«Большая книга» дрогнула. Организаторы, по-видимому, прониклись общим убеждением, что народ книг не читает, а кино смотрит, и подтянули ударные силы соперников на церемонию награждения, состоявшуюся 29 ноября. Ее вели кинокритики Борис Берман и Ильдар Жандарев, а на экране крутили киноролики, снятые по книгам 10 претендентов.
Но уж не знаю, какие мистические силы вступили в борьбу за литературу, но со сцены не было слышно практически ни одного слова ведущих, а с экрана доносился лишь гул текста. Публика, сначала одобрительно воспринимавшая вырубку чеховского сада, на недавней церемонии шелестевшего на сцене, быстро сникла, а лауреаты, у которых Берман и Жандарев пытались выведать их кинематографические предпочтения, свели свои выступления к коротким репликам. Конечно, можно объяснить эту досадную накладку неотрепетированностью действия, но зная, как тщательно готовятся церемонии «Большой книги», видишь за этим знак — слово непобедимо. Да и победители, когда речь зашла об экранизации их произведений, сошлись на том, что предпочитают картинкам чтение. Впрочем, им легко говорить. Получившие первый приз Михаил Шишкин, второй — Владимир Сорокин, третий — Дмитрий Быков— безусловные лидеры читательской аудитории, что подтвердило и Народное голосование в Интернете. И там роман Шишкина «Письмовник» вышел победителем, а второе место занял «Остромов, или Ученик чародея» Быкова. Что касается «Метели» Владимира Сорокина, то его награда в 1 500 000 рублей — лишь официальное признание того, что давно ясно читателям: без его тревожащих ум и смущающих душу книг нет современной литературы. Просто эта повесть про уездного врача, совершившего подвиг спасения обывателей от непонятной заразы, легче других усваивается любым жюри. Во многом благодаря тому, что в ней, как говорит сам писатель, он отдыхал от ярой политизированности «Дня опричника» и «Сахарного Кремля», наслаждаясь «игрой в классики». В интонациях русской литературы ХIХ века, вошедшей в состав даже испорченной школою крови, он пишет о судьбах страны в ХХI веке, об обольщениях идеями и разочарованиях в вере, о смешении эпох и смещении культурных кодов, о грядущей гибели и ее невозможности. Пробирает это до страха, поскольку ты переживаешь острый сюжет повести как свое приключение, хотя он и далек от реальности. Провинциальный доктор Гарин отправляется в санях, запряженных 50 мини-лошадками, спасать жителей деревни от невиданной заразы — искусанные больными животными люди превращаются в вурдалаков. По дороге встречает любовь, «витаминдеров» (помесь модернизаторов, «братков» и наркодилеров), переживает смерть блаженного Перхуши, спасение от оккупировавших страну китайцев. Если кого еще пугает слава Сорокина как вивисектора советской социальной утопии и рискового игрока в литературу, то эта повесть развеет последние предубеждения против писателя. Надо сказать, это второе российское жюри, удостоверившее заслуги писателя премией.
Впрочем, сотня академиков, решающих судьбу «Большой книги», традиционным жюри не назовешь, слишком их много для того, чтобы вступить в любой сговор. Возможно, поэтому итоги этого конкурса вот уже шестой раз радуют своей вменяемостью, хотя в этом году слегка огорчили предсказуемостью. Конечно, роман Михаила Шишкина совсем не плох, но Америки не открывает даже на писательском пространстве самого Шишкина. Но кто хочет почитать про любовь, тот с удовольствием погрузится в переписку героев «Письмовника» — Сашеньки и Володеньки. Юные, прекрасные, они очень любят друг друга и хотят один про другого знать все, все, все и рассказывают друг другу «что-нибудь глупое-глупое, дорогое-дорогое». Володенька страшно нуждается в этом еще и потому, что гробит свою молодость на войне. Но для сюжета это не так важно, важнее почувствовать, как война убивает слова любви — строчками об оторванных руках, поносах и язвах, стонах раненых. И приносит похоронки. Правда, похоронка пришла тогда, когда в Сашеньке уже теплилась жизнь ребенка от другого человека. Шишкин как-то сказал, что для него слова — способ заговорить жестокую реальность. О реальности в романе тоже многое сказано, она сложна и многообразна, но одна черта в ней превалирует — это насилие. Духовное, душевное, физическое. Выживать помогает слово. Те, кто любит слово и верит в его силу, разделят решение жюри о первой премии в 3 млн рублей. Но боюсь, в первую очередь жюри подкупила не столько словесная изощренность романа, сколько простота его формы и доступность чувств. Вот, например, роман Сергея Кузнецова «Хоровод воды», где всем внятная «мысль семейная» сложно ветвится сквозь годы, поколения, социальные слои, характеры и требует умственного усилия, остался за пределами премиальной тройки. Жаль. Этот во многом новаторский роман требовал поощрения, не говоря уже о том, что открытие достойного имени только бы добавило очков самой премии.
А она увенчала третьим призом уже увенчанного множеством наград Дмитрия Быкова, хотя его «Остромов» из тех романов, который или получает первый приз, или вообще не светится в премиальной линейке. В киноролике про роман корпулентный Быков парил над землей, как герой его романа Даниил Галицкий, обучившийся левитации у своего учителя Остромова. Благодаря этому ученик чародея единственный избегает ареста по «делу ленинградских масонов», улетая в астральное поднебесье. Герой, потеряв все, обретает свободу, которая и возможна только тогда, когда у тебя нет никого, за кого ты отвечаешь, болеешь, кого любишь. От того, как герой этой свободой распорядится, зависит его судьба — или дальнейшее умирание, или полное обновление. Разумеется, как и положено в романе идей, жизнь человека проецируется на жизнь страны. И получается, что страна, несмотря на сегодняшний упадок, еще может возродиться и наполниться жизнью. «Остромов» завершил трилогию, начатую романами «Оправдание» и «Орфография» в начале 2000-х. И есть ощущение, что это завершение и некоего жизненного этапа самого писателя.
Шестой премиальный сезон показал, что «Большая книга» уже набрала некоторую инерцию, и если ее не сломать, то она может обрушить саму идею премии.
