СюжетыОбщество

Палач для палачей (Ч.2)

Как возмездие настигает преступников, которые думали, что их власть — навсегда. Прокурор Бауэр против нацистов

Этот материал вышел в номере № 79 от 18 июля 2012
Читать
Как возмездие настигает преступников, которые думали, что их власть — навсегда. Прокурор Бауэр против нацистов...

«Десталинизация» России, о которой при прошлом президенте упомянул было его Совет по правам человека, оказалась невозможна потому, что в ней не было, как в Германии, своего Фрица Бауэра. Но только сегодня, когда денацификация Германии, занявшая гораздо больше лет, чем принято считать в России, все-таки произошла, его имя возвращается к немцам и ко всему человечеству.

Часть вторая: другие люди Германии (первую часть читайте здесь)

Изображение

Судьи из Лейпцига и уже другие

В Берлине мне устроили встречу с профессором Инго Мюллером, который издал в 1987 году в Германии книгу под названием «Ужасные юристы». В ней профессор доказывает на примерах судеб конкретных правоведов и доктрин, прослеживаемых им с 20-х до 80-х годов ХХ века, что перерывов в этой линии не было: все это одна и та же история, одни и те же люди и слегка модифицирующиеся идеи.

В фильме Илоны тоже постоянно повторяется фраза: «Это судьи из Лейпцига» (там располагался Верховный суд Третьего рейха).

После Нюрнбергского процесса оккупационные власти США (союзников на это уже не хватило, они рассорились на первом) провели еще 12 подобных процессов над наиболее кровавыми нацистскими преступниками в Германии. Соглашение о капитуляции включало в себя проведение денацификации Германии, но ничего из этого не выходило. Есть рассекреченные донесения того времени, дипломаты США докладывают: поддержки со стороны немцев нет. В одной из депеш есть рассказ о том, что, пока представители США искали работу для 12 юристов, выехавших из Германии в период нацизма, а официальные инстанции отвечали, что работы для них нет, они же втихаря устроили на работу 160 юристов, чье прошлое было так или иначе связано с нацизмом. С 1949 года (окончательно с 52-го) Германия вернула статус независимого государства, и начался процесс «ренацификации».

Конрад Аденауэр, который никогда не был нацистом, тем не менее назначил практически своим заместителем Ганса Глобке в 1953 году. Хотя его нацистское прошлое по возможности замалчивалось, Глобке был свидетелем на процессе по Аушвицу во Франкфурте, он был вынужден объясняться, что, благодаря его схемам и комментариям к «расовым законам», скольким-то восьмушкам евреев якобы даже удалось спастись. Аденауэр неизменно отклонял его прошения об отставке. Ему и немецкому государству нужны были эти юристы, их квалификация. Судьи были законопослушны, они перестали и вспоминать о евреях, а свои умения обратили против коммунистов и гомосексуалистов: поменяли образ врага.

Профессор Мюллер считает, что Глобке не был так уж незаменим, скорее он был нужен Аденауэру именно как символ того, что с нацистским прошлым можно жить и работать на благо Германии. Но и Фриц Бауэр говорил то же самое, и у него тоже был заместитель с нацистским прошлым. Он лишь настаивал, чтобы они попросили прощения, раскаялись и отреклись. Никто из них публично не отрекся.

В 1987-м и в последующие годы книжка Инго Мюллера про «ужасных юристов» разошлась тиражом 160 тыс. экземпляров, суммарный гонорар профессора достиг четверти миллиона евро. В 1995-м было принято решение Верховного суда ФРГ, где нацистская юстиция впервые была названа «кровавой». Но к тому времени это была уже совершенно другая страна.

