СюжетыПолитика

Сергей АЛЕКСАШЕНКО: Из гражданского протеста пока не сложился протест политический

Этот материал вышел в номере № 112 от 3 октября 2012
Читать
«У нас сейчас явно нет политика типа Ельцина образца 1989 года, за которого проголосовали 90% москвичей. Нет, и даже не просматривается. Это означает, что для того, чтобы выиграть, надо тренироваться. Я думаю, что для оппозиции ключевыми будут выборы в Мосгордуму 2014 года, и к ним надо уже сейчас готовиться. Это всего лишь два года — очень мало времени. Если мы ничего не сможем добиться на этих выборах — значит, грош нам цена»
Изображение

Мой собеседник — не только блестящий экономист и менеджер с опытом государственного и корпоративного управления, но и человек, не чуждый практической политике. Он член федерального политсовета партии РПР-ПАРНАС. Занимается политикой не потому, что это ему как-то особенно нравится, а потому, что не видит иного способа изменить нынешнюю политическую систему, которая, по его мнению, ведет страну к катастрофе. Этот материал — итог беседы с Сергеем Алексашенко о текущей ситуации в стране, о том, как должна вести себя оппозиция, чтобы вывести страну мирным образом на путь нормального демократического развития. В нем отсутствуют заданные вопросы, а ответы Сергея Алексашенко сгруппированы по основным темам беседы.

Характеристика текущего момента

Я думаю, нынешний период начался 4 декабря минувшего года, то есть с думских выборов. Смысл новой исторической ситуации состоит в следующем. Российское общество раскололось на две части. Одна — это те, кто готов верить власти и Путину и считать все, что они говорят и делают априорно правильным. Эта часть общества предельно минимизирует — практически до нуля — свое участие в обсуждении проблем страны и государства.

Есть и другая часть общества (подозреваю, что количественно она может быть меньше, чем первая) — это те, кто считает, что нынешнее состояние российской государственности абсолютно неустойчиво. Ибо политическая система построена без сдержек и противовесов, она не подразумевает смены правящей элиты и руководителей государства. Это путь в тупик, более того — к катастрофе. Между тем в России есть большое количество неравнодушных людей, которые искренне болеют за российское государство и которые при этом представляют собой креативную, наиболее энергичную часть общества. И этой части общества не нравится то, что происходит с нашей страной, не нравится, в каком направлении она развивается. Этот очевидный конфликт между двумя частями общества и является главной характеристикой сегодняшнего момента.

Почему власть пошла на закручивание гаек

Сначала небольшое отступление. Российская власть неоднородна. И даже внутри тандема, как сегодня к нему ни относиться, роли и позиции двух людей различны — и формально, и реально. С 2008 года по начало 2012 года между президентом Медведевым и премьером Путиным существовала достаточно четкая демаркационная линия раздела полномочий, которая, как ни смешно это звучит, соответствовала Конституции и закону. Президент занимался внешней политикой, общим устройством государства, военными вопросами, а премьер хозяйственными, социально-экономическими проблемами. Медведев, будучи более молодым человеком, с более открытыми каналами информации, многие проблемы государства не скажу, что понимал, но определенно чувствовал. И он общался с другими людьми, а не с тем кругом, с которым общался Путин. Получая от них какие-то сигналы, какую-то информацию, на которые каким-то образом реагировал как президент.

Когда же они совершили свою рокировку, для Путина возникла дилемма «Горбачев–Брежнев». Путин выбрал вариант «Брежнев». Это — консервация существующей ситуации, максимальное замораживание всех конструкций той системы власти, которую он создал. В надежде, что она просуществует достаточно долго, в идеале — как у Леонида Ильича, до самой смерти. Другой сценарий — «Горбачев» — состоит в следующем. Ты как президент понимаешь, что конструкция неустойчива, что у нее есть дефекты. Что ты еще достаточно молод и тебе не удастся досидеть в этом кресле «до конца», и тогда ты пытаешься эту конструкцию улучшить. Ведь Горбачев не хотел развала СССР, он просто стремился сделать систему более человечной, более эффективной. Но в результате выяснилось, что улучшая систему, он очень быстро и конструкцию разрушил, и, что самое страшное для Путина, власть потерял. И Путин, будучи существенно старше Медведева, очень хорошо понимает, что путь Горбачева, путь реформ означает быструю потерю личной власти. Но с этим он не может согласиться (при этом под словом «Путин» я понимаю некий коллективный разум, некоего «коллективного Путина»).

