Подробности спектакля, его движения и повороты, подробности и повороты внутренней жизни режиссера и актеров умеют видеть многие критики. Наташа не просто человек с блестящим, художественным письмом – человек крепкой внутренней баррикады, не умевший и не желавший быть милой с кем нужно, хвалить, кого выгодно. В сегодняшней театральной критике, где одна из самых сильных линий не на установление истины, а на ее имитацию и обслуживание, белых ворон не много. Наташа - из самых ярких.

Горячая, пристрастная, иногда заблуждающаяся – что мы без своих заблуждений? – умевшая горько огорчаться из-за неточных или глупых жестов людей, за которых «болела», она так умела вдруг над всем посмеяться, во всем увидеть иронический ракурс, что тем излечивала и себя, и окружающих. А умела всех раньше сказать о происходящем взвешенно, точно, неотменимо. Иногда вдруг все бросала и отправлялась домой печь пироги. Глядя на её руки в тяжелых кольцах, я часто вспоминала умные руки Наталья Крымовой, умевшие не только писать, как никто, но и печь, и чинить, и шить. Наталью Казьмину окружал еще и этот талант – вести дом, растить детей, любить родных. И в театре Эрмитаж она, хозяйка, зав.лит, как-то по особенному отворяла свою боковую дверку, встречала перед спектаклем, поила в антракте чаем и не только. И не обижалась, если ты после этого писал про спектакль правду, – не всегда похвальную.

Ей стало плохо в «Современнике», перед спектаклем «Горбунов и Горчаков. Она не услышала, как Горчаков говорит Горбунову: "Ты вправду спишь? Да, судя по всему, ты вправду спишь… Как спутались все пряди… Как все случилось, сам я не пойму. Прости меня, прости мне, Бога ради»…

Прощание с Натальей Юрьевной Казьминой 30 ноября в 11 часов в театре Эрмитаж.