Например, моя дочь Лиза 6 мая около часу дня пересекла границу бывшего СССР в аэропорту Шереметьево вместе с ее мамой, и я исходил из того, что они просто лягут спать. Но мама с основной массой чемоданов на другой машине уехала куда-то в другое место, и это было очень мило: нам с Лизкой много о чем надо было поговорить. Много всякого случилось за те восемь месяцев, что она прожила и проучилась в седьмом (по-нашему) классе в далекой стране Америке.
Первым делом она сообщила, что теперь собирается стать журналисткой. А что она для этого уже сделала? Пока что с этой целью она пятнадцать раз пересмотрела «Ежика в тумане» и написала очень толковую, на мой взгляд, рецензию про то, что мы все в известном смысле ежики в тумане, и все время нас кто-то зачем-то пугает, но и всегда где-то кто-то ждет. Последняя загадка, над которой она бьется, но пока не может ее разрешить: зачем филин полез лапкой в лужу, это символ чего?
За такими разговорами о журналистике мы без пробок доехали до ее дома на Мичуринском, но не наговорились и решили, что не будем ложиться спать, а лучше погулять. Коли уж зашла речь о журналистике, то поехали на «марш миллионов». Теща от третьего брака позвонилась к соседям: нет ли у них чего белого, чтобы одеть. Тут надо сказать, что Лизка — немножко «гот», и никакой одежды, кроме черной, она не признает, я же не выношу черный цвет, хотя об этом и можно спорить. Но тут произошла первая совершенно волшебная вещь.
Выяснилось, что в соседнюю квартиру, которая раньше сдавалась, вернулся ее настоящий хозяин (университетский потомок) Сережа. Он тоже закончил МГУ по кибернетике, ныне «фрилансер по айподам» (это я не совсем понял), и он с новыми друзьями с Болотной именно в этой квартире и разрезал 8 километров тесьмы на 30 тысяч белых ленточек, которые они раздавали и будут раздавать у выхода из метро «Октябрьская». А раньше, в декабре он вдруг ввязался в это дело примерно так же, как мы с Лизкой вдруг собрались на «марш миллионов».
Фрилансер взял рюкзак, из которого потом будет вынуто тысячи три белых ленточек, и мы поехали, докуда было можно. То, что я работаю в «Новой газете», оказалось второй в этот день волшебной вещью, но уже с точки зрения Сережи. По дороге мы все обсуждали то, как нас мало: фрилансер очень трезво оценивает этот факт, а я в его годы совершенно его не понимал. Ну, и что нам теперь делать? А, наверное, все то же самое — вот такой примерно разговор. Ведь мы, в общем, ежики в тумане, нас все время кто-то зачем-то пугает, но где-то кто-то обязательно ждет.
На Калужской мы оставили Сережу раздавать ленточки, а дальше встретили еще много хороших людей. Я научил дочку, если будут спрашивать, кто она такая, отвечать: «Я дочь Лиза, сегодня прилетела из Америки, привезла папе деньги от Госдепа США». Эту шутку она выучила не сразу, тут стало понятно: за те восемь месяцев, что дочь не слушала «Эха Москвы» (на кухне-то у тещи от третьего брака оно играет всю дорогу), от исторически быстро меняющихся реалий отечества она успела отстать. С другой стороны, учась в американской школе, она не знает, что ж это за зверь такой пугательный в тумане — «Госдеп США», и слава богу.
Сначала за миноискателями мы встретили прыгающих фашистов, она сказала, что у них в Америке таких бы сразу замели. Наверное, так, хотя на Калужской они пока нас только пугали. Сильное впечатление на дочь произвел вдоль дороги ОМОН: прежде живьем она их не видела. Шлемы вызвали у нее из памяти: «Закон об оскорблении величества!..». Вот эта цитата полностью, мы нашли ее уже дома: «…И со слухом свершилось что-то странное - как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы, и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества»… ОК, Лизик, зачет, это в тему.
Затем моя дочь решила солидаризироваться с колонной геев и лесбиянок, но я попросил пока оставить этот вопрос открытым: все-таки ей еще только в июне (как раз в день рожденья Ходорковского) исполнится 14, да и позже вряд ли папе это бы сильно понравилось. По дороге ее много фотографировали: если где-то в Интернете вам встретится фотография девицы, на вид лет 19-ти, в безумном черном плаще до земли и в белой шали, так это Лизка (а если рядом кто-то совсем чудной, то это я).
Так мы дошли до Лены Панфиловой, она стояла как раз на мосту, где когда-то раньше (когда еще была Москва) был прекрасный плавучий ресторан, а теперь там центр Грефа. Шутка про Госдеп ей понравилась. Мочиловом еще и не пахло, были мирные разговоры, и от большого ума я призвал Ленку (она знала дочку грудной) в арбитры по нашему давнему спору о черном цвете и готах. Панфилова посмотрела зеленым ведьмовским глазом и сказала: «Что, папа?!». Нет, не так: «Что?! Папа…». Нет, не так, а что-то среднее между первым и вторым, но очень доходчиво и точно.
