Режиссер и организаторы подчеркивают, что это случайность, а не политическое решение или намек: русская версия фильма была закончена недавно, а если бы фильм ушел в прокат после выборов, его бы задавили новогодние проекты. Впрочем, с прокатом все равно проблемы, кинотеатры один за другим отказываются от картины. По словам дистрибьютора фильма в России Ольги Паперной, показывать фильм сейчас готовы 15 экранов по России. Отказались от фильма сети кинотеатров «Москино» и «Каро Фильм» («Новая газета», № 131). В Москве картину можно будет посмотреть с 1 декабря в кинотеатре «Эльдар», а со 2-го — в галерее FotoLoftна «Винзаводе» и на дизайн-заводе «Флакон».

Кирилл Туши говорит, что был счастлив, когда они получили лицензию на прокат в России: «Я подумал, это хорошая возможность для открытой дискуссии». Он подчеркивает, что отказы — это не российская особенность: «В Германии, Швейцарии, Испании тоже встречались с цензурой, мы тоже сначала были приглашены на некоторые фестивали в Европе, а потом нас вышвыривали». Туши уверен, что кинотеатры не всегда отказываются демонстрировать его фильм под нажимом «сверху», часто это самоцензура.

— Кирилл, страшно было заниматься расследованием в России? Не боялись «руки КГБ»?

— Сначала не боялся. Страха нет, когда не знаешь, чего бояться. Но потом приехал в Россию, жил в общежитии института имени Пушкина, и в этом же месяце убили Анну Политковскую, потом Александра Литвиненко. Тогда стало страшно.

— Осознавали ли вы в начале работы, насколько опасной и сложной будет эта тема? В фильме вы рассказываете, что с вами никто не хотел разговаривать о Ходорковском.

— Да, но мне кажется, это что-то вроде табу.

— То есть это не запрет сверху, а страх внутри самих людей?

— Именно так. По крайней мере в Москве. Что касается регионов, то, возможно, там это настоящий запрет. Например, в Чите сотрудники ФСБ очень неумные, они открыто следили за нами. Я знаю, что в Москве органы очень умные.

— Что вы знали о России, перед тем как поехать сюда впервые?

— Набор стереотипов. Горбачев был нашим героем, мы все были в восторге от перестройки. Но мы не слышали о приватизации, прошедшей в 90-е. Для нас слово «Россия» означало огромные очереди в магазинах и олигархов с сигарами, золотыми цепями на шеях и проститутками. Но детально мы ни о чем не знали.

— А какое представление о России у вас сейчас?

— Гораздо более сложное, без этих клише. Не все так однозначно: не каждый генерал КГБ остается таким, каким был, не каждый олигарх не может измениться. Больше всего в России меня удивляет молодежь. Когда ты молод, ты бунтуешь против родителей, против властей. А здесь, когда я спрашиваю: «Тебе не грустно от того, что происходит?» — все говорят: «Мы ничего не можем изменить, от нас ничего не зависит». Мы путешествовали с Лимоновым и Каспаровым в Санкт-Петербург на митинг и снимали его, но это не вошло в фильм. Это была суровая демонстрация, но я заметил, что против ОМОНа шли только пенсионеры. Одна моя знакомая учится в МГУ, и когда в МГУ приезжал Медведев, я сказал ей: «Ведь все твои друзья были задержаны, и только «Наши» могли помахать Медведеву!» Она ответила: «А что мы можем сделать?» Политика — это сейчас не «круто». В Германии молодежь тоже аполитична, как и по всему миру, но если в Германии произойдет что-то с экологией или дело будет касаться прав человека, люди выйдут на улицу.

— Вы симпатизируете Ходорковскому, ваш фильм защищает его.

— Правда? (Хитро улыбается.)Я не уверен в этом. Даже адвокаты Ходорковского говорят, что в фильме есть и другая сторона. Фильм не «за» или «против». Я бы назвал его гуманистичным.

— Какова цель вашего фильма?

— Я хотел разгадать загадку Ходорковского. Когда человек работает ради денег, он стремится избегать конфликтов, защитить свою семью. Но Ходорковский вовсе не избегал конфликтов, он поссорился с Путиным, а потом не уехал за границу с миллиардами. Он не пошел по логичному, рациональному пути, и это было интересно для меня. Он разбил мою логику.

— Как вы думаете, ваш фильм изменит мнение тех, кто считает Ходорковского вором, преступником?

— Не уверен. Вчера на показе в «Винзаводе» обсуждать фильм собралась публика, которая поддерживала Ходорковского, — мне не нужно было их переубеждать. Мы надеялись, что придет Капков (глава департамента культуры Москвы.— Ред.). Нам было бы интересно с ним поспорить, но он не пришел.

— А вообще, смогут ли эти люди увидеть фильм?

— Технически? Конечно. Если кинотеатры в России вообще откажутся показывать фильм, мы пойдем в клубы, университеты, на кухни, сделаем качественную копию для интернета.

— Мы находимся в помещении, которое расположено в двух шагах от суда, где слушалось второе дело Ходорковского. Это случайно или это специальный выбор?

— Наполовину специально. Вообще, вчера мы пригласили на просмотр Наталью Васильеву (бывший пресс-секретарь Хамовнического суда, после окончания процесса заявившая о том, что приговор по второму делу был привезен из Мосгорсуда. —Ред.). Сейчас она нам звонила и сказала столько добрых слов, сказала, что она под огромным впечатлением от фильма и что показать этот фильм — очень важно для России. Сейчас она сидит без работы. А я пишу e-mailс приглашением на премьеру судье Данилкину.

— Вы думаете, есть шансы, что он придет?

— Ну или, может быть, Лахтин (улыбается).На премьеру фильма в Берлине я приглашал Сечина, Путина, отправлял им специальные приглашения, но ответа не получил.

— Сначала вы хотели снимать художественный фильм о Ходорковском. Если бы он был не реальным человеком, а вашим персонажем, каков был бы конец его истории?

— Финал у меня был как раз написан, я начал сценарий с конца. Еще одна голодовка, Ходорковский находится в медицинском блоке тюрьмы. И вдруг он слышит: звучит Чайковский. Он встает, обнаруживая, что он весь в белом, идет в столовую, а там маленький оркестр, который играет Чайковского для зэков. Он идет дальше — за ним никто не следит. Выходит во двор и видит открытые ворота. Идет по снегу, глаза слепит солнце, проходит сквозь лес и видит маленькую деревню, а в ней кафе. Ходорковский заходит в кафе, заказывает чай и тут роняет голову на плечо — засыпает, умирает. Умирает на свободе. Вот такой китчевый конец я придумал. Но, когда я приехал в Россию, понял, что жизнь гораздо сложнее. Тогда я изменил свои планы, и получился документальный фильм.