Елена БЕРДНИКОВА
Этот год — год петербуржца Владимира Владимировича, но совсем не того, о котором вы подумали. В 2011-м есть особые поводы думать о великом пианисте XX века Владимире Софроницком: он родился в 1901-м, умер в 1961-м, а если из сегодня отложить в обратном направлении 70 лет, мы окажемся в 12 декабря 1941 года, среди слушателей легендарного концерта в Александринке (тогда — Театре им. А.С. Пушкина). В почти уличной атмосфере защитники города слушают бетховенскую «Аппассионату» и Третью сонату Скрябина — настоящую музыку сопротивления. «Какое право вы имеете на такое рубато? Вы пережили ленинградскую блокаду?» — однажды спросил он у одной из своих учениц. Кажется, что мерой его прихотливых темпов был метроном ленинградского радио времен блокады.
Владимир Софроницкий странным образом не умер 50 лет назад: его образ и наследие то приближаются, то уходят на время. Наш XXI век — время его очередного приближения.
Это легко объяснимо: в новых технических форматах стали доступны многие его записи, появились недавно воссозданные треки. Когда я спросила менеджера одной из московских торговых сетей об уровне продаж новых компакт-дисков Софроницкого, он сначала ответил автоматически: «Ну не Анжелина Джоли», а посмотрев реальные цифры, уточнил: «Это востребованный исполнитель».
Любовь публики к «уже не концертирующему» Софроницкому — тайная. Если говорить о СМИ и событиях, даже мемориальный год прошел тихо. Но если вычесть тонкую медийную поверхность, становится ясно, что в мире искусство Софроницкого ведет интенсивную, подводную, сокровенную жизнь.
Его фигуре подводность, сокровенность пристали более, чем многим другим. В нем ведь видели объект дионисийского поклонения и при жизни. В его биографии был спуск в подземное царство и возвращение из него.
Ленинград, блокадная зима 1941—1942 годов. Прославленный музыкант, доктор музыки, профессор Ленинградской консерватории, сорокалетний по возрасту и юношественный по виду человек прошел тогда круг своих потерь — от голода умерли его отец и сестра, и путь своих испытаний — он почти умер сам, а в зале Александринского театра, когда он репетировал на сцене, в дальних рядах лежали тела умерших.
Весной 1942-го Софроницкого на самолете вывезли в Москву. Его соученица по Петербургской консерватории и великая коллега Мария Вениаминовна Юдина написала, что выход Софроницкого к московской публике с первыми послеблокадными концертами в 1942 году воспринимался как «чудо воскресения из мертвых, зримое чудо!»
Весть о воскресении он сообщал и тем, кто слушал его выступления по радио в концертах «Мастера искусств», транслировавшихся сразу после выпуска «В последний час» и первых победных сообщений, в 1943 году. То были дни освобождения городов Белгорода, Краснодара, Ростова-на-Дону, Харькова, и как обещание близкого настоящего освобождения над страной летели шопеновские вальсы, этюды Рахманинова и Скрябина. Полетность, бравуру, утверждение жизни вынес из своего схождения во тьму Софроницкий.
Но он ушел в область неисследованного еще один раз.
В 1955—1957 годах он почти прекратил концертирование и сосредоточился не только на поиске «нового пианизма», интерпретации нового и известного репертуара, но и на некоем «уходе в глубины» — поиске возможности быть иной, новой и более совершенной личностью.
Отмеченный замечательной и замечательно благородной красотой, наделенный способностью интеллектуального схватывания многосложного — Софроницкий стоял ближе многих к тому, чтобы порыв, долгое устремление к прекраснобытию не показалось ни ему, ни другим произвольно взятой задачей, а открылось как возможность. Художнику такие возможности являются как требования.
У Софроницкого было несколько этапов развития: экспрессивный — долгой юности, монументальный — послевоенной зрелости, и, наконец, стиль его расцвета, пришедшегося на последние три года.
Этот вершинный Софроницкий, отраженный в многочисленных записях 1958—1960 годов, — не поздний, хотя те концерты и оказались последними. Это творчество на вершине жизненной дуги, в ее высокой точке совершенства.
Софроницкий предстает здесь духовидцем. Музыка без исполнителя — вещь умозрительная, сокровище потенциальное. Чтобы нечто достигло ушей и сердца, должно совершиться усмотрение духовных сущностей и их предварительное раскрытие в достойной и ищущей душе. В актуальной, наличной человеческой цельности. Софроницкий этой цельностью был, и музыку он — воплотил, сделал событием других жизней, исполнил.
Это и есть нетехническое объяснение новой любви новой публики к нему. Узреть человека, победившего тьму, — радостно, и радостно трагическое искусство Софроницкого, напитанное русским XX веком.
