Режиссеров называют собирателями снов, но лишь операторы способны эти сновидения сделать зримыми.
Церемония награждения в Детском музыкальном театре и была решена как сон оператора, которому снятся его фильмы.
Премию за вклад в операторское искусство имени Сергея Урусевского получил Юрий Клименко. Современный классик, руку которого узнаешь в каждой работе. При этом для каждого своего соавтора-режиссера Клименко умеет нащупать иной характер изображения, индивидуальную атмосферу. А снимать ему довелось картины Сергея Параджанова, Александра Кайдановского, Али Хамраева, Георгия Данелия, Рустама Хамдамова, Киры Муратовой, Сергея Соловьева. Алексей Учитель, с которым неоднократно работал оператор, говорит: «У меня есть тайное подозрение, что он пишет картины. А когда мы были в Нью-Йорке, я узнал, что серьезные галереи выставляют его фотографии как произведения искусства». Не знаю, пишет ли Клименко картины, но каждый его кадр и есть мгновение живописи, созданное маслом, акварелью, пастелью, тушью.
На главный приз премии «Белый квадрат» после голосования Гильдии кинооператоров претендовали пять работ. Александр Ильховский, номинированный за «Мишень» Александра Зельдовича, — в футуристическом будущем Москва предстает сверкающим синтетическим городом с выхолощенной душой. Юрий Клименко, снявший практически с руки плутовскую сказку «Самка» (режиссер Григорий Константинопольской). Максим Осадчий — за романтическую комедию Авдотьи Смирновой «Два дня» — о любви-ненависти интеллигенции и власти. Алексей Родионов — за галлюциногенную социальную эзотерику «Generation П» режиссера Виктора Гинзбурга. И, наконец, Михаил Кричман, который ожидаемо и получил закованный в металл «Белый квадрат»: заметим, уже третий в его карьере. Его работа в фильме «Елена» Андрея Звягинцева признана коллегами лучшей операторской работой года. Камера Кричмана ворожит, погружаясь в самые прозаические вроде бы мизансцены и отворяя в них тайный смысл. Он вообще «внутренний», аутичный, колючий в общении. Но с камерой в руках сразу находит доверительный контакт с внешним миром. Получая награду, Кричман цитировал «Калевалу»: «И не знаешь рулевого… и гребца того на веслах…» По его признанию, пространство фильма не сложилось бы без костюмов Анны Бартули, которая лучше всех чувствует силуэт, мизансцен Андрея Звягинцева, декораций художника Андрея Понкратова, колориста Ивана Масленникова. Но писать цветную графику, меняющую облик и настроение, лучше других умеет сам Кричман.
Павел Лебешев, кинооператор от Бога, напомнил своим собратьям по профессии, что операторы — невесты режиссеров. Оператор, как и актер, хочет понравиться режиссеру. Но не на «Белом квадрате». Гильдия операторов выбрала своего режиссера, наградив его премией «Признание операторов». Режиссер и ведущий церемонии Алексей Агранович водил камерой по лицам зрителей, пока не остановился на «крупном плане» Соловьева, мирно дремавшего в партере. Якобы проснувшись, Сергей Александрович произнес поэтический спич о сотворцах-операторах, определивших лицо его фильмов: Леониде Калашникове, Павле Лебешеве, Юрии Клименко, Сергее Астахове, Сергее Мачильском. Но гениальному Рербергу режиссер уделил особое внимание. «Мы не просто снимали кино, мы вместе проживали мгновения невозможного придурочного счастья». Соловьев вспомнил про долгие ночные посиделки Рерберга с художником Александром Борисовым. О чем говорили? О краплаке. Рерберг требовал покрасить пол в консерватории. Борисов на очередной операторский «вывих» реагировал вяло: «Хочешь, разведу тебе целое ведро, крась сам». Накануне съемки Рерберг сам ползал по деревянному консерваторскому полу и тряпкой втирал лак в паркет. Так рождалась магическая светопись его фильмов.
