О книге Сергея Золовкина и его жены Эммы Чазовой «Из жизни недострелянных. Семейная исповедь в четыре руки» (Самарский НП «Дом искусств», [email protected]) мы уже сообщали («Собкор, еще собкор!», «Новая газета», №75, 13.07.2011). К шестидесятилетнему же юбилею Сергея предлагаем главу из этого двухтомника.
# «Сначала убьем дочку. Потом и тебя»
Последний год уходящего века отметился в памяти пляжными «дворцами». Уже на втором месяце журналистского расследования все эти хоромы я назову невидимыми. Потому что глава города Карпов Николай Иванович и будущий Генеральный прокурор страны Устинов Владимир Васильевич, занимавший до того пост главного стража законности в Сочи, подозрительной возни у самой кромки прибоя замечать упорно не желали.
Акция протеста началась с довольно обтекаемой заметки. Не из-за страха. Просто писать не о чем было. Куда ни ткнусь — от ворот поворот. Минимум информации. Оставались лишь общежитейские, так сказать, рассуждения. О том, что есть у нашей здравницы и у России одно Черное море на всех. Один берег. Который и без того изуродован заборами. А теперь вот еще на пару сотен метров свободного пляжа станет меньше. Народ, мол, возмущается и недоумевает: доколе?
Безобидный, казалось бы, всхлип, оказался грому подобен: нарушено одно из двух негласных в нашем городе правил! Первое и самое «святое» — не углубляться в подробности отдыха президента в «Бочаровом ручье». Даже если тебе стало известно, к примеру, что прапорщик М. сумел быстро и ловко избавить любимую собачку родных Путина В.В. от блох. После чего, бывают же такие совпадения, почти сразу был повышен до лейтенанта.
Второй фигурой умолчания оставался пляжный поселок на Малом Ахуне. Он вроде бы есть. Стремительно и неумолимо разрастается ввысь и вширь. Но…
— Ты хоть понимаешь, что натворил? — орал после публикации в еженедельнике «Сочи» заместитель по хозяйственной части начальника городского УВД. Этот горячий кавказский человек имел все основания новоявленного изобличителя возненавидеть. Ведь одна из первых моих достаточно громких работ в местной газете «Сочи» называлась «У власти на Советской сила велика». Про то, как секретарь горкома партии, главный местный полицмейстер, новый председатель суда и основной уголовный авторитет побережья поселились в одном роскошном особняке на улице Советской. Переделанном в просторное жилье «повышенной комфортности» из ведомственного детского садика УВД. За казенный, разумеется, счет.
Руководил этой незаконной реконструкцией тот самый полковник-хозяйственник.
—Выгнали тебя из «Черноморской здравницы?» Пристроился в банк? Вот и сидел бы там тихо! А то можешь и по-другому присесть. У параши.
_Да и где дочка твоя живет-работает, мои сыновья хорошо знают… _
Это была ментовская ошибка. Стратегическая. Для некоторых обитателей «дворянского гнезда» у самой кромки прибоя она потом дорого будет стоить. В самом прямом смысле этого слова. Потому что есть категория трусов, которая пуще всего на свете боится собственного страха.
Однажды, когда сынишка был еще со мной, когда бывшая жена еще не увезла его в далекий казахстанский город, учил я Кирюшку нырять и плавать. Поначалу он, совсем маленький еще, дошкольный, хныкал и предлагал:
— Ага, сам попробуй.
Пришлось нырнуть несколько раз с буны. Не убедил. Кирилл с завистью показывал на отчаянных местных пацанов, сигавших вниз головой с крыши солярия. А он в ЦВС, Центральном военном санатории, тогда еще носившем фамилию Ворошилова, довольно высокий. Метров восемь, пожалуй, будет.
—Вот нырнешь оттуда, тогда и я — с буны.
—За слова отвечаешь, сын?
На высоте, однако, ноги задрожали. Слабым и непослушным сделалось тело. Педагогический эксперимент грозил постыдным провалом. Ничего не оставалось, как зажмуриться и прыгнуть. Кириллка тут же бросился с волнореза. Едва успел тогда до сына доплыть и на мелководье вытащить…
Не надо, ох не надо запугивать журналистов! Далеко не каждый из них после окрика забивается в уголок и молчит в тряпочку. Да и как молчать, когда фактура пошла валом. Притихшие поначалу читатели с изумлением обнаружили: можно, оказывается, и по «пляжным» русским пройтись. И остаться невредимым.
Вот тогда-то, как в бородатом анекдоте про Петьку, мне «карта и повалила». Обрушился поток конфиденциальной информации. В провинции она достается не всегда так, как привыкли в мегаполисе. О некоторых московских журналистах-расследователях частенько приходилось читать и слышать: насупленный Хинштейн, мол, есть «сливной бачок» для госбезопасности. А сын тогдашнего первого заместителя начальника ФСО Пиманов вовсе не случайно воспевает на телевидении доблесть президентской охраны…
Со свечкой при вербовке не стоял. Кто агент спецслужб, кто журналист, а кто совмещает все в одном «флаконе», не знаю. Зато убежден: если в каком-нибудь Мухосранске идут на откровенный контакт с местным газетчиком-правдорубом заместитель городского мэра, начальник угрозыска, уголовный авторитет или крутой бизнесмен — это признак уважения и доверия. Или же попытка использовать журналиста втемную.
Но тут уж, извиняйте, дядечки! Специалист по «жареным» темам собственный нюх иметь должен. Вот я и пытался «фильтровать базар». Понимая, что у допущенных к служебной тайне могут быть самые разные причины ее не сохранить. Кому-то из городской верхушки не досталось, положим, местечко под трех-четырехэтажный «ангарчик». С причалом для яхты, сауной, бильярдной, танцзалом и биением волн у основания личной беседки.
А кому-то было действительно обидно за уничтожаемую природную красоту. Ведь даже канализации на той «пляжной Рублевке» не было. Вся грязь, включая и остатки ГСМ из гаражей, сливалась без всякой очистки в море.
Но не только по экологии стал я получать весьма скандальные документики. Оказалось, в одни только подъездные пути к «райскому уголку» вбуханы уже сотни тысяч казенных рублей. Это было очень серьезно. От реагирования на «нецелевую трату бюджетных средств в особо крупном размере» даже самой продажной сволочи при должности и власти отмахиваться трудно.
Местная прокуратура довольно быстро смекнула: публичные обвинения выдвигает пусть бывший, пусть какой-никакой, но все же юрист. Уже имеющий опыт поиска казенных миллионов. Связано это было, в частности, с захватом вишневого сада близ Мацесты. Там новоявленные лопахины совхозные деревья безжалостно вырубили. И на этом месте собственные дачки построили.
Казаков-самозахватчиков местная власть трогать побоялась. А пострадавшему чайсовхозу «Хостинский» из казны очень даже щедрую компенсацию выделила. Только эти миллионы мгновенно расползлись по счетам подставных фирм-однодневок. И лишь после журналистского расследования местные стражи законности возбудили дело. Через несколько лет благополучно прекращенное.
Еще наглее и масштабнее в краю непуганых мордоворотов происходила дележка так называемых «футбольных» денег между чиновниками, бандитами и спортсменами. Эту «бомбу» удалось мне взорвать через полгода работы в еженедельнике, организованном вместе с коллегами, не от хорошей жизни покинувшими «Черноморку».
Сам автор превращается в болельщика только на чемпионатах мира. Но с фанатами этой славной игры общается часто. От них-то и пошли сигналы о непомерных бюджетных тратах под прикрытием команды «Жемчужина».
Прочесал уже довольно густой массив своих информаторов. Из отрывочных сведений сложилась занятная картинка. Любимица сочинского мэра кормилась из государственного котла, конечно же, сытно. Иной легионер, удерживавший «Жемчужину» в высшей лиге, мог себе позволить в подаренной ему у моря квартире двери из особо ценных пород дерева. По цене, сопоставимой с годовым бюджетом всех ДЮСШ самого большого района курорта.
Но и это были цветочки. Некоторые молодые опера госбезопасности и не утратившие совесть следаки из районных прокуратур рассказывали в каком-нибудь укромном уголке про многочисленные заграничные турне своего начальства. Которое вместе с другими «отцами» города оформляло свои увеселения как «тренировочные сборы». И устраивало потом оргии на халяву где-нибудь в Турции или на Кипре.
Правда, разврат этот всегда уравновешивался примерным семейным бытом. Для жен и чад на деньги налогоплательщиков бралась в аренду яхта опять же в районе Средиземноморья.
Документально все это подтвердить оказалось невозможно. Но и без счетов-фактур, накладных, видеозаписей и таможенных выписок хватало информации для смачных сценок из очередного заграничного турне «главного курортного законника У.» или «ведущего сочинского чекиста Ш.».
И хотя критика излагалась на эзоповом языке, о ком конкретно речь, понимали в Сочи все. Возмущение поднялось изрядное. Денежный кран для присосавшихся авторитетов и госслужащих прикрутили. Но это сказалось и на «Жемчужине». Она мгновенно зачахла, из высшей лиги вылетела. О большом футболе в Сочи стали говорить только в прошедшем времени. Иногда не самым добрым словом поминая и журналиста:
—Оно, конечно, правильно, что раскопал. Кому только с этого польза?
Выгоды и мне на первый взгляд не было никакой. По домашнему и служебному телефонам далекие от дипломатии анонимы доходчиво принялись объяснять, в каких именно белых тапочках и где они меня видели. А также по какой дороге к трем общеупотребительным буквам мне будет всего короче.
Я добросовестно записывал матюги и проклятия на пленку. Отнес потом кассету Коле Меграбяну, тогдашнему главному сыскарю управления. Не для того даже, чтобы «висяков» милиции добавить. Была слабая надежда: вдруг подскажут когда оперативники, с какой стороны кирпич ждать?
Подчиняясь инстинкту самосохранения и только потом жажде славы, активно рассылал в большие столичные газеты самые громкие свои разоблачения. Наивно веря, что даже в нашей стране уровень огласки прямо пропорционален степени журналистской защищенности.
Но «самотек» из провинции, он и есть «самотек». На неизвестного автора в лучшем случае реагировали два издания из каждых пяти. Вежливо обещали прислать своих спецкоров для перепроверки и возможного соавторства. А вот «Новая газета», поклон ей, сразу же принялась публиковать внештатника, внезапно вынырнувшего из провинциальной глубинки у Черного моря.
Тогда же познакомился я и с Юрой Щекочихиным, царствие ему небесное! Куда позднее, после страшной и явно насильственной его кончины, из немецкого «подполья» отправил я в интернет-пространство стон души под названием «Его хватало на всех. Только не на себя». И это была чистая правда. Юра очень тепло отнесся к новичку «газетного спецназа». Так, во всяком случае, мне казалось и в процессе неформальных наших встреч дома, и на Красной поляне.
Он регулярно звонил потом в Адлер, поспособствовал моему выезду в Царское село, где состоялась учредительная конференция российских журналистов-расследователей.
Юра подсказал насчет участия в республиканском конкурсе расследовательской журналистики «Вопреки» имени Ларисы Юдиной. Как на первом, так и на втором состязании ваш автор умудрился непонятно каким образом победить.
—Кощунственно выхватил священную премию в честь героически погибшей коллеги! _Происходила дележка так называемых «футбольных» денег, _— съязвит в главной газете Кубани тогдашний декан краснодарского журфака…
Новые связи и громкие для Сочи победы принесли известность, а также некоторое влияние. «Не слышать» моих выступлений местная власть больше не могла. Владимир Ульянов, сменивший ушедшего на повышение Владимира Устинова, уголовное дело против застройщиков «пляжной деревни» все же возбудил. Прекрасно, наверное, осознавая, всю безнадежность этой вынужденной затеи. И ту опасность, что нависает над журналистом.
