Четыре роли в спектаклях «Современника». Двадцать три года и яркая, как зеркальный зайчик, мета будущей звездности на лбу. Но этот солнечный принц, грёза Золушек, грызет ногти, без передыху курит, ненавидит роль «артиста Никита Ефремов». В его серо-желтых глазах плавают обрывки странных теней. Разговаривая с ним, то и дело вспоминаешь толстовское «…а спокойствие — душевная подлость». Учился в математической школе, играл на скрипке. Константин Райкин, руководитель курса, гений-трудоголик, был им всегда недоволен. Никита Ефремов не особенно похож на своего деда, Олега Ефремова, и еще меньше на отца, Михаила Ефремова, но сильно похож на Ефремовых вообще. И не очевидная одаренность, не генетическое обаяние, а странное беспокойство, способность без видимых причин метаться внутри самого себя, потребность вырваться и выразиться выдают фамильную принадлежность.
Друзья называют его Никитос, мама — Солнышко.
Я АБСОЛЮТНО НЕ УВЕРЕН, ЧТО ХОЧУ ИГРАТЬ В ТЕАТРЕ ДО КОНЦА СВОЕЙ ЖИЗНИ. Это абсолютно не та жизнь, которую я больше всего хочу прожить. Правда. Иногда совесть очень сильно перекрывает насчет целей существования. Отдать себя на воспитание самого себя. Дать себе возможность учиться, заниматься самообразованием.
Меня уже так наспрашивались насчет деда и отца! Начинаешь быть персонажиком, который отвечает на вопросы: «Ну, Никита, скажите, чувствуете какую-то ответственность?» Ну чувствую!!! Чувствую! Но что вам интересно, не понимаю!
Сорок человек пришли на мой день рождения в клуб «Высоцкий». На следующий день просыпаюсь и вижу в интернете эту штуку. Оказывается, на мой день рождения пробралась желтая журналистка. Я потом нашел «Твиттер» этой девочки, там написано: «Ой, как тут хорошо! Какие они все замечательные! Сейчас поем пирога и пойду их предам». Не понимаю! Не понимаю!!!
ОДИНОЧЕСТВА НЕ ХВАТАЕТ. Мне очень хочется побыть одному. Но как только я не в горах, не в лесу, не у реки, а в городе остаюсь один, у меня начинается паника. Я очень слабый человек, очень подверженный, очень зависимый. И расхлябанный, растасканный самим собой на какие-то кусочки. Как только я заткнусь на день, молчу, эти кусочки начинают собираться, сползаться… А как только я сыграл Горбунова, поговорил с вами — опять они все раздвинулись! «Мысль изреченная есть ложь» — я вчера понял, что это значит! Пока она мысль, она есть вопрос. Как только прозвучала — утверждение. И как только я начинаю что-то насчет себя утверждать, начинает отходить вот это важное количество вопросов. Самый трудный обет, по-моему, обет молчания. Если мне хватит внутренней воли, я попробую.
ПОТРЕБНОСТЬ ЛЮБВИ В МОЕЙ ЖИЗНИ ЗАНИМАЕТ ПЕРВОЕ МЕСТО. Это единственная вещь, которая должна держать, и держит — любовь! Для тебя, живущего один раз, она важнее, чем твоя собственная профессия. И вот живу я со всеми моими рассуждениями, и вдруг попадается такой объект: ТЫ! Да не может быть! Да, правда, ты, ты, ты! Это она, это она, это она! Верю, верю, верю! Потом — не она!
Вот я влюблюсь, и она будет! И с ней я вместе раскатаю ковер до конца жизни…
Но мне говорят: «Как дела? Встречаемся?» Кофейку попили — всё, 15 минут, я сел в метро! Я не успел ничего про нее понять, насладиться тем, какая она, как она думает! Потом надо же всё время говорить! Я же не могу ей сказать: «Сядь, молча посмотри мне в глаза три минуты!» В ответ — истерическая реакция. Или раздражение.
Я сейчас не влюблен. Может, поэтому и мучусь. Хочу влюбиться и никогда в жизни не врать этому человеку.
ТЫ НЕ ПОЙМЕШЬ, ЧТО ТАКОЕ ПРЕДАТЕЛЬСТВО, ПОКА НЕ ПРЕДАШЬ. Так случилось в моей жизни, так случилось! И что бы я себе ни говорил («Да мне всё по фиг, забыл! Я классный!»), но пока есть совесть, есть тот голос, который твердит: что ты делаешь, зачем?! Пойди извинись! Не пошел, не извинился. И только потом понимаешь, насколько ты делаешь больно не другому человеку, а себе, когда предаешь.
Пушкинское «Мне скучно, бес!» — возможно, и моя самая большая проблема. Когда я первый раз сказал: «Я тебя люблю», сразу, в этот момент, стал бояться, что я вру. Может быть, мне нельзя испытывать сильные чувства? После проговаривания они становятся для меня вторичными. И что мне делать с моей чертовой искренностью?! Да если бы передо мной сидел такой Никита Ефремов, я бы ему в морду дал уже давно!
