Павел ВОРОБЬЕВ
В этом году юбилей — 75 лет начала Большого террора. Когда произносят эти слова, все понимают, что речь идет о 37-м годе.
Приехав из очередного своего автопробега, на этот раз прошедшего по западному БАМу и Колымскому краю, я столкнулся с твердым убеждением, что трагическая история нашей страны конца 30-х годов прочно забыта. Свидетельствую: это не так…
Несколько лет пытаюсь я найти материальные свидетельства памяти о Большом терроре в России. Началось все с неприятного разговора с музейщиками России в Астане, точнее — в АЛЖИРе (Акмолинском лагере жен изменников Родины). Несколько лет назад их собрал там Нурсултан Назарбаев, дабы рассказать, что и как делается по этому поводу в Казахстане. И тут я запальчиво сказал, что в России нет ни одного государственного музея памяти жертв политических репрессий. На меня зашикали. Но я был прав: есть филиалы (например, в Томске) краеведческих музеев, есть муниципальный Музей истории ГУЛАГа в Москве, есть кое-где отдельные комнаты или стенды на эту тему в краеведческих музеях (Хабаровск, Комсомольск-на-Амуре, Северобайкальск и др.) и в поселковых школах…
Отправляясь в автопробег, я ожидал, как и раньше в предыдущих поездках, не найти упоминаний и памяти.
К Колымскому краю отношение особенное. Тут немалую роль сыграли яркие и сильные литературные произведения, в том числе — Варлама Шаламова, Евгении Гинзбург, Анатолия Жигулина. Колымским воспоминаниям в основном посвящен двухтомник «Доднесь тяготеет», собранный Семеном Виленским, прошедшим через эти лагеря.
Возникли колымские лагеря в начале 30-х, их появление связано с именем… С.В.Обручева (сына известного геолога и автора «Земли Санникова»). Именно он в конце 20-х открыл между Индигиркой и Колымой залежи золота. Блеск этого металла слепил глаза руководителям государства.
Для разработки приисков требовалось строить дорогу от бухты Нагаево (ныне — Магадан) до поселка Хандыга (Якутия, паромная переправа через Алдан). Все поселки по дороге «Колыма» — это бывшие зоны. Их тут много было, очень много.
На самом деле дорогу построили в те годы только до поселка Усть-Нера на Индигирке, на берегах которой в конце 20-х были найдены огромные запасы золота. Ровно 80 лет назад — в 1932 году — силами заключенных началось освоение Колымы и строительство этой дороги, которую называют теперь «Дорога на костях». По легенде, умерших хоронили прямо в полотно дороги.
Именно с памятника строителям дороги и началось. Он стоит примерно в 300 км от Хандыги, в самом начале гор. Первые сотни километров от Алдана до Магадана проходят среди болот, более или менее освоенной территории. Потом разом начинается подъем на перевал, и вдруг — над дорогой стоит крест.
Надпись на кресте, перевитом колючей проволокой, гласит, что установлен он турклубом «Лидер» из Хандыги. Как в этом забытом Богом поселке, в котором половина зданий давно уже пустует, мог появиться турклуб, — непостижимо. Но надпись: «Путник! Склони голову в память о людях всех наций и национальностей, жертвах ГУЛАГа, оставивших здесь свою молодость, здоровье, а зачастую и жизнь» — поражает своей безыскусностью. Ясно, что написано это от души. Чуть ниже прибита табличка на двух языках: «В память о румынах, безвинно оставшихся в чужих краях». И привязан румынский флажок. Почему о румынах, почему не о японцах, про которых известно здесь гораздо больше, — не ясно. Но, очевидно, румыны здесь тоже «отдыхали». А останки японцев в основном вывезены на Родину несколько лет назад.
Наш путь лежал в Томтор и Оймякон, которые спорят между собой, кто же является на самом деле полюсом холода. В нескольких километрах от Томтора располагался лагерь. На дороге у поселка установлен памятник из нескольких элементов, образующих нечто вроде квадратной арки. В центре висит удлиненный небольшой колокол, напоминающий то ли альпийское ботало, то ли китайский колокольчик. Вполне возможно, что это и не колокол вовсе, а некая рында, посредством которой общались с заключенными.
«Жертвам политических репрессий, строителям трассы Магадан — Хандыга» — написано на памятнике.
В Томторе расположен небольшой муниципальный краеведческий музей, в котором из трех помещений одно посвящено теме репрессий. Набор небольших стендов с фотографиями известных людей, оказавшихся на Колыме в разные годы: В. Шаламов, Е. Гинзбург, А. Жигулин, Г. Жженов, С. Королев, Л. Русланова… В музее — рисованная от руки карта Оймяконского улуса (района) с нанесенными на ней лагерями, среди которых лагерь с жизнеутверждающим названием «Надежда», несколько, как принято говорить, — артефактов: лагерная шапка, миски, лопата, подсвечник из консервных банок. Наличие в этом Богом забытом месте музея с выставкой в память репрессий я расцениваю как гражданский подвиг. И не важно чей — администрации ли местной, хранительницы ли музея. Хочется им помочь — да не знаю как.
