по сути политика.
Второе. Протест направлен против неадекватного представительства интересов гражданского общества.
Эта проблема хорошо знакома гражданам России, которых в нынешнем парламенте «представляют» четыре масти советской власти, а в следующем — скорее всего, три. Но парламентаризм, да и любые другие формы правления традиционного типа, в том числе и восточные сатрапии, как показал опыт «арабской весны», испытывают кризис во всем мире. Улица, будучи не представленной во власти, сама начинает эту власть брать. Как нас учит марксизм, «не ожидая милостей от природы».
Протест в США и в Европе глупо сравнивать с арабскими революциями — евро-атлантические выступления, после которых мэр Нью-Йорка деликатно предлагает убрать за манифестантами всю их грязь, как раз и возможны благодаря демократии западного типа. Но все равно получается, что интересы гражданского общества не вполне адекватно выражают процедурная демократия и даже чернокожий президент.
Вот один из слоганов американской улицы, пришедшей на смену арабской: «Банки могут забрать наши дома, но не могут забрать наши голоса». Дэвид Игнатиус из «Вашингтон пост» напомнил, что ныне знаменитая неформальная Чайная партия родилась как гражданское движение, недовольное официальной властью. Только оно было правым, а нынешний протест скорее левый. Но природа у них одна и та же. Значит, роль и вес гражданских движений будут повышаться, даже если первые заморозки и снег сдуют «оккупантов» Уолл-стрит с их насиженных мест.
Естественно, по поводу протестов высказался с привычным злорадством Владимир Путин: мол, у них всё бурлит, а у нас всё спокойно — вот она хваленая западная демократия. А я бы не стал злорадствовать, обратив внимание на два сюжета. Наибольшей, скажем так, вульгарности протесты достигли в Италии, и там они направлены прежде всего против нашего лучшего друга Сильвио Берлускони. Который, натурально, достал. И второй сюжет — то самое вопиющее неравенство, которое стало причиной волны негодования. У нас оно, деликатно выражаясь, вполне соответствует американским меркам — только бедные еще беднее, а богатые еще богаче. Наши дуумвиры любят подчеркивать, что они борются с бедностью. А бороться надо, как свидетельствует опыт Уолл-стрит, не с бедностью, а с неравенством. Дело не в том, что ты кинешь очередную кость бедняку, а в том, что нужны технологии превращения его в средний класс. Хотя бы для начала в низший средний класс.
Пока начальство этого не поняло, есть шанс получить движение «Оккупируй Ильинку», против которого придется выставлять «Наших», МГЕР и «Отличниц».
Жаль, Маркс не дожил.