Итак, после выборов Путин уже в марте чувствует, что он президент. И не дожидаясь майской инаугурации, он оглядывает хозяйство, которое получает от Медведева через четыре года после того, как его сдал. И понимает, что Медведев за это время незаметно успел что-то такое поменять, из-за чего та монолитная конструкция, которая была им, Путиным, создана, стала скрипеть и качаться. И в этой ситуации нормальной реакцией человека, выбравшего сценарий «Брежнев», являются действия, направленные на то, чтобы эту конструкцию максимально укрепить, сделать жесткой — то есть закрутить все гайки. Мне кажется, что именно это — доминанта.

Путин, безусловно, хочет сделать ситуацию максимально комфортной для себя. Хочет сделать конструкцию устойчивой. И считает, что закручивание гаек — это единственно правильный вариант.

Есть и вторая составляющая. Путин, безусловно, хочет максимально ослабить своих оппонентов. Он понимает, что они реально существуют, что их много, и очень хорошо представляет, кто эти люди. И он абсолютно четко и последовательно усложняет им жизнь. Вообще-то российская государственная конструкция — это приход к власти команды людей, которые начинают менять законы, суды, парламент таким образом, чтобы сменить эту группу у власти стало невозможно. Люди, которые противостоят Путину, говорят: нет, давайте что-то поменяем, чтобы было возможно власть менять. Но его это не устраивает. А потому он начинает принимать такие законы, чтобы усложнить им жизнь по всему спектру. Вы на митинги ходите? Ужесточим их организацию. Вы в глянцевых журналах живете на рекламу от алкоголя? Запретим рекламу алкоголя. Вы еще что-то? А мы вам это!

То есть он, абсолютно не стесняясь, демонстрирует, что заинтересован в том, чтобы удерживать власть максимально долго, и именно поэтому он — не зверски, не людоедски, но очень существенно — осложняет жизнь как широким слоям недовольных, так и многим персонально.

Персонально Навальному, персонально Немцову, персонально Собчак, персонально Гудкову. Всех, связанных с протестным движением, как только подворачивается возможность как-то подцепить, — цепляют.

Существует ли еще тандем

Путин помнит, какими были премьеры в годы его первого президентства. И хочет от Медведева того же самого. Но премьер Медведев помнит, каким был премьер Путин, когда он был президентом. И хочет быть таким же премьером. И получается, что вспоминая ту демаркационную линию, которая существовала с 2008-го по 2012 год, они мучительно пытаются создать новую. Нельзя в этом идти case by case, то есть по каждой ситуации устраивать разборки. Нужно провести линию, основанную на чем-то. И они сейчас судорожно этим занимаются.

А теперь о тандеме. В чем его необходимость для Путина? В том, что ему нужен дублер. Ему нужен человек, который может прикрыть спину на случай будущих коллизий. Нужен тот, кто сменит, если что. И в идеале после Андропова не должен приходить Черненко. Путин понимает, что этот кто-то должен быть моложе.

И у него из тех, кто моложе, и кто проверен в деле, и кто не предал, есть только Медведев.

При этом Путин прекрасно понимает, что день, когда он все ему передаст, где-то в будущем, где-то далеко. Поэтому сиди и жди своего часа. И не рыпайся, ты — №2. Поэтому я считаю, что тандем еще существует, но Путин пытается его переформатировать.

Чем сегодня является оппозиция и что ей надо делать, чтобы добиться успеха

Во всем мире оппозиция — это все те, кто выступает против существующей власти. Для России — это те политические силы, которые выступают за ликвидацию дефектов нынешней политической конструкции. То есть за политическую конкуренцию, за сдержки и противовесы, за независимый суд и равенство всех перед законом. Отсутствие всего этого и составляет ключевые дефекты существующей политической системы, которые искажают и деформируют все остальные сферы общественной жизни — от экономики до положения СМИ. Эти дефекты делают систему неустойчивой.

Если подходить с такой точки зрения, то стратегия успеха — это широкая коалиция. К сожалению, российская оппозиция, независимо от исторического периода, всегда дробилась, всегда была оппозицией персон, а не оппозицией позиций. Мне кажется, что на сегодня оппозиционные настроения не угасли. Ушла эйфория, которая была после зимних митингов, когда российская власть оказалась в растерянности, начала качаться, пошла на попятную, на какие-то уступки. Потом был февраль, когда Путину смогли вывести на Поклонную гору народу не меньше, чем вышло на Сахарова. Оказалось, что это даже не таких уж больших денег стоит. И мне кажется, что после февральских митингов власть оправилась от шока и уже не шла на попятную. Эйфория закончилась, а через некоторое время наступили заморозки.

Вообще-то от людей нельзя требовать постоянного подвига. Люди, которые выходили на московские митинги, участвовали в гражданском протесте. Участвовали как представители широкой оппозиции. Им не хотелось, чтобы их голоса воровали, хотелось, чтобы была политическая конкуренция, чтобы суды работали честно. Это и есть те политические лозунги оппозиции, о которых я говорил. Но при этом у всех есть свои дела и жизненные проблемы. Никто из этих людей не готов бросать свою работу, свой бизнес и постоянно пребывать в состоянии политической мобилизации. Они не политические деятели.

