Как трудно поздравлять тебя, Муратов! Какие краски накидать на холст? Назвать брильянтом в тысячу каратов? Но ты еще подумаешь, что толст… Как доблестный учитель мой Некрасов, как общий наш предшественник Барков — я так привык писать про пидарасов! Так много сочинил про мудаков! Но ты же не из этих категорий. В почти не существующем кругу ты с нечистью воюешь, как Егорий, но я в стихах об этом не могу. Ты мне ответишь с прямотой солдата, привыкшего к родному «калашу», что я писал и лирику когда-то, и даже до сих пор ее пишу; да, я пишу! И это важный вычет, уступка ренегатству моему. Сурков меня частушечником кличет, но это от обиды, я пойму.

я и ее воспел бы, типа нимфу, назло несимпатичному Кремлю, — но не могу никак поведать в рифму о том, как сильно я тебя люблю. А все-таки, потея и алея, и портя репутацию свою, елея под предлогом юбилея я на тебя мучительно пролью.

Муратов, друг! Родились на Руси мы. Ты знаешь, что среди родных осин хорошие всегда невыносимы, и хорошо, что ты невыносим. Нас мучают, как Тенардье Козетту, испортив, хоть отчасти закаля. Я столько раз ругал твою газету — клянусь, не по заданию Кремля! Ей постоянно что-то угрожает, и даже иногда из-за меня; она меня порою раздражает, как может лишь ближайшая родня, — но раз уж ходишь по такой стезе ты, привыкни крайним быть, как Насреддин. В России, в общем, нет другой газеты, а ты у нас вообще такой один. Нам ведом вкус пинков и зуботычин, и сами мы не ангелы отнюдь. Твой опыт тем одним уже отличен, что в пятьдесят, оглядывая путь, чего уж там, некраткий и негладкий, — в отличие от прочих молодцов, ты видишь там не пьянки и не блядки, точней, не только их в конце концов; не рэкет, не страдания по рентам, не дружбу с президентом и баблом, не кокаин, не свару с конкурентом и это все венчающий облом, не все, что так ужасно надоело покинувшим Россию, нашу мать… Ты видишь там единственное дело, которое никак нельзя отнять. Поверь, товарищ, это очень много, особенно в эпоху поросят, и более достойного итога я не могу представить в пятьдесят. Увы, моя обычная стервозность врывается, концовку подложив:

Пускай другие тонут и висят. Как Нильса Бора поздравлял Капица — «Все дураки, кому не пятьдесят».

^{*29 октября главному редактору «Новой» Дмитрию Муратову — 50 лет}