И мы пошли дальше. Больше всего Лизке понравилось про Pussy Riot, про них она в Америке не слышала, и вряд ли там это встретило бы всеобщее понимание. А теперь: разве я не обязан объяснять собственной дочке свои собственные мысли? Это всего лишь мои мысли, хотя, говоря по-университетски, они каким-то образом фундированы. А если Лиз, твои мысли не фундированы, то лучше держать их пока при себе, таков мой родительский и журналистский совет. Так вот.
Иисус из Назарета, конечно, обладал восхитительным чувством юмора, которое он использовал в виде иронии в беседах с фарисеями. Там и тогда фарисеи были не то, что саддукеи. Последние, сказать по-нашему, были адепты потребительства, очень довольные собой, и Ему с ними всерьез дискутировать было не о чем. Иное дело фарисеи, те-то были искренне верующими людьми, а вопрос был, как всегда, в предмете веры: это жизнь или ритуал? Фарисеев Назарянин высмеивал от души, в частности, в истории с грешницей Он сделал так, что они как бы сами себе подняли на смех (советую освежить в памяти). Но к насилию (скорее к хулиганству), выйдя из себя, Он прибег лишь единожды, когда перевернул столы менял в храме. А здесь и сейчас, когда фарисеи и саддукеи стали едино и расставили свои столы везде, я и не знаю, что бы Он перевернул. А может, и перевернул уже, мы же не знаем.
Думай головой, Лизка, ежик ты в тумане. «Это трудное занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем», не всем, однако, охота упражняться, а ты давай. Пошли дальше, не застревай, у тебя потом еще будет время обдумывать это всю жизнь. Это дядя Коля Сванидзе, он историк, историю надо учить, а мы с тобой сейчас прямо в ней и есть. Пошли отсюда, скоро начнется мочилово. Я-то к этому уже не готов, а ты еще не готова, ты, может быть, и вовсе не баррикадное существо. Есть и иные формы протеста против вранья, и я даже почти смирился с твоим готством, тем более, что оно скоро кончится, ты только оденься бога ради во что-нибудь веселенькое, не черное. Есть для протестов еще время впереди, вон на мосту в шесть рядов стоит ОМОН.
Для тебя же сейчас это не главное, так? Слаба Богу, потому что если в 13 лет для человека это главное, то его душа уже в аду, как Павлик Морозов. Поговорим лучше о филине. Чего ты там не понимаешь: зачем он лезет лапкой в лужу? А как по-другому? Любой нормальный человек, если он видит красивую лужу, да еще в ней собственное отражение, хочет полезть туда лапой. Такова его природа. Тут или всю жизнь биться над этим вопросом, как Норштейн над «Шинелью», или принять это самое простое объяснение: должен же он куда-то полезть лапой или нет?
Вот эти люди, от которых мы только что ушли с Болотной, а их сейчас будут винтить и бить по башке дубинами, они зачем туда полезли? Да потому что просто полезли, вот и все. Это их человеческая природа свободы. Это бунт, он священен, о чем толково написал Камю, при том что совершенно не обязательно делать это так, как призывает Удальцов (потом объясню, кто такой). Иешуа га-Ноцри, которого ты знаешь и любишь, тоже ведь был бунтарь – о-го-го! Но он никого не трогал, кроме менял в храме. А Его все равно кончили с ОМОНом: менялы они такие, ОМОН же не понимает тех, кто трогает лапкой лужу, забыли, что сами в детстве были такие же. Вот ты же поняла, что про Госдеп США – шутка, и тетя Лена поняла, а ОМОН не поймет, прокуратор тоже не поймет: «и со слухом свершилось что-то странное» у него, да и со зрением, наверное, тоже. Пятнадцать рамок только на нас нашлось у них, а мы-то в ихние рамки никак не влазим, ты понимаешь?
Однажды, кажется, в девяносто первом, я очутился репортером между идущей толпой и щитами ОМОНА на улице Горького, знаешь, как страшно было? Но тогда мне и сорока еще не было, а тебя не было вовсе, а сейчас пошли-ка отсюда. Я тогда был яростный неуезженец, у меня был лозунг: «Пересидим большевиков!». Можно и этих пересидеть, но с точки зрения сохранения любви к родине и себя как части русской культуры, лучше их пересидеть в каком-то другом месте. Любовь к Родине – она у тебя уже есть, и на всю жизнь ее хватит, а этого вот не надо. Дальше заткни уши, Лиз, дальше по матушке, а я же все-таки папа.
P.S. А Сережу нашего за белые ленточки все-таки замели. Может, зря мы его бросили в толпе. Только что стало известно, что он отбывает пять суток по ст. 19 п. 3 КоАП, а что он сделал — жене его никто не объяснил. Судебного решения не показали, и тайная стража ментов была неприветлива с нею. Принимаем меры.