Неистовая Илона

Отец Илоны Ziok, как и граф из ее предыдущего фильма «Граф и товарищ», был немецким аристократом, служил, участвовал в одном из заговоров, сидел в лагере в Польше, был вызволен Армией Крайовой и помогал ей в войне и против Германии, и против СССР. В конце 60-х он отправил семью в Англию, впервые в Германию Илона попала в 16 лет. Молодость ее в начале 80-х, видимо, была бурной, судя по тому, что ее муж Манюэль Гётчинг — сейчас известный композитор, записал в 72-м психоделическую пластинку дляТимоти Лири, который исследовал воздействие ЛСД на психику человека, а его музыку предпочел даже «Пинк Флойду». Сейчас Илона затевает снять кино про тех, кто в начале 70-х был частью этого проекта и остался жив. Некоторые из выживших стали весьма известными людьми.

Еще один фильм — «Звуки тишины», который Илона выпустила перед тем, как взяться за Бауэра, был про последнего тапера немого кино (он умер в Берлине в возрасте 104 лет и успел побывать на премьере). Фильм имел огромный успех и был переведен на многие языки, но там было весело и спорить было не о чем. А с новой заявкой она оббила все пороги: денег никто не давал. В Институте Фрица Бауэра (о нем ниже) ей вообще сказали: «А зачем нужен фильм о Бауэре?»

В давно успокоившийся мир памяти Бауэра Илона врезалась, как метеорит в болото, сразу подняв тучу брызг и переругавшись со всеми. По ее совету я съездил в не дружественный ей Институт Бауэра во Франкфурте (куда Илону не позвали на просмотр ее же фильма, который был жестко раскритикован и не рекомендован для показа, хотя затем он получил массу призов, в том числе Берлинского фестиваля, и новые немцы валят на него валом). В Институте Бауэра мне стала понятна глубокая причина их расхождений: она в самом Фрице Бауэре.

Институт во Франкфурте возник в 1995-м как ответвление темы Холокоста. В США в 78-м вышел фильм с таким названием, а до 1979-го, когда его с большим успехом показали в Германии, этот термин здесь вообще не был известен. На гребне чувства вины перед евреями, которое в это время и в новом поколении возникло не только на уровне официальном, но и в массах, в Германии был создан Институт Холокоста, затем от него отпочковалось отделение, которое тщательно занималось только Аушвицем и собрало самый большой из всех имеющихся архив о процессе во Франкфурте 1963 —1965 годов.

«Холокост» переводится как «всесожжение» (жертва): тем русским, которые иногда ходят в церковь, это слово знакомо по 50-му (покаянному) псалму Давида, он читается всякий раз перед началом литургии, при исповеди: «…всесожжению не блоговолиши».

А в 1995-м они просто сидели и думали, как назвать этот новый институт. В это время уже совсем другой генеральный прокурор земли Гессен сделал доклад о Бауэре, и те, которые думали над названием, сказали: вот! На самом же деле, этот институт изначально был не «Бауэра», а скорее «имени Бауэра».

Проблема в том, что самому Фрицу Бауэру (и в этом я согласен с Илоной) это могло бы и не очень понравиться. Это тонкий и щепетильный вопрос, но Бауэр, когда его спросили, еврей ли он, ответил, что он таков по «Нюрнбергским законам» Глобке, в университете изучал лютеранскую теологию, сам атеист. Многим евреям он не нравился тоже, потому чтоне считал, что правильнее всего ехать в Израиль, при этом полагал себя (и был им) не только немцем, но и патриотом Германии. Он рассматривал Холокост не как преступление немцев против евреев, но скорее как преступление человечества в целом против человечества в целом.

Опережая европейскую мысль своего времени, Бауэр считал, что уж, во всяком случае, не кровь определяет национальную принадлежность. Мне кажется, он пришел к пониманию того, что мир глобален не только в географическом, но и в историческом смысле. Есть человечество в целом и есть человеческие личности, которые определяют его судьбу и тянут его, если уж глобально, к добру или ко злу. А то, что до сих пор называлось нациями или историческими государствами, — это, в общем, отдельные главы общей книги, не имеющие самостоятельного значения вне общечеловеческого контекста. То есть преступления нацистов — это и наши преступления, так же как и преступления сталинистов — это не преступления НКВД перед мнимыми троцкистами и др., а общечеловеческие преступления и проблема.

