Ольгу Романову наградили премией «Сафо». Присуждается она ежегодно Международным обществом свободной прессы наиболее влиятельным журналистам мира. Церемония проходит в Копенгагене.
На самом деле формулировок, за что дают эту самую премию им. Сафо, — масса. И «за вклад в укрепление…», и «за мужественное сопротивление…», и «за сохранение духа свободной прессы». Для датчан, основателей общества, все эти слова — не пустой звук. Карикатурный скандал, разразившийся 7 лет назад, до сих пор остается, наверное, самым громким происшествием в датском королевстве. На защиту журналистов тогда встали и политики, и общество всей этой пятимиллионной страны. С тех пор храбрые и принципиальные датчане гордо несут знамя главных защитников свободы слова. И раз в год награждают своей премией кого-нибудь еще — такого же смелого, упрямого и отчаянного, как они сами. Как Ольга Романова.
Последние месяцы в королевстве очень следят за тем, что происходит в России. Мои друзья-датчане говорят, Россией здесь так не интересовались, наверное, с перестройки. В каждом номере местного ежедневника Politiken — по заметке о жизни «большого балтийского соседа»: про привычки и нравы, Москву и глубинку, даже про отличия наших хипстеров и их — нарядную, активную молодежь. Знакомый редактор из Politiken говорит так: «Скоро будем делать вкладку».
До последнего датчане сильно беспокоились — вообще приедет ли Романова? Мужа закрыли, на саму — уже шьют дело, а в квартире некормленая кошка Чуйка. Рядовой порядочный россиянин и датчанин от такого бы ушли в глухую депрессию. И мы в «Новой» беспокоились за Романову — и правда, не стоит, может, ехать-то в Копенгаген.
Но нет. Вечером с 29 на 30 марта Романова заседала в «Китайском летчике» на «Руси Сидящей», там же всю ночь праздновала свой день рождения. А за пятнадцать минут до окончания посадки (в самолет) села писать письмо Козлову.
— Я пишу, — сказала она, не отрываясь от лэптопа, — а ты беги за сигаретами.
И я побежал. «Сигареты для Ольги Романовой! — кричал я на очереди в «Дьюти Фри». — Расступитесь!» — «А она здесь? — спросила у кассы женщина. — Где эта бесстрашная женщина? Мы хотим ее приветствовать!» — «Я передам, — кричал я, снова убегая. — Только от кого?» — «Передайте: от имени норковых шуб!»
По громкой связи уже говорили наши фамилии. Но за пять минут до окончания посадки Романова все еще писала Козлову:
— Уже иду.
— Не идешь!
— Я иду, а ты беги, держи двери, — снова расставила приоритеты Романова, убирая лэптоп в сумку.