Скромные операторы отводят себе роль «второго плана», но она в кино — одна из главных. Калатозов никогда не скрывал своей зависимости от Урусевского и его авангардных поисков. Российская операторская школа — из лучших в мире. И среди других, впадающих в дилетантизм, кинематографических профессий операторы высоко держат планку. Более того, этот цех самый сплоченный в киносообществе.
Нерешенным остается вопрос: какой оператор востребован кинематографом? Тот, кто полностью растворяется в режиссерском замысле, или же тот, чьей работой ты восхищен: как здорово снято!
Нам отвечают:
Режиссер Сергей Соловьев. Тех, которых вообще не видно, чрезвычайно много. Сейчас время полного химического растворения. Не увидишь режиссуры, оператора. Да и самих фильмов не видно. Они в потоке, слишком незаметные, не запоминающиеся. Для меня оператор — тот, которого видно. И режиссер не должен быть невидимкой. К счастью, появилось несколько замечательных работ на мировом уровне. Считаю выдающимися картины «Шапито-шоу», «Портрет в сумерках». Они бесстрашно додумывают все до конца. Жить после этого очень непросто — понимаешь, в каком мире мы существуем. И в то же время в них есть редкое ощущение, о котором Блок говорил: «А мир прекрасен как всегда». Вот Клименко как никто понимал настоящую красоту белого света.
Президент гильдии операторов Игорь Клебанов («Водитель для Веры», «Мытарь», «Займемся любовью»). Не нужно оператору выпячивать свое мастерство на экране. Оператор — это прежде всего интонация, в которую ты облекаешь замысел режиссера. Из нового поколения мне нравится Дмитрий Яшонков, Максим Осадчий, и знаешь, неплохо снимает Клебанов.
Оператор Владимир Климов(«Вор», «Львиная доля», «Брежнев»). Все зависит от фильма; я всегда стремился работать в разных ипостасях. Были картины, в которых пытался раствориться: спрятаться за историю, за актеров. И лишь исподволь, как в фильме «Скоро весна» Веры Сторожевой, — работать на общий замысел. Сегодня диктатура продюсерского кино. Поэтому требовательные операторы нежелательны, нужны покладистые, без самостоятельного видения, готовые подчиняться чужой воле. Главная проблема нынешнего кинематографа — кризис личности. Мой любимый оператор — Сергей Урусевский, недосягаемый, умевший держать высочайшую планку профессии без внешних эффектов. Но бывают работы, где, напротив, можно показать, какой ты крутой, когда зрелищность становится сюжетообразующей. У меня была такая картина «Шик» с Бахтиером Худойназаровым. Сегодня кинематограф завис между энтертейментом и искусством. Видимо, наступил момент, когда придется честно сказать: это развлечение, и его будет четыре пятых, и лишь остальное — искусство.
Оператор Максим Осадчий («9 рота», «Обитаемый остров», «Два дня»).У моего мастера Владимира Нахабцева была любимая фраза: «Лучше плохо снять хорошую картину, чем хорошо — плохую». Мне это близко. Самое важное — чтобы изображение органично существовало с драматургией. И когда оператора не видно — это замечательно. Я люблю смотреть кино, на котором работал, когда оно полностью готово. Но это редко получается. Вот «9 роту» я впервые увидел на премьере, и она своим масштабом и эмоциональностью сразила.
Оператор Михаил Мукасей («За день до…», «Даун Хаус»). Когда мы учились, было важно, чтобы сказали: «Ух, какой блестящий оператор!» Его сразу все узнавали и начинали приглашать. Чем дальше работаешь, тем скорее приходишь к простой мысли: чем лучше кино, тем лучше и работа оператора. Это абсолютно связанные вещи. Признаюсь, современные артхаусные картины мне скучны все до одной, даже если я вижу отличную операторскую работу.
Оператор Александр Насовский(«Вино из одуванчиков», «Атлантида»). Я люблю зрелищное кино, изображение которого завораживает. И только потом для меня важны история, актерское исполнение. Кино — изобразительное искусство. Если свет поставлен плохо, даже напряженный сюжет и прекрасная игра актеров меня не удержат — встаю и ухожу. Последнее кино, меня восхитившее, — «Черничные ночи» Вон Карвая, а Тарантино терпеть не могу, потому что его кино плохо снято.
