Понятно, что суд в новом составе примет политически грамотное решение, которое не позволит скостить срок не только Лебедеву, но и Михаилу Ходорковскому. Потому что именно Ходорковский является подлинным объектом беспокойства судебных властей, ходящих не под Богом, но под политической властью.
Арест главы «ЮКОСа» в октябре 2003 года, почти девять лет тому назад, ознаменовал собой поворот в политике Владимира Путина, стал маркером, отделившим жирной кричащей линией этап эйфории от эпохи перераспределения собственности и политической власти в пользу группы товарищей. Отказ в сокращении срока Платону Лебедеву – это тоже маркер. Четкий сигнал, что движение отныне одноколейное: в сторону ужесточения репрессивной линии. Никаких поблажек с оглядкой на позицию продвинутых слоев и западных недоброжелателей. Никакого жонглирования «сигналами» системы «шаг вперед, два шага назад».
С этой позицией можно спорить, исходя из того, что решение направлено исключительно против Михаила Ходорковского, которого не хотят выпускать в нынешней политической ситуации, и без него осложненной общественным протестом. Может быть, наверху полагают, что в ситуации дефицита лидерства он может стать лидером оппозиции. Но в любом случае это продолжение все той же политики контрреформ и термидора, которая началась девять лет назад. Возможно, ее кульминация, ее точка невозврата. И в этом смысле неважно, какие сиюминутные мотивы стоят за решением по Платону Лебедеву – они логически венчают линию на подмораживание России. Система уже не в состоянии стать более мягкой, гуманной, приверженной хотя бы букве закона. Она уже сильнее самой себя, она набрала инерцию, и это движение практически невозможно остановить. Ровно по этой же причине невозможно ждать от режима «самодемократизации» и «реформ сверху». Эти иллюзии остались в грустно-романтической, немного забавной, эпохе тандема, которая сегодня выглядит старомодно мягкой и плюшевой, эрой безобидного плутократизма и обмена многотысячедолларовыми часами с пролетариатом.
Судебная система, находящаяся внутри большой политической системы, тоже обрела способность к саморегулированию – чуть только принято решение в соответствии с законом, как немедленно невидимый «терморегулятор» поправляет досадную оплошность, разворачивая весы Фемиды над Архангельском.
Когда-то, после судебной реформы 1864 года, судьи, принося присягу, клялись «держать ответ пред законом и пред Богом». Теперь «ради Бога» девушек, совершивших административный деликт, в нарушение закона отправляют отбывать срок по уголовному приговору. А закон в казусе Платона Лебедева трактуется строго в том смысле, который противоположен логике законодателя. Формула присяги перевернута – и Бог какой-то у них немилосердный, и закон трактуется не по смыслу и не по духу.
