После игры сборной России с греками Варшава опустела. Город умолк, улицы стали просторнее, по ним больше не слоняются пестрые, разодетые в самые невероятные одежды самых невероятных цветов толпы болельщиков. Ощущения карнавала больше нет, люди, которые еще буквально вчера пребывали в том первобытном состоянии, когда не существовало обременительных оков цивилизации — в виде повседневных забот, правил приличия и рамок законов — в том состоянии, когда всю основу человека составляла только необузданная энергия и жажда зрелищ, — сегодня эти люди вновь заснули сном обывателя. Они оделись в серое, взгляд их потускнел, страсть уступила место тем автоматизированным поступкам, которые называются повседневной жизнью: обеденный сон, шопинг, рюмочка перед сном… Все вдруг стало уютненько, город начал засыпать вовремя.

Лица российских болельщиков напоминали лица людей, разбуженных посреди ночи ударом тяжелого мешка. Растерянность, шок, жалость… Осознание причин случившегося начинает приходить только сейчас. Но честно говоря, копаться в этих причинах не хочется, да и права на это мы по большому счету не имеем. Для этого необходимо было прожить жизнь этой команды, пройти весь путь ее подготовки к турниру, знать характер каждого из ее игроков. Очевидно пока только одно: в подготовке сборной были допущены ошибки, и этот сложный, требующий научного подхода механизм под названием футбольная команда, дал сбой, только начав работать. Не могут одни и те же люди, за неделю до этого с таким изяществом и очевидностью обыгрывавшие сначала итальянцев, а потом чехов, в один день превратиться в кучку растерянных, измученных соглядатаев чужого успеха. Вопросов накопилось много, но вот тут и возникает проблема: никто из сборной почему-то не считает нужным на них отвечать.

Помня об этом прошлом, мы были готовы простить многое. Все что нам было нужно — это сочувствие и честные ответы на вопросы. Вместо этого главный тренер сборной Дик Адвокат заявил, что он гордится своей работой и ему плевать, что о нем скажут в России. Это слова не тренера, это — слова наемника, готового на любую подлость за лишний ноль в контракте. Капитан сборной Андрей Аршавин ночью после игры, в самом дорогом отеле Варшавы «Бристоле» сказал, что не оправдавшиеся ожидания болельщиков — это не проблема сборной, это — проблема болельщиков. Может быть, он и прав: это ведь действительно были только наши ожидания — не их, судя по этим словам. Ну что же, тогда какие у них могут быть к нам претензии?

Я видел, как полный стадион ирландцев, окрашенный в зеленое, пел старинную балладу, их неофициальный гимн «Fields of Athenry» после разгромного поражения сборной Ирландии от испанцев. Эта песня возносилась высоко-высоко в небо, в ней чувствовалась невероятная глубинная сила, искренняя гордость за своих футболистов и тот истинный патриотизм, о котором, как о первой любви, не кричат на каждом углу. Эти парни пели, потому что знали: их суровый капитан Робби Кин с лицом террориста ИРА никогда не скажет: «Ваши ожидания — это ваши проблемы» — если потребуется, он встанет с ними в одни ряды и ринется на баррикады с криком: «Give Ireland back to the Irish!» Обязательно найдите и послушайте эту великую песню «Fields of Athenry» о мальчике, сосланном в Австралию за то, что он во время голода украл еду для своей умирающей матери, и тогда вы поймете, что стало бы с тренером ирландцев Джованни Траппатони, скажи он, что ему плевать, как о нем будут отзываться в Ирландии.

Мы прощаемся с этой сборной России. За четыре года мы пережили вместе многое. Это было хорошее время, и мы могли бы расстаться как старинные друзья. Вместо этого мы расстаемся с грузом неразрешенных взаимных обид, и от этого в душе неприятный, отравляющий осадок и ощущение, как будто в намоленном месте нагадили.

…Через час после игры с греками я спускался со стадиона. Возле поля почему-то не было охраны, и я вышел на середину, к центральному кругу. Поле заливал яркий-яркий свет огромных ламп, газон был повсюду исполосован следами вырванного дерна — еще недавно здесь стелились в подкатах, и трещали щитки под сокрушительными ударами шипованных бутс — трава пахла потом и слезами. Высокие трибуны варшавского стадиона, упиравшиеся в самые звезды, заставляли прижиматься ниже к земле. Я смотрел на эти огромные стены современного Колизея и думал о том, что за тысячелетия своего невероятного развития человечество почему-то так и не придумало ничего вкуснее жаренного на огне мяса и лучше такой простой и древней игры в мяч. Лампы вскоре погасли, пора было уезжать.

Я ехал в Донецк на решающую игру украинцев с англичанами. Цены на авиабилеты во время Евро — астрономические. Прямой перелет из Варшавы в Донецк стоил более 40 тыс. рублей, таких цен я не встречал ни на одном турнире. По этому поводу журналистами написаны уже сотни статей: этот чемпионат считается, пожалуй, самым неподготовленным, но самым дорогим. Поэтому большинство и болельщиков, и журналистов пользуется железнодорожным транспортом.

