Александр Бастрыкин 15 декабря провел в Грозном производственное совещание с руководителями управлений Следственного комитета в субъектах Северо-Кавказского округа.
Грозный — показательное место для такого совещания. В этом году факт вызывающей неприкосновенности чеченских силовиков вынуждены были признать даже местные прокуратура и следственный комитет.
С другой стороны, Грозный — это не территория закона. Это — территория Рамзана Кадырова. Поэтому на совещании Бастрыкина со следователями почти в полном составе присутствовало руководство Чечни. И как результат — совещание вышло за рамки своего первоначального формата.
Бастрыкин все время благодарил Р. Кадырова. «За прекрасные условия для проведения совещания», за «социально-экономическую политику» и «воспитательную работу с молодежью». За открытие современного стадиона «Ахмат-Арена», за восстановление Национальной музыкальной школы, за создание спортивно-оздоровительного комплекса в Чеченском университете и т.д. «Безусловно, все эти важные социально-экономические достижения способствуют явной стабилизации криминогенной обстановки в Чеченской Республике и успешной борьбе с преступностью… В республике более чем на 27% сократилось число особо тяжких преступлений…» — отметил Бастрыкин.
Полагаю, в следующем году статистический падеж продолжится. В Чечне люди почти перестали обращаться в правоохранительные органы с заявлениями о совершенных против них преступлениях. Ситуацию с похищениями, вернее, незаконными задержаниями своих близких жители Чечни предпочитают «решать» неофициально. Это, конечно, дорого, но зато куда более эффективно, чем заявление в следственный комитет, сотрудники которого не скрывают своего страха перед кадыровцами. А многие вообще семьями бегут из Чечни, так как эмиграция — единственный способ кардинально решить проблему собственной безопасности.
Показательна история одной семьи, которая в полном составе вынуждена была бежать из Чечни сразу после суда присяжных, оправдавших обвиняемых по статье «терроризм» четверых молодых чеченцев. Их оправдали в связи с «отсутствием события (!) преступления». Это был второй суд присяжных в Чечне и, видимо, последний. Хотя приговор по этому делу устоял в Верховном суде РФ, давление в самой республике на чеченский суд, на присяжных, на адвокатов и на оправданных было безобразным и публичным (присяжных в прямом эфире грозненского ТВ обвинили в пособничестве боевикам). Реакции со стороны прокуратуры и следственного комитета не последовало. Почему? А к ним никто не обращался с заявлением.
Нет ни одного уголовного дела и о сожженных домах так называемых «родственников боевиков». Это — чеченское «ноу-хау»: наказывать людей за кровное родство с членами подполья. Столько раз про это писали и говорили, а реакции со стороны прокуратуры и СК — никакой. Уже десяток докладов международных правозащитных организаций, в которых указаны и пострадавшие, и адреса пепелищ, а следственный комитет ЧР до сих пор ждет заявлений от чеченских погорельцев.
Почти не заводятся уголовные дела по так называемым «убийствам чести», волна которых захлестнула Чечню. Насилие против женщин в Чечне прямо-таки поощряется правоохранительной системой. Так, уголовное дело о нанесении тяжких телесных повреждений Шеме Тимаговой (муж на старости лет стал многоженцем — повальная тенденция в Чечне — и в какой-то момент ударил топором свою первую жену за то, что не захотела уходить с детьми и внуками на улицу) завели только тогда, когда Тимагов порезал ножом своего сына. До этого момента правоохранительная система хранила молчание.
О разновидностях тяжких и особо тяжких преступлений в Чечне, о которых следственный комитет НЕ ЗНАЕТ, можно говорить много. И мы, конечно, будем это делать. Но что толку? Даже по резонансным преступлениям нет никакого прогресса.
Дело об убийстве Наташи Эстемировой расследуется уже два с половиной года и только недавно, под нажимом правозащитников, следователь вынес постановление об изъятии биологических образцов у сотрудников чеченской полиции для сравнения с ДНК убийц. Дело о похищении Ислама Умарпашаева расследуется уже два года — количество томов выросло до 32. Подозреваемые в похищении сотрудники чеченского ОМОНа препятствуют следствию, отказываются от очных ставок, угрожают потерпевшему, правозащитникам и сотрудникам СК, ведут себя агрессивно и нагло. В деле об убийстве чеченских активистов Заремы Садулаевой и Алика Джабраилова фигурирует номер телефона одного из преступников — тоже сотрудника местной полиции. Но следствие официально установило его личность только после того, как он погиб в спецоперации. Дело приостановлено, и реанимировать его некому. В деле нет потерпевших. Родственники Заремы и Алика боятся подходить к следственному комитету даже на пушечный выстрел. Уповают на кровную месть когда-нибудь кому-нибудь. Не двигается никуда дело чеченской правозащитницы Заремы Гайсановой, пропавшей во время спецоперации, которой руководил Рамзан Кадыров. Видимо, вечными «висяками» стали и более 200 дел о похищениях, заведенных еще в середине 2000-х.
Справедливости ради Александр Бастрыкин затронул эту больную тему, но как-то до неприличия оптимистично: «Хочу отметить, что у нас налажено четкое взаимодействие между управлением следственного комитета по ЧР и другими властными структурами республики. Конечно, есть проблемы, в том числе и нераскрытые преступления, но их с каждым днем все меньше и меньше…»