—Это у тебя что, изощренная форма самоубийства такая, что ли? На миру и смерть красна? — проницательно предположил один очень неглупый, чрезвычайно предусмотрительный коллега. Он не однажды называл мой уход из банка величайшей глупостью. Потому что не видел у воспрянувшей было российской журналистики никакого светлого будущего.
—Нас скоро поставят на прежнее место, Сергей. То есть опустят до уровня прислуги.
—Сколько же лизоблюдствовать можно, Миша?
—Столько, сколько захотят там, — многозначительно устремлял перст к небу будущий медиамагнат краевого значения. Перерождение этого телевизионщика и бизнесмена меня удручает до сих пор. Был оппозиционером. Ратовал за честные, свободные выборы. Только его телеканал не подчинился одной нечистоплотной и властолюбивой персоне, мешая переходу из Государственной думы в кресло сочинского мэра.
В процессе этого вознаМЭРивания постоянно возникали какие-то фальшивые фонды, способные якобы озолотить сочинцев. Обещано было избирателям побратимство с американскими курортами.
Но особенно много «песен» в местном телеэфире звучало про тесную и давнюю дружбу молодого проходимца с политиками и чиновниками калибра Суркова, Райкова, Починка, Лесина…
Последний, на правах министра печати, и прикрыл не нравящийся кандидату телеканал. Многие сочинцы примчались тогда к студии. Готовы были встать живой цепью против ОМОНа.
Я заполночь просил помощи у безотказного Юры Щекочихина. Давал тревожное интервью в прямом эфире Савику Шустеру, тогда еще работавшему на радио «Свобода».
Независимый канал отстояли. А он тут же взял да и «прогнулся» под самого в ту пору сильного. Под нового краевого губернатора.
Дальновидный Миша уехал «на большое повышение» в Краснодар. И оттуда, как доносится и до Германии, пытается заставить все кубанские СМИ дуть в одну дуду. Медную. Превозносящую краевое руководство и, само собой разумеется, новую «партию власти».
Некоторые сочинские журналисты жалуются теперь нам в письмах: «До чего же тоскливо и противно стало работать. Словно барщину отбываешь».
Понимаю. Драйв, он и вправду дороже денег. Это почти как секс с любимой женщиной. Как блистательная следственная удача. Это то, что превращает нас, пишущую и снимающую братию, в счастливчиков.
Чем больше врали, юлили, изворачивались те, кто давал «добро» на захват пляжа, тем сладостнее было загонять их в угол. Стали понятны и причины той неприкрытой враждебности, с которой местная милицейская верхушка отнеслась ко всей этой «газетной возне». Первый зам. начальника УВД, возглавивший позднее местную таможню, оказался среди новоселов «элитной» застройки. Его многоэтажная вилла с гаражом под две машины была, как и большинство остальных, оформлена на подставное лицо.
Какие только «звездные» фамилии из Генеральной прокуратуры, МВД, Госдумы, разного уровня администраций и шоу-бизнеса могли бы оказаться в том списке! Но, само собой, не оказались. Некоторые из подозреваемых VIP-персон по «случайному совпадению», как мне пытались потом внушить следователи, действительно наведывались в те самые «ангарчики». И сфотографированы. Хотя каждый раз безропотному, исполнительнейшему фотокору Вите Клюшкину приходилось спасаться бегством от охраны. Очень быстро заскакивая в редакционный «москвичок».
В документах же вся эта роскошь значилась за каким-нибудь Пупкиным из села Барановка. Или за «пенсионерами-работягами с Крайнего Севера». Именно так окрестил владельцев построек, оценивавшихся поначалу до миллиона долларов каждая, некий Факторович. В «Аргументах и фактах», а чуть позже на первой полосе «Вольной Кубани» сей незнакомый мне автор разошелся так, что патриарх российской журналистики Ясен Засурский в «Литературке» потом не удержался:
—Подобное возмутительно и недопустимо!
