Каждый год в мае Татьяна Хотылева — руководитель школы Центра психолого-медико-социального сопровождения детей и подростков, садится к телефону и обзванивает знакомых коллег с просьбой принять в пятый класс своих выпускников. Переговоры эти, как правило, непростые, и не слишком эффективные, хотя Хотылева предлагает взять детей с усвоенной программой начальной школы. Она не удивляется отказам, она все понимает, и поэтому очень радуется, когда удается кого-нибудь из своих выпускников пристроить. Хотылева — руководитель единственной в стране начальной общеобразовательной государственной школы для детей-аутистов с сохранным интеллектом.
Школа является подразделением Центра психолого-медико-социального сопровождения детей и подростков. В этом году Центр решили оптимизировать, и департамент образования передал его в ведение Московского психолого-педагогического университета. Зарплаты преподавателей в результате реорганизации упали в среднем тысяч на пять, а перспективы развития вообще перестали угадываться.
В последний учебный день я сижу в кабинете Хотылевой и пытаюсь понять — зачем в принципе нужны такие школы и что выиграет государство, если будет вкладывать в их развитие деньги.
— Как все начиналось?
Если коротко об аутизме как о диагнозе, то он характеризуется нарушениями поведения, коммуникации и речи. Аутист может иметь сохранный интеллект, а может и нет.
Аутистов становится в обществе все больше. По статистике, двадцать лет назад рождался один ребенок с таким диагнозом на 1600 детей, сейчас один на 110.
Современное общество вообще стремится к аутизации. Резко уменьшилось количество речевого общения, общения между родителями и детьми, ушла культура дворовых игр. Аутизм — это болезнь развитых стран и крупных городов, где объем информации провоцирует уход во внутреннюю изоляцию. Если раньше ребенок группы риска мог выправиться с помощью речевого бесконечного тормошения, которое давала ему среда, то теперь этого не происходит.
— А возможность максимально применить коррекцию оптимальна в каком возрасте?
— Человеческая психика и компенсаторные возможности мозга наиболее пластичны в возрасте до 10-12 лет. Поэтому именно до этого возраста надо максимально интенсивно работать с ребенком.
— Мой вопрос, возможно, прозвучит и не вполне корректно, но без него не обойтись: а зачем аутистам школа?
— То, что вы задаете этот вопрос, будучи не в теме, — это понятно. Но этот же самый вопрос нам регулярно задают чиновники из департамента образования.
Дело в том, что при правильной коррекции дети с расстройствами аутистического спектра нарабатывают навыки коммуникации, социализируются, учатся самообслуживанию. Опыт нашей школы это вполне убедительно демонстрирует.
Хотите пример? Вот приходит к нам ребеночек в первый класс, говорит только цитатами из «Винни-Пуха», совершенно не общается со сверстниками и вообще производит впечатление облака, которое летает по школе, абсолютно игнорируя окружающую действительность. При этом он успешно усваивает школьную программу. Во втором классе уже начинает, пусть односложно, но отвечать на вопросы — становится возможен диалог. Ко второму классу обнаруживаются потрясающие художественные способности, четвертый оканчивает на все пятерки, и уровень его развития таков, что когда мы изучаем произведение на старорусском языке, он тут же может синхронно перевести эту былину на русский язык.
Это колоссальный прогресс.
— Что для вас важнее в школе — достижение общего стандарта образования или социализация ребенка?
— Конечно, социализация важнее. Помнит ли этот ребенок квадрат двузначных чисел или не помнит, на качество его жизни не сильно повлияет — посчитает, если понадобится, на калькуляторе. Но он должен уметь общаться в магазине, транспорте, ориентироваться в городе, просить, если понадобится, о помощи посторонних людей. Мы учим их не бояться внешнего мира. Мы пытаемся по максимуму социализировать особенного ребенка именно в школе, потому что в России, в отличие от Запада, нет специальных программ по их социализации. Там дети могут раз в неделю работать в «Макдоналдсе» на какой-нибудь простой операции, либо обрабатывать информацию на компьютере в какой-нибудь фирме. Это очень важно именно для детей-аутистов, потому что они не могут самостоятельно адаптироваться в социуме.