Такая постановка проблемы раздражает не только немцев. Она бесит и евреев, и русских фундаменталистов. И вот с этой темой в Институте «имени Бауэра», а на самом деле Холокоста, появилась неистовая Илона. Доводя до бешенства абсолютно всех, она в этом смысле является реинкарнацией Бауэра. Исчерпав тему Холокоста (хотя философски она неисчерпаема), институт в последнее время начал изучать и тексты Бауэра на более общие темы; наш соотечественник из Харькова Дмитрий Белкин, давно живущий в Германии, готовит сейчас очень интересную выставку про Бауэра, которую мы с ним договорились показать и в России.

Факт, однако, состоит в том, что именно Илона Ziok(которая, конечно, не сахар) своим фильмом вернула Бауэра из исторической тени немцам и человечеству.

1968-й

Временное выпадение Фрица Бауэра из исторической памяти немцев, видимо, объясняется не только тем, что еще в 80-е он был крайне неудобен для многих, но и тем, что сразу после его смерти в 68-м в Берлине вспыхнули крупные студенческие волнения. И бунтарям, и тем судьям, которые занимались их усмирением, стало не до Бауэра, хотя именно такие, как он, создали и почву для бунта молодежи, и весь фундамент для его последующего преодоления взрослением.

После первоначального хаоса беспорядков в Западном Берлине (он был полон анархистски настроенных студентов, так как отсюда не призывали в армию) на первый план вскоре выступила конфронтация отцов и детей по линии отношения к нацизму и коммунизму. В авангарде шли крайне левые, считавшие себя маоистами или троцкистами, поэтому сегодня отношение к бунту двойственное и среди самих его бывших участников. Важно, однако, что был задан (публично и очень серьезно) вопрос: «Кем вы были, отцы, в наши годы?» Мало кто решался задать этот вопрос отцу в глаза (как Харлан), но он стал важным дискурсом общественного сознания.

Это был сильнейший импульс, и, когда крайне левые (с которыми управились «ужасные юристы») отошли в сторону, следовавший за ними более умеренный и вдумчивый эшелон этого поколения принялся переосмыслять период нацизма не единицами, а массами умов. Многие признали, что называли себя коммунистами скорее из чувства протеста, другие нашли для себя выход «вбок», сказав, что они и не коммунисты, и не нацисты, а вообще другие. Так появился и экологический дискурс, оформившийся затем в политическую партию «зеленых», которая играет важную роль в развитии парламентаризма и общественной мысли в Германии.

Встречаясь в Берлине с экспертами, главным образом, юридического круга и с судьями, я задавал вопрос: а куда же делись «ужасные юристы»? Где то событие, которое можно пометить в качестве рубежа?

Все мои собеседники неизменно вспоминали 68-й год, но уточняли, что главное произошло не в 68-м, проросло где-то в 70-х и даже позже. Так человек, когда взрослеет (особенно когда этот процесс происходит в зрелом возрасте), не может указать день, когда это все же случилось: это случалось долго, «всё время».

Факт в том, что судьи в Германии (по контрасту с нашими) сегодня абсолютно внутренне свободы, интересуются политикой, могут вступать в партии, а также не вступать в собственные общественные организации, если это им неинтересно (но им это интересно, потому что там это не симулякры). Мой вопрос о том, позволено ли немецким судьям критиковать решения коллег между собой, с журналистами или с представителями общественных кругов, вызывал недоумение, приходилось долго объяснять, что их коллеги в России за это вылетают с работы. Когда до них доходило, они просто снимали с полок свои юридические журналы, демонстрируя, что их содержание — это и есть ожесточенные споры по поводу судебных решений.