Что потеряла оппозиция в январе-феврале — это то, что она не смогла сформировать широкую политическую коалицию.

Если бы тогда все политические силы, кроме «Единой России», Жириновского и, может, еще кого-то, подписали коалиционное соглашение, основанное на перечисленных выше базовых принципах, то тогда этот гражданский протест мог бы перерасти в политическое движение. То, что этого не произошло, — самая большая ошибка оппозиционного движения и политических лидеров. И получилось так, что московские зимние акции так и остались акциями гражданского протеста. Причем гражданский протест объективно затухает, а политический протест из него не сложился.

Что мешает создать широкую политическую коалицию?

Думаю, что хроническая недоговороспособность лидеров. Нежелание соглашаться на №2. Как будто в коалиции кто-то обязательно должен быть №1. Кстати, существование ПАРНАСа уже в течение двух с половиной лет показывает, что единственный способ политической коалиции — это равенство. Когда нет первых, вторых, третьих и т.д. Сейчас часть политических сил участвует в кампании по подготовке к региональным и местным выборам, голосование на которых пройдет 14 октября. Другая часть политических сил и гражданских активистов участвует в выборах Координационного совета. И понятно, что до тех пор, пока и те и другие выборы не закончатся, никакого разговора о коалиции быть не может. После этого начнется очередное бодание, что, мол, нас выбрали, а вас не выбрали — это если за Координационный совет проголосует достаточно большое количество людей. Если мало людей проголосует, то будут еще какие-нибудь выяснения отношений.

Мне вообще кажется, что лидера оппозиции не выбирают. Лидер оппозиции «появляется», потому что за ним готовы идти, потому что он может артикулировать какие-то лозунги, потому что ему готовы давать деньги на его политическую деятельность (как это ни прозаически звучит, но без денег вести политическую деятельность невозможно).

Отношение к «круглому столу»

Прежде чем предлагать власти сесть за «круглый стол», надо самим создать широкую коалицию. Путин же в какой-то момент сказал: а с кем там разговаривать? То есть кого, мол, вы представляете и кто за вами стоит? Может, вы там друг с другом готовы переругаться?

На мой взгляд, результатом «круглого стола» оппозиции должны быть две вещи. Первое — это принятие базовых лозунгов, под которыми мы готовы объединяться и идти к цели достаточно долго. Это может быть год, а может и пять-десять лет. Поэтому это должны быть не конъюнктурные лозунги, а требования, отражающие базовые ценности, на основе которых Россия как европейская страна должна существовать и развиваться. Коалиция для того и создается, чтобы этих целей достичь. В моем понимании — коалиция по своему характеру должна быть открытой. В ней должны участвовать политические партии, общественные движения и организации. Потом можно провести мягкое рейтинговое голосование, чтобы создать какой-то орган для повседневной работы, какой-то координационный совет. Мне кажется, что он не должен превышать 15-20 человек, иначе он станет неработоспособным органом.

Второй момент — что делать. То есть каковы формы протеста и какие из них мы будем применять все вместе. Есть митинги, есть «Добрая машина правды», есть, в конце концов, выборы. И это тоже то, что требует общей договоренности при помощи механизма «круглого стола». Я считаю, что необходимо максимально участвовать в выборах различных уровней. Если говорить всерьез о приходе оппозиции к власти, то она может сделать это лишь двумя путями: через революцию или через выборы. Никакого третьего пути нет. Даже если предположить такой «розовый» сценарий, когда Владимир Владимирович вдруг говорит: «Знаете, все мне надоело, уезжаю в Александровскую слободу или на Сардинию и живите здесь без меня», то все равно ему на смену придет кто-то, кто должен будет победить в результате выборов. И это иллюзия, что в выборах можно выиграть просто так, с первого раза. Если ты не прошел через процедуру выборов, если не знаешь, что это такое, у тебя ничего не получится, каким бы популярным политиком ты ни был.

У нас сейчас явно нет политика типа Ельцина образца 1989 года, за которого проголосовали 90% москвичей. Нет, и даже не просматривается. Это означает, что для того, чтобы выиграть, надо тренироваться.

Я думаю, что для оппозиции ключевыми будут выборы в Мосгордуму 2014 года, и к ним надо уже сейчас готовиться. Это всего лишь два года — очень мало времени. А с введением единого дня голосования — совсем мало. Если мы ничего не сможем добиться на этих выборах — значит, грош нам цена. Потому что организовать серьезное наблюдение в Москве в сто раз проще, чем по всей стране на федеральных выборах.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow