Первый день продаж «Спящей красавицы». На 11 января. Получить можно только два билета в одни руки. У касс с 6 утра очередь, человек 30. Стоят: калеки с палочками, бездомные, пьяницы без зубов, гастарбайтеры в пиджаках поверх толстовок, пэтэушники с газетками. Рядом — группа товарищей в шапочках. Это — перекупщики. Через час двадцать после начала продаж «нормальных» билетов уже нет.

# Очередь

Очередь в кассы Большого театра — реально опасное место. Здесь могут дать по голове костылем, оторвать пуговицы, разбить телефон, задавить, затолкать или просто выкинуть из очереди. Здесь угрожают, хамят, даже кидаются мелочью, которая при метком «выстреле» может оставить оппонента без глаза.

Очередь формируется предшествующим вечером — перекупщики ночуют около касс, чтобы уже в 5 утра перекрыть подходы к ступенькам. Они носят друг другу чаек и прячутся в машинах. Утром перед кассами сооружается проход из желтых оградок, куда загоняется стадо людей, от которых гадко пахнет и которые получают примерно по 300 рублей за то, что они эту очередь «держат». Им тут же, на месте и никого не стесняясь, спекулянты передают деньги тысячными купюрами — на билеты. Бомжи моментально скупают отличные места — партер, бельэтаж — самые ходовые и разумные по цене. На выходе они обмениваются многозначительными кивками с перекупщиками-спекулянтами, и те забирают билеты — прямо тут же или в метро.

Вообще-то зрелище, предшествующее «Спящей красавице», — чудовищное: давка, плевки, мат и драки… Всех «обычных» зрителей, желающих купить билет, из очереди вытесняют. То есть вы можете приехать к 6 утра и быть первым, потом оказаться в первой десятке, а к 11 часам — в самом хвосте. За подобную ротацию отвечают грязноватые дяденьки-вышибалы — обеспечивают доступ людям перекупщиков, благодаря политике продаж которых цена доходит 30 тыс. рублей.

Пожилая женщина приехала спозаранку и была третьей, но быстро оказалась чуть ли не последней, и уже фактически под финал всего действа перед ней запихали еще несколько студентов и странного вида дедуль в фанатских шарфах. Она стояла и плакала, когда пыталась что-то уточнить, на нее орали, ее посылали, брали в коробочку. Часам к 12 ей удалось-таки подойти к кассам и купить билет за 4900 рублей. Как выяснилось — в подарок сыну.

Три других женщины приехали к 9 утра и простояли час перед кучкой подростков в рваных куртках, которые просто сдвинули задами очередь с оградой вместе и встали первыми, сообщив окружающим, что им «пох…».

«Я пришла, чтобы купить билет себе и своему ребенку в Большой театр, а оказалась на Черкизовском рынке — натерпелась такого! Это какая-то организованная безнаказанность. И администрацию, видимо, это устраивает…»

# Видимо, устраивает…

Периодически на ступеньках появлялись 2 полицейских — курили и равнодушно озирались. А вот охранник был неравнодушен — заметив мою камеру, налетел с требованием прекратить съемку.

— Это территория Большого театра, здесь нельзя снимать, — мрачно сказал он и потянулся к фотоаппарату, — идите туда снимать, — махнул куда-то в сторону проезжей части.

— А где заканчивается эта территория?

— У Кремля.

Притом, естественно, никаких претензий к перекупщикам у него не возникало. Зато у мнимых покупателей возникли претензии ко мне. Один, приобняв за плечи, решил пойти на откровенность. Откровенность устойчиво пахла перегаром.

— А вы стоите?

— Конечно. Стою вон тут. Я пришел вчера вечером, видите — я такой бездомный, никчемный; видно сразу, да, что ночевал тут? В семь часов вечера я занял очередь.

— А вот ребята, в шапочках, они тоже первые пришли? — показываю на компашку спекулянтов.

— Эти — д-а-а-а, но тут уже ничего не сделаешь. Это годами все складывалось.

— И за сколько вы планируете купить билет?

— За тысячу.

— Хорошее место?

— Хорошее!

Подходит пенсионер:

— Сколько стоит билет в партер?

— 10 тысяч, — сообщает перекупщик. — Только их уже нет.

Действительно, где-то за 3 часа после открытия касс раскупают примерно 300 билетов.

У ступенек кассы шум — выбежал выглаженный дядечка-охранник в усиках, чтобы пропустить внутрь человек 7—15. Скажу так: он не джентльмен. «Отошли все назад, бл…», — орет он, когда очередь пытается затромбоваться в открытый им узкий проход. «Ща будет «взятие кассы», — предполагает перекупщик, но очередь нерешительно топчется на месте и медленно отходит.

У афиши РАМТа, в нескольких шагах от толпы, — две пожилые театралки. Им удалось купить льготные билеты по 100 рублей: «В Большом для народа как было хреново, так и осталось, — люди стоят на первых, вторых ярусах. Есть места, с которых видна только люстра, а стоимость у них может быть больше 2000 рублей. Мы стоим тут часами, тут нет ни кафе, ни туалета, приходится ходить в ЦУМ или в «Макдоналдс», чтобы достоять эту очередь. А зимой вообще невозможно».

Льготные билеты, как следует из схемы расположения, — «100% неудобные места». То есть ограничение видимости — под 100%: льготники просто стоят за спинами сидящих. «Вроде радуешься цене, а ничего не видно — только верх занавеса: оперу еще можно послушать, а балет как? Всего около 300 льготных билетов — но они столько не дают все равно, человек 30 получат и все, кассу «прикрывают».

…Как-то не особо верится, что администрации театра совсем уж неведомо, что творится в дни продаж и кто на самом деле стоит в вонючих очередях. Охрана, полиция, кассиры, которые продают билеты нетрезвым покупателям в дырявых шапках… Вряд ли все они — граждане с ослабленным зрением, чтобы не заметить слезы любителей театра и противостоящую им толпу бомжей и алкоголиков, скупающих места в партер на «Щелкунчика» и «Евгения Онегина».