В Германии нет судьи, который бы политически не определился по отношению к «ужасным» предшественникам, хотя большинство теперь просто идет проторенной дорогой, не требующей самоотверженности Фрица Бауэра. А как сложилась бы судьба Германии, если бы Бауэр их всех пересажал? Собеседники задумывались над этим вопросом, давно уже потерявшим для них практический смысл. Но Фриц Бауэр, в общем, и не был мстителем. Он хотел лишь покаяния. Оно и произошло, пусть не совсем так, как он ожидал: не в том поколении, а в следующем. Сам он до этого не дожил, но рожденного им импульса хватило, чтобы всё преобразилось.

В России не было фигуры, подобной Фрицу Бауэру. Точнее, такие фигуры были, начиная с Солженицына и Сахарова (и сегодня еще в таком качестве жива юрист Тамара Морщакова), но государство никогда их не поддерживало. Бауэра, с одной стороны, травили, с другой — он все-таки был генеральным прокурором целой земли Гессен. Таких полномочий ни Хрущев, ни Горбачев, ни ранний Ельцин не давали никому. Конраду Аденауэру, кроме Глобке, нужен был и Бауэр, а в России властью в юридическом мире (в его истеблишменте) всегда обладали только «глобке».

Если мы не теряем надежды на то, что Россия все же не закроется, как страница учебника истории, что сегодняшние «Белые бунты» (можно и без кавычек) все же произведут (не могут не произвести) в общественном сознании сдвиги, сходные с последствиями 68-го года в Германии, — мы тоже столкнемся с проблемой «ужасных юристов», потому что без юристов и суда цивилизационный рывок невозможен.

Наши «ужасны» не только сталинизмом, духом которого пропитаны до сих пор юридические факультеты и учебники (например, считать полицию или паче того ФСБ «юристами» — это и есть сталинизм). Но почти вековое низведение судей на роль мелких чиновников и пригибание их книзу сделало весь наш юридический мир нелюбопытным, малообразованным; судьи и прокуроры утратили всякую квалификацию, потому что в судах нет настоящей борьбы, они умственно отстали. Когда (и если) начнется модернизация, Россия столкнется с тем, что не только ее юридические институты, но еще более их «личный состав» ни на что не пригоден. Тут дело уже не в прошлом, а в настоящем, про которое Бауэр объяснял студентам, что в нем прошлое вновь становится частью будущего: «Мы думали, что найдем нацию, стремящуюся к просвещению, а что мы находим? Нацию, к просвещению не способную и не желающую его».

В Германии я также интересовался судьбой судей ГДР после 1989 года, но на эту тему никто ничего даже не мог вспомнить. Судебная система ФРГ переварила их так, что никто ничего и не заметил, они были заменены юристами ФРГ, лишь очень немногие остались судьями, остальные нашли себе выгодное применение в таких конструкциях, которые у нас называются «ЧОП». Но в России-то других судей неоткуда взять. Тем более здесь актуален рецепт Фрица Бауэра: за «ужасными юристами», конечно, по отдельности надо охотиться, долбить их, но, чтобы они изменились, менять надо не судей, а общество, причем в следующем поколении.

Новые немецкие

Что еще хорошего лично для меня сделала Илона — поселила меня в таком месте в Берлине, которое называется «Уфа-фабрик». Когда-то здесь была кинофабрика, где родилось немецкое немое кино (там играл и тапер из фильма Илоны), потом здесь доводились и тиражировались фильмы геббельсовской пропаганды (возможно, что и «Жид Зюс» Хайта Харлана в том числе). В 70-х эту землю с бараками, со стороны сегодня больше напоминающими пионерлагерь, купила почта, но без проекта, а так, на всякий случай. Помещения сдавались в аренду художникам и музыкантам, в их числе был и муж Илоны, который записал здесь свою первую пластинку.