Наш поезд состоял всего из нескольких еще советских вагонов с привычными обшарпанными купе, которые никогда не покидает стойкий запах затхлости и гадкое ощущение липкости всего окружающего. В день отъезда в Варшаве стояла испепеляющая жара, кондиционеры не работали, окна в купе не открывались, и поэтому весь мир вокруг представлялся каким-то потным, густым маревом.

В проходе стоял швед, он пытался втиснуть свою голову в узенькую щелочку открытого окна и жадно глотал свежий воздух, как рыба, выброшенная на берег. К нему подошел кто-то из русских и хлопнул по плечу:

— Это ты, братан, еще из Выхина в час пик на работу не уезжал, — сказал он сочувственно, но швед только хлопнул глазами и дальше принялся тыкаться лбом в полуоткрытое окошко.

В соседнем купе пили поляки. Сначала водку, потом пиво, потом снова водку, потом вино.

Апогей наступил часа в четыре утра. Я проснулся от какого-то громкого мычания. Открыв дверь, я увидел, что в стенку купе уперся поляк в одних трусах и с полупустой бутылкой вина. Он мычал и истекал слюной, по-видимому, он негодовал, что на его пути возникла преграда, которую он пытался продавить лбом. Я смотрел на эту неравную борьбу и думал, насколько удивительны возможности человека, способного всего за одну ночь проделать в обратном направлении весь тысячелетний путь эволюции своего биологического вида. Поляк шел в стену еще минут десять, пока не свалился. Вдруг включился кондиционер, и из потолка подул холодный-холодный воздух. Не выдержавший всех этих потрясений швед неистово заорал из своего купе. Это был душераздирающий крик негодования. Наверное, он кричал: «Мама, роди меня обратно!»

Железнодорожный вокзал Киева — все тот же совковый «шанхай» с таксистами, рынком и обшарпанными шалманами, торгующими разливным пивом. Возле касс возмущалась бабка от того, что пригородные поезда во время турнира стали пускать с отдаленных перронов:

— На шо воно мени нужно це Евро?! Хай Бог милуе! — проклинала она чемпионат Европы.

От остановки, тяжело отдуваясь, отъезжал битый-битый старый трамвай с гордой надписью на своих боках: «Делаем историю вместе». Я зашел в салон продажи телефонов и спросил у продавца: «У вас к чемпионату Европы здесь хоть что-то поменялось?» Он, подняв голову вверх, задумался и спустя мгновение произнес: «Ну, общественный туалет стал бесплатным и еще рынок, на котором подержанными телефонами торговали, разогнали. Там были старые трубки с французским языком. Хотел вот французам впаривать…» — с сожалением сказал он.

Донецк, напротив, встречает болельщиков современным, новым вокзалом, роскошным, огромным стадионом и многочисленными огнями неоновых фонарей. Правда, стоит отойти сто метров от того, что можно считать центром, и здесь все та же картина: разбитые дороги, бедные дома, грязь… Среди местных жителей юмористическим хитом этого турнира стала четырехчасовая обзорная экскурсия по городу, маршрут которой не сворачивал с центральной улицы, а среди достопримечательностей, например, были памятник шахтерам, Дворец пионеров и проходная ДМЗ (Донецкого металлургического завода). Потешались в городе и над незадачливыми французами, которым пришлось долго объяснять, что в снятой ими за 300 евро квартире в Макеевке на балконе стоит бочонок с водой потому, что вода в Макеевке подается по расписанию: утром с шести до девяти, вечером — с семи до десяти. Вообще, у местных жителей отношение к себе, городу и турниру доброжелательно-насмешливое: над недостатками смеются, достоинствами с удовольствием хвастаются. Но когда дело касается футбола, то здесь все серьезно.

Среди англичан — болельщики самых разных клубов. Вот идет толстый суровый брит в сине-сиреневой майке «Вест Хэма», вон группа фанатов «Арсенала» в красно-белых футболках, а рядом со мной шли уже пожилые, но мускулистые мужчины из предместий Лондона, болеющие за свою никому не известную команду четвертого дивизиона. Наше знакомство завязалось легко и быстро, но могло закончиться кровопролитием. На их вопрос, какой мой любимый клуб в Англии, я откровенно ответил: «Манчестер Юнайтед» —после чего мои спутники буквально запрыгали на месте, воинственно подняли вверх кулаки и заорали: «Fuck you, monkey! Fuck United!» Мне пришлось быстро ретироваться, потому что издавна известно, что у британцев есть два священных предмета для гордости — это великая победа Горацио Нельсона в Трафальгарском сражении и их Богом забытая команда четвертого дивизиона.

После игры все болельщики Украины были уверены, что их намеренно убили судьи. Их чувства можно понять: засчитай судья тот совершенно чистый гол, забитый Марко Девичем, и все в этом матче могло сложиться по-другому. Отчасти признавали это и англичане, которые отдавали должное сопернику и признавались, что им сегодня во многом повезло. После финального свистка стадион стоя аплодировал своей команде. Они аплодировали Блохину, который никогда не боялся отвечать на их вопросы, они аплодировали великому Шевченко, который заканчивал свою карьеру в сборной на уколах и с непрекращающимися болями в спине. Я смотрел в лица украинских фанатов и сквозь расстройство видел то главное чувство, которое овладело ими в этот вечер: им не было стыдно за своих игроков, они ими гордились. И я им, признаться, завидовал.