Возвращаемся к мертвому поселку Кюбеме, переправляемся вброд через поднявшуюся за день реку, где прочно застрял КамАЗ с углем, и едем в Усть-Неру. Оттуда начинаются циклопические разработки золота. Фактически дорога вся стоит на золоте, так как она отсыпана из тех же грунтов, что моются в каких-то двух десятках метров от нее. И так — километр за километром, сотни километров. Я не оговорился: вдоль сплошной золотодобычи мы едем не меньше 500 км. Природа тут вся изуродована, но все эти «прииски» созданы руками зэков. В буквальном смысле этого слова: кайлом, лопатой и тачкой. От объемов переработанной породы берет ужас: не верится, что столько можно наворотить рабским трудом. Что твои египетские пирамиды!
Владелец газеты «Колымский регион» Игорь Безнутров из Магадана передал нам телефон Ивана Александровича Паникарова, который живет в Ягодном. Созваниваемся с ним в редкие «просветы» с Сетью.
Судьба этого человека удивительна. Его специальность: слесарь-сантехник. Приехал он сюда в 70-е на заработки и работал долго именно по профессии. Знать ничего не знал про Большой террор. Стал прислушиваться к разговорам старых колымчан. Стал интересоваться «темой», потом — ходить по бывшим лагерям, собирать там «экспонаты». Про музей думать не думал, всё складывал у себя в квартире. Потом начал списываться с теми, кто отбывал тут сроки, собирать их воспоминания, издавать. Организовал поселковое общество «Поиск незаконно репрессированных». Как он сам говорит, какие-то высшие силы вели его к этому.
В середине 90-х в Ягодном разморозили отопление, и Паникаров поработал на восстановлении труб. Заработанные деньги его жена, которой уже трудно было жить среди музейных редкостей, потратила на покупку квартиры на первом этаже хрущевки — под музей. В Ягодном квартиры дешевые: народ бежит с Колымы.
Иван Александрович — по-видимому — самый на сегодняшний день крупный исследователь в мире колымской темы («Новая газета» о нем уже писала). Он выпустил 22 книги! Осенью его должны наградить премией Александра Невского.
Вместе с пережившим «Серпантинку» М.Е. Выгоном он установил памятник — первый памятник на Колыме. Открытие состоялось 22 июня 1991 года. «Серпантинка» — следственная колымская тюрьма, где в течение только одного года было расстреляно не менее 10 тысяч человек. Это был год «зачистки» Колымы от либерализма первого руководителя Дальстроя Я. Берзина, расстрелянного в Москве.
А в 2012 году 20 июля И. Паникаров совместно с главным врачом Г.Б. Гончаровым и гостями из Вологды открыл памятную доску В.Т. Шаламову в областном противотуберкулезном диспансере № 2 в Дебине. Здесь Варлам Тихонович работал два года фельдшером.
К сожалению, среди наших туристов-экстремалов немногие едут на Колыму со знанием о произошедшей тут трагедии. В книгах записей ни в музее Томтора, ни в Ягодном я не увидел следов пребывания многочисленных групп джиперов, приезжающих сюда из центральных районов России. Иван Александрович подтвердил: эти в основном едут мимо. Основные посетители музеев и памятных мест по «дороге на костях» — иностранцы. Больше всего побывало поляков и англичан.
Паникаров рассказал нам, как попасть в женский лагерь Эльген, расположенный в 70 км от Ягодного. Тут отбывала свой 10-летний срок моя бабушка — Мария Самуиловна Кизильштейн. С ее многочисленными подругами я был 30 лет назад знаком, но тогда мне в голову не приходило записать их воспоминания.
Когда-то в Эльгене занимались сельским хозяйством. В этом лагере находился дом малютки, в который попадали рожденные от заключенных женщин. Смертность среди детей была чудовищная, и недалеко от лагеря есть заброшенное кладбище этих малюток. На маленьких крестиках кое-где отчетливо сохранились имена и фамилии, даты рождения и смерти. Большинство не прожило и года.
Конечно, в Магадане стоит огромный, всемирно известный монумент Эрнста Неизвестного. Меня смутила реакция многих жителей: зачем нам тут такое? Было — и прошло, быльем поросло. Зачем доминирует над городом именно этот памятник. Такие вот местные настроения. По счастью, эти настроения пока не являются доминирующими…