9 июня 1979 года «Уфа-фабрику» захватила компания педагогов авангардистского толка, экологов и всякой хипни. Захват по берлинскому телевидению показали их друзья, симпатии граждан мигом сместились на их сторону, потому что там были клоуны, дети, музыканты, и вообще всё было здорово. Полиция вмешиваться не хотела, а почта мечтала всё это продать городу. Город оставил веселую компанию на «фабрике» на год, надеясь, что зиму те не переживут, потом еще на год, на семь, а сейчас «фабрика» в аренде на 50 лет у коммуны. Из 40 учредителей остались 12: эколог Рудольф, старый клоун Юппи и барабанщик Манни, но все же это единственная сохранившаяся коммуна из всех, которых после 68-го в Берлине были десятки.

Каждое утро мимо моего окна на «Уфа-фабрике» проходили сотни школяров: их водят смотреть на экологическую систему сбора дождевой воды (она подается затем в унитазы), знакомиться с клоуном и его собачкой, а барабанщик тут же учит их и своему полезному ремеслу. Кроме нескольких залов, где ставятся спектакли и даются концерты (в дни моего пребывания прошел психоделический концерт мужа Манюэля и его старой группы), на «фабрике» есть пекарня, экологический магазин, кафе и очаровательная гостиница, где человек моего склада даже и без немецкого языка чувствует себя как дома.

В Берлине вообще витает дух свободы и добросердечия, мало понтов, но полно людей из разных стран и чудаков любого рода. Но «Уфа-фабрика» стала для меня как бы символом и цитаделью этого ощущения. Невозможно представить, что это тот же самый народ, который родил идею набивать матрасы волосами задушенных евреев. А это и есть уже совсем другой народ. Русские люди после ХХ съезда тоже стали иными, но лишь в достаточно узком слое интеллигенции, постперестроечные и нынешние «новые русские» архаичны, как валенки со стразами, но немцы стали совершенно другим народом, то есть остались тем же самым, но поднявшимся на другую ступень, наверное, цивилизации.

Вопрос о том, как народ, давший миру Гёте и Канта, мог заболеть фашизмом (или: народ, давший миру Толстого и Чехова, — большевизмом), много раз ставился и в философии, и в литературе, но ответ на него если и существует, то не является «инструментальным»: не дает рецептов и не гарантирует от повторения подобных сценариев в истории. Нам же интересно не то, как Германия заболела безумием, а то, как она сумела выздороветь, став не только одной из самых процветающих, но и одной из самых демократичных и толерантных стран мира. Это произошло не быстро и не легко (как почему-то до сих пор считается в России), на это ушло лет 40, пока не вымерло поколение «ужасных», но на их могилах выросли цветы.

Раз уж я взялся писать про такого человека, как Фриц Бауэр, то не побоюсь и сказать, что мне очень понравились нынешние немцы и совершенно не нравятся русские в том виде, в каком они деградируют сегодня. Я же не молчу, когда мне не нравятся чванливость, трусость, жадность, невежество и лень в отдельных людях, в том числе когда они случаются во мне самом? А если таких людей очень много, у них власть и они образуют то, что сами называют нацией, — почему мне молчать, из какого такого патриотизма? Само понятие (чувство) «патриотизм» имеет смысл только с общечеловеческой точки зрения, с позиций глобального исторического процесса. Немецким патриотом был Фриц Бауэр, лишившийся жизни в борьбе за здоровье своей нации, а вовсе не Глобке с его «расовым стыдом».

Я думаю, что проклятием России больше, чем нефть, является старательно ей внушаемый сверху комплекс победителей, он исключает не только покаяние, но и вообще всякую рефлексию. Зачем? Мы же все равно «победили»! Кого, немцев? Ну можно еще вспомнить Куликовскую битву, что многие, утешая себя из лени, и делают. Зато немцы потом долго, болезненно и упорно побеждали и победили сами себя, а мы этого в школе не проходили. И пока это не будет сделано, никакие еще победы русского духа невозможны даже в футболе.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow