Сергей КАПКОВ пришел «на культуру» Москвы осенью 2011 года. «Сто дней» позади — но для полного освоения этого огромного и сложного хозяйства явно требуются годы. Однако в редакции «Новой», во время долгого разговора, Сергей Александрович сформулировал ключевые проблемы столицы:

а) отчаянная, крайняя разнородность горожан, семей, районов Москвы; б) агрессия, которой полон город, — бульвары, вывески, люди; в) необходимость структурных перемен и поиска «общей идеи» Москвы.

Об этом и говорили.

– В нашей стране культура всегда жила и продолжает жить по остаточному принципу. Вы себя в каком чувствуете пространстве: маргинальном или активном?

— В активном. Мы не пытаемся советский опыт взять. Скорее западный, он вполне успешный. Генплан Большого Парижа, которым так восхищаются, заказывал департамент культуры. «Музеи, театры — это историческое достояние», — говорят французы и его берегут. А у нас везде — билдинги, бизнес-центры, как будто это главное. МГТС ставит повсюду телефонные будки. Я не уверен, что ими кто-то пользуется, но там всегда есть огромный щит рекламы, который дает дополнительный заработок МГТС. По всем правилам урбанистики буквы рекламные не должны быть больше головы человека, иначе — это агрессия. Город превращается в монстра! В такой хаос, что на улицу выйти нельзя!

Пора ввести понятие «общественное пространство». У нас чиновники не понимают, про что город. Надо менять риторику, вместо «мы выделили столько средств» говорить: мы построим вот это, мы сделаем это. Чтобы человека было видно!

— То есть сделать критерием не цифры, а дела?

— Я считаю, что мэрия вообще не должна вести разговоры про деньги. Объясню почему. Москва — огромнейший город, и миллиард рублей здесь: это вообще ни про что! Куда пальцем ни ткни — все стоит больших денег: уборка города, благоустройство. При этом общество уверено: «Вот дали три миллиарда — украдут!»

— И все-таки про цифры: 178 миллиардов, выделенных в бюджете на культуру, — много, мало, достаточно?

— Пока, мне кажется, достаточно. Другое дело, что можно какие-то деньги перераспределять. Скажем, Дом музыки получает 260 миллионов городских денег, а зарабатывает — 30—50. Мы в какой-то момент честно должны сказать Спивакову: Владимир Теодорович, забирайте здание в менеджмент. Я тогда сэкономлю 250 миллионов рублей и смогу помочь другим.

На самом деле главная загадка, которую мы пытаемся разгадать, — это атмосфера. Атмосфера города. Я считаю, что у меня не департамент культуры, а «департамент городской атмосферы».

Мы можем построить самый лучший музей. Но я почти уверен: ходить не будут. Потому что наше общество сегодня устроено так: дом — работа — телевизор — пиво. Признаюсь, когда я был первым заместителем председателя Комитета по информационной политике, то не очень чувствовал, что телевидение разрушает горожанина, закладывает этот алгоритм. Добавьте к этому, что средний москвич проводит в дороге 2 часа 10 минут. По всем урбанистическим меркам это означает, что город стагнирует. Все, что делается, принимается сразу в штыки. Ну, предположим, говорим: Москва построит 200 храмов — все против! Снесут «Детский мир» и на этом месте начнут строить космический корабль — против! Скажем: будем восстанавливать «Детский мир» — тоже против. И агрессия чувствуется везде: от парковок до вывесок. Я не знаю, с чем это связано, с недоверием к властям или чем-то иным.

— А были попытки выяснить, чего хочет московская публика?

— Очень плохо наш человек формулирует свои желания. Профессионалы говорят: мы — наследники великого репертуарного театра. А зритель пишет письмо мэру, рассказывая, что повел жену в театр по случаю юбилея — полчаса искал парковку, в театре хотел зайти в буфет, там только зеленый чай и азербайджанский коньяк. Я понимаю, почему в «Цирк дю Солей» всегда очереди. Они умеют добиваться, чтобы праздник был везде!

— Ганди говорил: «Если хочешь перемен, сам стань переменой». Вы ощущаете, что столица вас меняет, к чему-то подвигает?

— Да, к терпению! Мэрия заинтересована, чтобы кто-то дискуссию начал вести, чтобы у нас была поддержка. Давайте снесем рекламу! Рычаги есть. Но мы понимаем — не будет общество «за»! Как только что-то начнешь делать, сразу получаешь противодействие: зачем делаете? Пойдут рекламные кампании за рекламу, будут писать дружественные СМИ, бабушки говорить: я теперь не знаю, какой порошок покупать. И мы останемся один на один с агрессивным бизнесом. Беда в том, что общество вокруг тебя не объединяется! Все хотят создать гражданское общество — что на одних митингах, что на других. Так ты сам должен матрицу на этих точках менять. Культура — это такой большой маркер, выявляющий характер города. А по данным социологов, сорок процентов москвичей ни разу не были в музее. Когда на новогодние каникулы мы сделали бесплатные дни в музеях, 600 тысяч человек пришло. По статистике прошлого года — треть всего посещения за год. Люди узнали, что есть музеи!

