Кто посмеет упрекнуть руководство театра в небрежении к традициям? В игнорировании вкусов публики, не желающей смотреть всяких там «Детей Розенталя» и «Воццека»?
Спектаклю «Борис Годунов» в легендарной постановке Леонида Баратова 1948 года отныне не будет конца! Пусть декорации тряпочные, каких теперь уж и не бывает, зато какова сцена коронации! Многие только ее и ждут — чтобы с колоколами, иконами, хоругвями и процессией артистов миманса с «настоящими русскими лицами», отражающими значимость события.
Баратовским «Годуновым» историческая сцена закрывалась на реконструкцию в 2005 году, и артисты, занятые и в том спектакле, и в сегодняшнем, говорят: «Ничего не изменилось. Как вчера!» Только подновленные декорации и костюмы, мерцающие каменьями, немного пахнут краской.
Певцы обожают эти замшелые спектакли: никакой самодур-режиссер тебя на уши не ставит, позы все удобны для пения, ничто не отвлекает от верхнего «до», оркестр никуда не торопится, и всё так чинно, благородно…
Правда, зал может впасть в спячку, как это было недавно на «Спящей красавице». Ну и что? Ведь большинство нашей публики считает, что настоящее искусство — это нечто вроде благородной пытки. Высидел — уже от этого испытал катарсис и самоуважение. Послушать до конца огромную оперу — это как наша дань предкам. В таком подходе видится даже что-то языческое.
Журналисты спрашивают артистов: «В спектакле не чувствуется усталости?» На что они гордо: «А вы покажите в мире театр, где спектакль идет 60 лет!» Наконец мы хоть в чем-то снова впереди планеты всей.
Так и будет теперь работать Большой театр: спектакли «большого стиля», этих великодержавных монстров, постепенно вернут на основную сцену. А что же сцена Новая, шесть лет доблестно отработавшая, но, увы, не снискавшая особой любви публики? Ясно, что там будет идти, например, «Евгений Онегин» Дмитрия Чернякова. Помнится, на волне скандала вокруг той громкой премьеры 2006 года директор Иксанов усыплял бдительность ретро-градов-бузотеров: мол, не волнуйтесь, старого доброго «Онегина», где Ленский в крылатке Лемешева, вернут потом обратно на Большую сцену.
А что, было бы смешно: два «Онеги-на», два «Годунова» (на Новой сцене в 2007-м спектакль ставил Сокуров), две, скажем, «Пиковые дамы» (на Новой, в 2007-м, ставил Фокин) и так далее. Сначала детям показываете, как это было «на самом деле» (а для них 1948 год — все равно что при Годунове), потом ведете в здание слева на смелую современную режиссерскую фантазию. Просто ноу-хау какое-то.
Кто говорил, что пропасть нельзя перепрыгнуть в два прыжка? Мы было сиганули, да все главные паровозы прогрессивной мировой режиссуры у нашей публики как-то не прокатили. То есть, видимо, нашему среднестатистическому зрителю все-таки хочется люстру, бутерброд с колбасой в буфете и соснуть в темном зале после антракта.
Так вот и зависли мы в прекрасном полете. Вроде уже не Северная Корея, но еще и не Германия.
Сейчас многое будет зависеть от того, насколько изобретательную и решительную позицию займет Большой театр. На кого он будет ставить. Можно ведь ориентироваться на ведущего культурологической телепрограммы «Контекст» писателя Полякова, который недавно спрашивал у критика Дины Кирнарской на канале «Культура» (!): а что, правда ли София Губайдуллина великий композитор? И пёр на опешившую Ирину Антонову, директора Пушкинского музея, готовую поведать об уникальной выставке Караваджо: «А правда, что этот художник кого-то убил?» Писателю Полякову очень, очень понравится повапленный «Борис Годунов». Тут у него не возникнет никаких умопомрачительных вопросов.
Справедливости ради: подлинные ценители вокала не особо заморачиваются проблемой, имеет ли право на существование спектакль-музей и весь этот тряпично-вампучный винтаж. В «Борисе» они оценят отточившего заглавную роль Михаила Казакова (он пел Годунова уже 200 раз), блистательного тенора и характерного актера Максима Пастера в роли лиса Шуйского… Со стоическим спокойствием верят, что наш театр когда-нибудь родит режиссеров, способных ставить спектакли современные, но соответствующие композиторскому замыслу; взвешенные, но не скучные. И ведь дождутся, и ведь услышат ангелов.
А пока — шаг вперед и два назад. Недаром Большой всегда считали мистическим зеркалом происходящего в стране.