— А как вам удается успешно обучать таких детей по стандартной школьной программе?
— Зачастую мы вынуждены выбирать между формальным и реальным обучением в пользу формального. Зачем? Если мы не добьемся от ребенка правильного оформления задачи, он не сдаст стандартный экзамен. Ему-то правильное оформление не нужно, он слышит задание учителя и тут же выдает правильное решение, минуя алгоритм его поиска. Его мозг так устроен. Но если он придет в пятый класс стандартной школы, у него будут колоссальные проблемы, так как он не умеет оформлять решение. Приходится подстраиваться. Мы считаемся общеобразовательной школой, мы обязаны выдать государственную программу. Я, по-хорошему, должна прийти к учителю и спросить: «А почему ребенок не владеет свободным пересказом?» Я-то знаю почему, но любая комиссия, которая придет проводить к нам лицензирование, вправе задать такой вопрос.
Это я опять о том, что государство не хочет видеть аутистов. В стране, по последним данным, на положительную оценку сдали аттестационные дисциплины около 30% детей. В этом смысле наши дети ничем не хуже. Безусловно, они будут очень слабыми во всем, что касается воображения, произвольности, например в написании сочинений. Но в математике, информатике, художественных предметах многие из них будут сверхуспешны. Эйнштейн, например, до шести лет не разговаривал.
— Вы можете предположить масштаб потребности в такой школе, как ваша?
— Это огромная потребность. Только в Москве детей с таким диагнозом несколько десятков тысяч. А у нас, единственной в России школе для аутистов с сохранным интеллектом, учатся 70 детей. Для того чтобы учиться в нашей школе, люди переезжают из Подмосковья, Владимира, Красноярска…
— Все эти годы — вы вещь в себе? Вами интересовались чиновники?
— И мы, и родители учащихся неоднократно обращались с просьбами о развитии, о создании среднего звена в нашей школе, о получении отдельного здания. На сегодняшний день вся школа занимает один этаж в перестроенном когда-то спальном корпусе. Однако никакие просьбы успехом не увенчались.
Нет утвержденных министерством программ для детей-аутистов с сохранным интеллектом. Нет такого типа школ в принципе.
— Что, по-вашему, нужно делать?
— Все алгоритмы работы с такими детьми разработаны и успешно применяются. Но не в России. О системе, которая диагностирует такого ребенка на первом году жизни и потом предоставляет каждому индивидуальную систему обучения и реабилитации в наших реалиях, можно только мечтать. Наша школа в идеале нужна как модель.
Есть школы, которые хотели бы получить практическую подготовку для работы с такими детьми. Другой вариант — это после четырехлетнего обучения в школе, созданной по нашему образцу, передавать таких детей в общеобразовательные с сопровождением специалистов по инклюзивному обучению. Разумеется, все это требует дополнительного финансирования. Невозможно обучать детей-аутистов без психологического, логопедического и медицинского сопровождения. Да и учителя, работающие с такой тяжелой категорией детей, должны получать достойные зарплаты.
Но оптимальнее всего было бы создавать инклюзивные школы, в которых могли бы обучаться дети с разного рода нарушениями: нарушениями психики, с генетическими заболеваниями, с детским церебральным параличом. Все-таки им нужна особая среда.
Не замечая детей-аутистов, государство множит число инвалидов, которые не смогут самостоятельно справляться с жизнью. Это очень странная политика. Да и наша школа вырвана из образовательного контекста, ее вообще как будто нет. Даже в единой электронной базе департамента образования, в которой родители должны регистрировать всех детей, поступающих в первые классы, нашей школы нет. Окружные психолого-медицинские комиссии не могут направить к нам ребенка, так как мы не относимся к школам ни одного коррекционного вида. Родители узнают о нашем существовании друг от друга.
В нашей школе работает уникальная команда специалистов: учителя-дефектологи, психологи, нейропсихологи, логопеды. Мы готовы развивать систему помощи детям-аутистам. Но для этого необходимы конкретные действия со стороны департамента образования и работающая нормативно-правовая база инклюзивного образования.