У меня обманчивая внешность. Женщины хотят понять, что там с ним такое происходит, чего он такой нервный. А я понимаю, что уже столько навалял! По отношению к своему внутреннему ребенку.
ПОСЛЕ БРОДСКОГО Я НА ВСЁ ПО-ДРУГОМУ ПОСМОТРЕЛ. Тема «Горбунова и Горчакова» — раздвоенность. Моя тема! У меня внутри не один человек, а двадцать четыре! Когда я гуляю один, у меня бывают страшные моменты. Внутренний диалог вдруг выдвигается прямо в мозг, и тот и другой человек говорят правду.
Чтобы в какой-то момент на сцене оторваться по полной, мне для этого надо постараться говорить правду. Честность — мой выбор сознательный. Моменты, связанные с совестью или стеснением, я иногда в себе сознательно провоцирую. Хотя, может, я где-то сейчас и подвираю. Высокомерие мне тоже свойственно. Но я в этот момент очень глупый! Начал читать Фромма, стал дальше от себя такого, каким я не хочу быть. Бродский — еще дальше. Наверное, если прочту «Карамазовых», буду еще дальше.
Махнуть в непал! И послать всё к чертям! Но и бабла заработать, маме его дать, и как-нибудь так посидеть с друзьями за всю фигню!
Я УЮТНЫЙ ЗАЛОЖНИК САМОГО СЕБЯ. Насколько я глубоко и быстро ухожу, настолько же я быстро взлетаю. Мой внутренний человек понимает, что можно попробовать что-то из ряда вон выходящее: бах — бросил театр, начал заниматься музыкой! Бах — уехал в Норвегию! Но я же не могу этого сделать?! Тут дело не в страхе. Почему все смотрят телевизор? Почему все хранят сковородки в духовке? Привычка мне гораздо приятнее всех моих открытий, которые я еще не произвел.
ДЛЯ МЕНЯ РОДИНА — ЭТО МОЯ МАМА! Моя конкретная собственная жизнь, деревня под Воронежем. Как мы с дедом рыбу ловили, он меня учил. Если Родина для тебя — это когда какие-то дядьки что-то врут, пожалуйста, — иди митингуй! Но если ты хочешь хорошую страну, не бросай окурок. Если говоришь про глобальное потепление — езди на метро. …Собрались бы лучше и спели Гребенщикова, это было бы хотя бы смешно. Только абсурд сейчас даст понять, что действительно важно.
КОГДА ОТПЕВАЛИ ОЛЕГА НИКОЛАЕВИЧА, Я УПАЛ В ОБМОРОК. На Квашу. Мне не очень хорошо в церкви. Очень много ладана. Но это не значит, что я не верю в Бога. Я в него, безусловно, верю. Но я никогда еще не был на исповеди.
Жаль, что бросил скрипку! Сейчас я стараюсь больше играть на фортепиано, на гитаре, на барабанах. С удовольствием сижу дома, слушаю Рахманинова, Сати или Скрябина.
Я хотел бы пожить в XIX веке. Вдруг представил: за столом сдержанность, неспешность, лишний раз не переглянуться. Если б мы с вами заранее договорились об интервью, я бы знал, что мне надо одеться — фрак, цилиндр, взять извозчика. По-другому бы говорили.
СЧАСТЛИВЫХ МОМЕНТОВ ПОЛНО!Когда мы с ребятами сочиняем музыку, вдруг поймали ритм и все перестали играть ноты, и вдруг что-то возникает. Момент какого-то вылета, когда никому ничего не надо объяснять! Или на море. Я представляю, что я какая-то рыба, звуки издаю под водой, вода идеальное, магическое что-то для меня. Или ты думаешь, тебе сейчас ой как влетит, а человек оказался понимающий, и ой как не влетело!
На поклонах я очень стесняюсь. Артист, который выходит после спектакля, не должен делать вот так: фу-уу! Наоборот, еще больше должен заводиться: пойду сейчас прочитаю все книги за два часа, всю музыку прослушаю!! Это — момент счастья.
Не должно быть в театре уютно и комфортно, это не та среда. Но актер, так или иначе, в какой-то момент нажимает кнопку REC: фиксирует, что происходит, в этом ужас актерской профессии. Сейчас эта кнопка запала. Важно не забывать, что ты всего лишь транслируешь, что ты шут в наивысшем проявлении. Понятно, что всё было в искусстве, кроме тебя, но это все равно вопрос о качестве трансляции. Поэтому я сейчас пытаюсь, я очень хочу сделаться хорошим человеком. Человеком.
«Как жаль, что то, чем стало для меня твое существованье, не стало мое существованье для тебя…» — строка, которая постоянно крутится в моей голове. Поэты для меня сейчас важнее прозаиков: Бродский, Блок, Тютчев, Пушкин, Лермонтов, Самойлов. Стихи Володина.
ЕСТЬ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО СКОРО В ИСКУССТВЕ БУДЕТ ЗОЛОТОЙ ВЕК!Мы недавно говорили с друзьями: золотой век творчества! Как только всё это дерьмо вынесут, насладятся этим, уберут, настанет какой-то простой и прекрасный этап.
