Итак, состоялся очередной акт спектакля абсурда — выборы в Госдуму. Похоже, партия власти проседает. Но дело даже не в результатах голосования.
Когда-то, в 2008-м, в повести «Чародей» в журнале «Континент» я уже предположил, что однажды случится свист. Там молодого героя приглашают на встречу избранных с первым лицом: писательница, учитель, аграрий, ткачиха. Сейчас процитирую, журнал у меня с собой:
«На мраморной стене залы поверх золотых выдолбленных буквиц ярко краснели огромные строки. Выступавший считывал речь, спроецированную на славную стену кремлевской залы.
— И уж точно, не слышно визга и свиста доморощенных несогласных, — прочитал ясноглазый оратор.
Ваня засвистел».
Нарушителя порядка волокут по лестнице охранники, и, избитый, очнувшись в околотке, он слышит выпуск новостей, где бодрый женский голос сообщает: «Сегодня в Кремле собрался Круг Народной Воли. Генеральный план — сохранение стабильности. Не обошлось и без забавного инцидента. Один из гостей не смог сдержать бурного восторга и приветствовал лидера радостным криком и свистом».
Свистевший — чародей, у него природный дар с самого детства: одолевать неприятеля и любую преграду — свистом. И теперь в застенках он начинает гадать, чем его свист отзовется…
Сегодня многие тоже гадают и ждут, и эти ожидания более мистические и литературные, нежели аналитические: поползла ли система, или она останется прочна еще черт знает сколько лет?
Можно было перечеркнуть бюллетень, не идти на выборы или голосовать за любую, кроме… Но гораздо важнее свист, который, похоже, стал метафорой политической реальности или, точнее, — отчуждения власти от страны.
Свист в честь тех, кто свистнул гору денег. Свист в честь того, кто решил воцариться пожизненно, пока рак на горе не свистнет.
Так с пронзительным свистом рвется и трещит по швам наноткань. Вчера ее шили и удлиняли в шуме придворных оваций. Проходит время, и, захлебываясь звуками недовольства, толпа делает открытие: это было платье голого короля.
Власть давно избегает встреч с неподготовленной, то есть живой, публикой. Власть говорит пошлости, как под фанеру, и отборная публика хлопает, как под фанеру. «Олимпийский», засвистевший и заулюлюкавший, был той редкой открытой площадкой, где свист вырвался, точно из закипающего чайника. Вероятно, власть озаботится дополнительными мерами — чтобы не встречаться со своим народом. Она предпочитает запаянный чайник.
Но чем дольше они уничтожают всё разумное и заметное, опасаясь альтернативы, тем прямее и резче отношение к ним и тем гуще злость у подпольной России, той, что однажды выплеснется на поверхность. Что самое тревожное: на смену Кощею, возомнившему себя бессмертным, может явиться Соловей-разбойник, свирепый и дикий. Какова власть, таково и общество, а вовсе не наоборот, потому что тон задается сверху. «Вы охамели!» — понимает страна и отвечает власти зеркальной взаимностью.
Россия раздражается. Да, это журналисты, отстраненные от эфира за какое-нибудь не то слово или, плюясь, согласившиеся притворяться. Да, это общественные активисты вроде юного Саши Блинова, который был на моей недавней встрече с читателями в Твери, а сейчас за футболку «Против жуликов и воров» упечен в КПЗ. Но последнее время все чаще — это обычные люди, далекие от политики.
Они устали от перекрытия дорог и мигалок, от «силовиков», которые отбирают совсем или наполовину бизнес, стоит лишь его затеять. Они не верят судам. Всюду, куда бы ни пошел активный человек, он больно ударяется о вертикаль. Принадлежность к вертикали — защищает от закона.
Происходит так, потому что правящий класс не может иначе по самой своей природе. Кощей не может стать добродушным и румяным Санта-Клаусом.
Этим летом в Новосибирске, поймав машину, разговорился с водителем.
— Я бы никогда за руль не сел, нужда приперла, — начал он оправдываться хрипло, здоровенный, рыжая шевелюра. — Пекарня была своя. Отняли, суки.
— Кто?
— Партия их… — он добавил ругательство. — Я всю жизнь никуда не хотел. А тут приказ: всем начальникам предприятий вступать в «Единую Россию». Ну я и уперся. Нет и нет! Я и в КПСС не вступал, отстаньте вы от меня. Вот и лишили всего! Кощеи проклятые!
— Почему кощеи?
— Да как почему?! — он даже присвистнул.
Нулевые годы не закончились, и никакие десятые не начались. Нулевое время. Когда все заявления и достижения, транслируемые по телевизору, умножаются на огромный ноль. Кощеево яйцо.
Еще недавно, воруя чужие смыслы без разбору, «верхам» удавалось относительно ловко обманывать часть «низов». Но теперь, чем заманчивее новый популистский лозунг, тем большим отвращением он отзывается. Потому что мертвечина. Осталось украсть последнее — главный лозунг безбашенных нацболов, у которых, кажется, официозный молодняк и так слизал всё, что мог. «Да, смерть!» И это было бы наконец-то честно. Или можно иначе, но созвучно: «Газ-нефть!»
Ведь для Кощея нет людей, а есть эфемерный газ и черное злато нефти.
Перед выборами на даче среди метели столкнулся с соседкой, матерью троих детей, которая ожесточенно срывала аляповатые плакаты с дверей магазина.
— Все должны против них голосовать! — Она повернула ко мне возбужденное лицо.
— Да? Вы что, интернет смотрите?
— Какой интернет?! Время разве есть? Наша глава поселка в их партии! Проголосуем все против — может, тогда ее снимут. Это она поле под коттеджи продала, ты же знаешь… Теперь рощу вырубать будут. Какую рощу? Да вон ту, возле твоего дома. Уже план готов, сразу после выборов приступят. А бандит, который овчарок на людей выпускал, он ее дружок закадычный и депутат от «Единой России» в областной думе… Ты как думал?
Действительно, на поле, где когда-то паслись коровы, выросли коттеджи, огороженные общей стеной. Из одного коттеджа за стену выпускали овчарок. Собаки терзали улицу — изуродовали девочку, перегрызли руку старику, а однажды лихо покусали меня. Я вызвал ментов, они мялись понуро: «Лучше с ним не связываться». Потом овчарок пристрелили. Но коттедж депутата пока стоит невредимый, он завел новых псов.
— Жить не дают! — говорила женщина, и метель подпевала ей со свистом.