А вчера я был в Большом театре. Ну все, как в моем детстве: бесконечная очередь в гардероб, такая же в буфет. Люди убегают, не аплодируя, чтобы получить без очереди пальто. В бриллиантах, вечерних платьях — бегут, когда еще занавес не опустили! То же самое в Пушкинском музее. Все умиляются: очередь! А очередь оттого, что гардероб не справляется! Это же все надо решать.

Капковский призыв

— Вы не раз говорили, что Москва должна генерировать новые смыслы. Какую роль в этом может сыграть чиновник?

— Сложный вопрос. Недавно журнал «Экономист» проводил семинар: «Будущее больших городов». Приезжал главный архитектор Шанхая. И он говорит: у нас город совершенно другой. Почему? Потому что у нас пять миллионов молодых амбициозных яппи, именно они формируют город. Когда в Москве будет такое количество креативных людей, это изменит ее лицо.

Моя основная формула: нужны молодые городские профессионалы. Сейчас их максимум (предположим, те, кто за Прохорова голосовал) 800 тысяч человек. Будет их два миллиона — город будет другой.

— Есть ли программа стажировок для городских чиновников?

— Пока мы просто стараемся искать людей с успешными кейсами. Сначала я не сомневался, что получил отличную работу, но выяснилось: я не могу уговорить людей прийти в департамент, хотя здесь достаточно высокие зарплаты у руководителей.

— Чем объясняете?

— Да надо работать с восьми утра до глубокого вечера! Вот Лену Зеленцову, специалиста по консалтингу в сфере культуры, уговорил пойти на ДК ЗИЛ: 21 тысяча квадратных метров, запущенное пространство! Говорю: «Ну ты же исследования мне делала. Вот возьми и реши!» Плачет, но делает!

— Вы говорили, что верите в эволюционный путь. Какие главные вехи на этом пути?

— Непоколебимый мой принцип — больше молодых профессионалов. Сначала — поменять людей. Вот моя стратегия.

— А тех, кто не сможет участвовать в программе общей модернизации, «на свалку истории»?

— Почему на свалку? В парке Горького я вообще никого не уволил. Там есть отдел озеленения. Им, по большому счету, все равно, что озеленять, поэтому им надо задать точное, правильное лекало. В Доме фотографии Ольги Свибловой — много бабушек. Работают до 10 вечера. Они у нее даже одеты как-то по-другому, прическу делают. Прихожу в другой музей, там старушки дремлют. А зарплата примерно одинаковая. Это к вопросу о том, кто лекало задает.

— Где тот инкубатор, где выращивают людей, которые дают правильные лекала?

— В чистом виде нет такого инкубатора. Но есть институт «Стрелка», Британская школа дизайна, есть Московская высшая школа социальных и экономических наук (Шанинка)…

— Как вы будете решать возрастную проблему, в частности, в театрах?

— У меня в подчинении 88 театров. В Москве их 317. В городе Париже мэрия поддерживает только 17 театров. Они вообще не финансируют постановки. Финансируют содержание зданий. Наша задача — заново создать систему. Будем вводить определенные критерии: так называемое национальное достояние, скажем, «Современник», «Ленком».

— Есть у вас своя кадровая база?

— Я многих лично знаю, с большим количеством людей общаюсь. Я сторонник синергии между экспертами и теми, кто понимает бухгалтерию, финансирование. Надо ввести штатную единицу «куратор», чтобы человек мог поехать в Швейцарию, в Париж, договориться о выставке с Эриком Булатовым. Свиблова — хороший директор Дома фотографии, но, по сути, она — его главный куратор, лицо музея.

— Что будет с Музеем кино, у которого по-прежнему нет своего дома?

— Это федеральный музей. А межбюджетные отношения сложны и запутанны. Я жду назначения министра культуры, потому что есть еще несколько неплохих музеев в Москве, с которыми надо что-то делать. Большинство музеев, включая Ленинскую библиотеку, уверен, хотели бы перейти в московское подчинение. У нас зарплаты выше, у нас связь с городом лучше. И большинство театров были бы «за». Но ведь Министерство культуры против.

