Студент МГУ, который привлек меня в группу наблюдателей, все никак не мог сказать мне окончательно, интересы какой партии я буду защищать. За месяц он назвал мне несколько партий. За несколько дней до самого действа я не выдержала и спросила: «Так за кого же, в конце концов, я буду биться на выборах?» Студент ответил полушепотом: «За КПРФ, но в целом — за «Единую Россию».

«Таких, как я, — десятки, у каждого в команде по сорок человек», — рассказывал мне походя организатор. Инструкции юного вербовщика сводились к следующему: «Слушайся председателя комиссии. Если скажут попить чаю — пей. Если вдруг наблюдатели от других партий заметят нарушения — включай дурочку: я ничего не видела и не слышала. Тебе платят за послушного дебила, запомни». За день до выборов он сказал главное: «Заметишь нарушение и составишь протокол — партия заплатит тебе 1000 рублей, отмолчишься — председатель озолотит суммой покрупнее. И ни слова в штабе коммунистов! Там понятия не имеют, что у них в низах творится».

В штабе коммунистов мне вручили методическое пособие, обещали пригласить на общее собрание за несколько дней до выборов, познакомить с партийцами, провести инструктаж — ничего такого, естественно, впоследствии не произошло. Так, не болея душой за «красных», с минимальными представлениями о правилах проведения выборов, я стала членом избирательной комиссии с правом совещательного голоса.

За день до выборов мне было велено явиться на участок № 2657 в Раменках с направлением. Участок расположился в школе № 38. Председатель комиссии, Александра Межакова, она же завуч школы, завидя меня, стала искать причины, чтобы только не допустить меня к исполнению моих полномочий. Апеллировала даже к закону, который якобы позволяет находиться на участке только одному представителю партии. После часа препираний и звонков кураторам мне удалось-таки отстоять свое «право молчать».

Актовый зал школы № 38 оказался удивительно приспособленным к выборным нарушениям. В одном ряду с кабинками для голосования, стоявшими впритык друг к другу, находились урны. Столик наблюдателей — в одном конце зала, урны — в другом. Расстояние — 10 метров. Председатель Межакова поспешила меня предупредить: «По закону вести фото- и видеосъемку запрещается. Перемещаться по залу — тоже».

Нарушений ждать долго не пришлось, раскрывать изощренные схемы — тоже. Через два часа после начала выборов наблюдатель от «Единой России» Алексей Мишаков, собравшийся голосовать по открепительному удостоверению, дважды залезал в куртку, что-то из неё доставал и кидал в урну.

К урнам начали подходить избиратели среднего возраста не самых социально обеспеченных слоев населения и вбрасывать маленькими порциями бюллетени. Единоросс удалялся из зала через каждые пять минут, несколько раз он был замечен в разговорах с избирателями. «Мои старые знакомые», — ни с того ни с сего начинал оправдываться он.

Время от времени избиратели подходили к столику наблюдателей в поисках защитника своей партии. Также люди жаловались на комиссию, которая заранее не была извещена об умерших, а также родственниках, успевших уже проголосовать в других городах. Мне было ясно одно — никто с этими нарушениями разбираться не собирается. И я — ровно по сценарию моей маленькой пьесы — тоже молчала.

Зато женщине, пожелавшей проголосовать за своего мужа, комиссия препятствовать не стала: «Напишите за него заявление сами». А на недоумение молодого человека, которому выдали несколько (!) бюллетеней, наблюдатели равнодушно развели руками.

Председатель комиссии на третий час голосования пригласила меня на завтрак. Во время чаепития Межакова невзначай поинтересовалась, сколько стоит моя работа и насколько верна идеалам своей партии наблюдатель — справедливоросс. Затем, убирая за мной посуду, она явно дала понять, что член УИК от КПРФ с ними в одной команде. Дело за мной.

Из магнитофона неслась «Ламбада», члены комиссии приплясывали в такт. На этом фоне наблюдатель от «Единой России», переглядывающийся с председателем и разговаривающий с ней на «ты», сделал мне предложение, которое я однозначно расценила как оплату моего молчания. В ответ на мою улыбку он подмигнул и похлопал себя по карману.

К концу выборов ко мне решил присоединиться в качестве наблюдателя от КПРФ мой знакомый. Комиссия, не желая впускать новичка в свои «обработанные» круги, затребовала от него какую-то бумажку, ни одним законом не предусмотренную. Кое-как я протащила нового наблюдателя на участок — мы даже пригрозили председателю написать заявление об административном нарушении. Недоверчиво посматривая в сторону новенького, гэбэшник в отставке кормил меня — все-таки проверенную — пирожками с картошкой. В отличие от меня, просидевшей все выборы в одном углу зала, Мишакову было дозволено входить в комнату с чистыми бюллетенями. Эту порцию нарушений мне пришлось так же молча проглотить, ожидая развязки драмы.

Предел моему терпению пришелся на последние минуты выборов, когда один из членов комиссии (фамилия известна редакции), ровно сложив огромную стопку бюллетеней, непринужденно вбросила ее в урну. Музыка вдруг стихла, члены УИК еще несколько минут сидели с опущенными головами. Я и мой знакомый решили, наконец, заявить о нарушении и подошли к члену УИК от КПРФ за подписью. Пока она всячески пыталась нас отговорить, предлагая решить все мирным путем, председатель сделала нам замечание, предупредив, что после следующего замечания мы будем удалены.