Музей кино пустим в отремонтированный кинотеатр «Художественный», только надо дождаться, чтобы кто-то деньги под это дал. Вот кинотеатр «Пушкинский» уже у частников, его собирается реконструировать компаниия Stage Entertainment, будут там мюзиклы ставить. У нас сейчас 500 экранов в Москве. Люди в основном посещают многозальники. На Пушкинскую площадь не очень-то доедешь, да и не припаркуешься. Что делать? Это проблема уже градостроительная. Мы попытаемся сквер обустроить, сделаем стоянку для такси. А то до сегодняшнего дня стоит «гнилой зуб» в центре Москвы.

— У вас же есть дни для бесплатного посещения музеев, может, подобное сделать с кинотеатрами?

— Часть из них вообще не работает. Они брошены. Их нужно реконструировать. Часть из них отдана под детские кинотеатры. Ну, и часть как-то функционирует.

— Средне очень функционирует, честно говоря…

— Какие-то кинотеатры сданы, другие выкуплены. С развитием технологий кино становится рискованным для инвесторов бизнесом. Меняется сама публика. Она поменяла ориентиры — жители Москвы ездят в торговые центры. Я борюсь с торговыми центрами, хочу, чтобы люди ходили в парки, на бульвар, в открытое общественное пространство. Однозальный кинотеатр сегодня не работает, не оправдан с точки зрения экономики, неинтересен городу. А наши кинотеатры в основном однозальные, двухзальные. Поэтому ищем инвесторов, чтобы их как-то перепотрошили и сделали что-то социально-культурное: бальные танцы, концертную площадку. Если есть сцена, то кино показывать будет легко. Просто все это большая работа.

— Если говорить про программирование культурной повестки, то что надо сделать, чтобы публика тратила деньги не только на американское кино? Вот Месхиев в Питере сделал в День влюбленных акцию «кино за 10 рублей». Зритель и пошел на американское кино, за счет бюджета города повышать благосостояние голливудских мэйджоров. Надо же думать, как поддержать национальный кинематограф. Говорят, всё советское — плохое, но были утренние сеансы по 10 копеек, были абонементы. Может, придумать абонементы для студентов, школьников, пенсионеров?

— Отвечаю. Это вопрос к будущему министру культуры Российской Федерации. Уж к кинематографу я точно отношения не имею!

Москва как заповедник, город и село

— Сейчас у нас готовится присоединение огромной территории к Москве. Есть ли концепция освоения «Большой Москвы»?

— У нас 70% объектов культуры находится в пределах Третьего транспортного кольца. Там в некоторых районах показатель по культуре, может, лучше, чем в Москве, хотя бы ДК сохранились… А есть районы, где 30 тысяч человек живут с нулевым уровнем культурного обслуживания, без кинотеатра, без библиотеки.

— А библиотеки при развитии интернета надо сохранять?

— Надо, я уверен! Но что сегодня люди от библиотек хотят? Во всем мире библиотека — вход даже не во Всемирную паутину, но в ворота, где тебе могут помочь, указать доступ к информации, найти материалы, ссылки, базы. У нас нет этих баз. Это все надо делать заново.

— Есть ли реестр культурных учреждений?

— Да, полный реестр всех 917 учреждений. У нас есть даже их поэтажные планы.

— Определено ли, что входит в охранные зоны?

— Конечно. Единственное, чего кое-где может не быть, это кадастрирования земли парков.

— Хорошо ли законодательно закреплена охрана земель заповедников — Коломенского, Царицына?

— Хорошо. Так хорошо, что урну поставить нельзя, лавку лишнюю.

— Как раз в Коломенском собирались построить некие избушки, трактиры, гостиницы прямо на территории заповедника.

— Это инвестконтракт еще времен Юрия Михайловича. Мы его расторгаем. Коломенское, кстати, только в этом году передали в департамент культуры. И Манеж был в частных руках, теперь забираем назад.

— А павильон «Шестигранник» в парке Горького, когда центр современной культуры «Гараж» Дарьи Жуковой переедет туда, чьей будет собственностью?

— Мы даже еще не оформляли документы. Вы видели, «Шестигранник» в каком состоянии? Сваи из земли торчат…

— На чьи деньги он будет реставрироваться — Москвы или Абрамовича?

— Абрамовича.

— Парк Горького уже стал примером и образцом перемен в области паркового строительства. А для других московских парков составлены концепции?

— Да, по каждому парку — своя. У нас в департаменте очень талантливый мальчик работает, лет 28, Федя Новиков. Он в Америке учился по специальности «архитектура — урбанизм». Он делал социологические опросы в кварталах, прилежащих к паркам: чего люди хотят?

Например, в Северном Тушине и Москва-река, и шикарный вид на Речной вокзал — красота! Но одни там хотят кататься на велосипедах, а другие жарить шашлыки. Одни другим орут: «Да пошли вы!.. Со своими колясками здесь не ходите! Вы нам отдыхать мешаете!» И я пока не знаю, как сделать этот парк, чтобы они друг друга не поубивали. Всех этих москвичей как-то объединять надо. Город как-то растянули в село, он без центра, понимаете? В Северном Тушине никто про парк Горького даже не слышал. Знают торгово-развлекательные центры за МКАД. Туда автобусы ходят, и люди проводят там время сутками.

У нас есть деньги — мы выстраиваем систему, объявили систему грантов. Москвичам нужна рэп-музыка? Будем делать фестиваль рэп-музыки, обустраивать Тушинский заброшенный аэродром…

— Вы хотели Бульварное кольцо обустраивать и Патриаршие пруды…

— Будем делать. Два бульвара в этом году восстановим и отремонтируем. Надо на бульвары пустить уличных музыкантов, чтобы все иначе зажило. Важно создать такую атмосферу, чтобы людей, которые мусорят и гадят, либо выдавливали с бульваров, либо заставляли жить по правилам.

— Сейчас еще и Переделкино переходит в вашу епархию как историко-культурный заповедник, где музеи Пастернака, Чуковского, Окуджавы и музей-галерея Евтушенко. А свары за землю в самом разгаре…

— Я думаю, с июля, когда эти территории войдут в состав Москвы, нас много сюрпризов ждет.

— Вы человек отважный?

— Вообще не отважный, честно. Надо просто делать, делать и делать. Это не сложно, если у тебя есть деньги и понимание.

— Вы — человек азартный?

— Наверное, да.

Плыть по этапу

— Выделено ли здание под культурный центр «ГУЛАГ»?

— Да. На 1-й Самотечной. Новый директор — Рома Романов, очень одаренный тридцатилетний молодой человек, который этим занимается как своей судьбой. Работал в американской компании «Музейные технологии» и сам попросился в музей ГУЛАГа. На Самотеке у них площадь в три раза больше будет, чем у музея на Петровке. Музейно-культурный центр и сквер. Помещение дореволюционное, оно по стилистике им подходит. Я когда Собянину рассказал, он за день нашел место. Оно и уникальное, и денег стоит. В районе Театра Российской армии. Там получается некое пространство: театр, Музей Холокоста и толерантности и Музей сталинских репрессий.

— Бывшее здание Военной коллегии Верховного суда на Никольской, 23, сейчас признали историко-культурным памятником. И надо бы именно там, где во время Большого террора было проштамповано больше тридцати тысяч расстрельных приговоров, создать основной музей памяти жертв политических репрессий…

— Надо обсуждать. Я с «Мемориалом» встречался. У нас как: любая сложная тема приватизирована. «Мемориал» с музеем ГУЛАГа не общался никогда. Но вот пришел Рома Романов, который хочет заниматься историей ГУЛАГа. Он пошел в «Мемориал». Стал контактировать с солженицынским фондом. Всех обошел и, как князь Мышкин, собрал как-то вокруг себя, сформулировал общие цели. И мне теперь легко идти к мэру что-то просить. Кстати, Роман предложил пометить на карте Москвы пешеходный маршрут, связанный с эпохой репрессий.

— Тогда нужно Бутырскую тюрьму забрать. Закрыть. Сделать памятником. У нас есть и договоренность с каналом имени Москвы (а строили его зэки, каналоармейцы). У них есть 14 гектаров в районе Строгинской поймы, неотчуждаемая собственность Мосводоканала. Они сказали, что с огромной радостью отдадут 7,5 гектара.

Эрнст Неизвестный дарит свою скульптуру для этого комплекса. Городу нужно будет только ее установить. И это место может стать мемориалом по типу «Яд Вашема». Нам кажется, это очень правильная история…

Язык — это культура

— Знаете ли вы, как гуманитарный проект сделать политически важным для города и страны?

— Да.

— Расскажете?

— Существуют четыре России. Россия больших городов — Москва, Питер, Кострома, Нижний Новгород, Екатеринбург. Примерно 21% населения. Там скептически относятся к власти, что, по мне, совсем неправильно, потому что они в контакте с властью должны формировать потребность в переменах.

Есть Нижний Тагил, Тольятти… 27% жителей — рабочие города, где живет другая публика.

Есть 36% — малые города и села.

Есть 6% феодалов — Тува, Чечня, Карачаево-Черкесия. Две последние части голосуют всегда за власть и кандидатов из телевизора.

Москва, мне кажется, устроена примерно так же, как Россия.

И это проблема государства: нет единой культурной политики. Я вам говорил про Францию — «наша задача сохранить язык». Язык — это культура. 7% от бюджета — защищенная статья. И вот вам — книжные выставки, новые авторы. И все — язык, язык, язык!

Культурная политика должна быть как-то с телевизором объединена, иначе ТВ культуру убьет.