Организация «Журналисты за гражданское общество» тоже в эмоциональности себе не отказала:
—_Для того чтобы дезавуировать в глазах жителей Краснодарского края критические публикации в «Новой газете» и «Сочи», появляется разгромный, уничижительный, в большинстве своем хамский материал за подписью другого журналиста со стажем, декана (и доктора филологических наук) факультета журналистики Краснодарского университета. _
Некоторые из нас лично знакомы с обоими фигурантами этой премерзкой истории. И тем более сложно говорить об этом публично. Но коллеги! Первая древнейшая — это образец порядочности по сравнению с тем, на что отваживаются некоторые из нас.
Журналист и ассенизатор одинаково важны для общества. Но ставить их в один ряд нельзя. И не потому, что журналисты лучше, просто мы ДРУГИЕ. И не только писатель, а и журналист в России больше, чем простой представитель своей профессии.
_Декан факультета журналистики для начала поливает грязью «Новую газету» _—«малотиражная», да к тому же кормящаяся с руки Березовского. Затем навешивает всех собак на Сергея Золовкина. Мол, мздоимец, проходимец, да и просто подлец. Не осталась в стороне и законная супруга Сергея, обозванная походя «сожительницей».
Мрак какой-то! Читали мы сей пасквиль в «Вольной Кубани» и поражались, как же надо не любить свою профессию!
Зачем коллегам, членам одной профессиональной корпорации, публично поливать друг друга грязью?!
Хороший вопрос! Впервые я тогда убедился: даже на виду у множества читателей можно вытворять черт знает что. Пренебрегая элементарными приличиями и нормами.
На трех полосах самым безобидным про автора этих строк было то, что он по завидущей и плебейской своей натуре — паршивый пес Шариков. Который «лает как моська и шавка» на власть. А также на «скромные строения, напоминающие бараки палестинцев-беженцев». В то время как воздвигнуты эти «хижины» трудовыми, мозолистыми руками пожилых северян. А также лично первым заместителем Сочинской городской администрации товарищем Кашниковым, у которого на захваченном пляже «всего-то» пара «лодочных ангарчиков».
Жену особенно задело описание тех дорогих подарков, лимузинов, яхт и многотысячных долларовых гонораров, на которые я, оказывается, не скуплюсь для «какой-то там сожительницы».
Зная, что с любовницами я после третьего брака напрочь завязал, ибо лучше своей половинки найти кого-то уже не рассчитывал, Эмма до полуночи что-то шлепала на компьютере, подаренном мне за победу в первом конкурсе «Вопреки».
Потом выяснил — выдала свою отповедь:
—_Г-н Факторович! Как только вы сможете представить доказательство ХОТЯ БЫ ОДНОГО такого факта, торжественно обещаю, я съем свою шляпу на той площади, какую вы сами выберете, — _поклялась моя славная защитница в «Новой газете» и на нескольких интернет-сайтах. — Пока же могу только сказать, вы — ЛЖЕЦ! От публичной женской пощечины вас спасает только то, что вы в Краснодаре, а я в Сочи!
Факторович и впрямь подставился. Причем крепко. Рассчитывая, по всей видимости, на высоких покровителей в гражданском суде края. Но я обратился в прокуратуру. Требуя возбуждения уголовного дела за клевету и отстранения «наставника» подрастающей журналистской смены с должности декана.
И того и другого со временем добился. Но обида за профессию не прошла. Напротив, как-то так стало складываться, такая пошла полоса, что все чаще и чаще за современную журналистику «по-российски» становилось стыдно.
Ну, сами посудите, уважаемый читатель: как иначе реагировать было даже тогда, в начальный период правления Путина, если выступаешь, к примеру, в защиту горожан, избитых перепившейся личной охраной новоявленного президента, и тут же прибывает бригада от Александра Невзорова. Мужики показывают «ксивы» Первого телеканала и клятвенно заверяют: дадим мощную огласку на всю страну!
Я как дурак выложил тогда эксклюзивные подробности погрома силами элитной спецслужбы. И даже к «нашему всему» персонально обратился. Глядел в камеру с лейблом ОРТ и наивно лепетал про то, что вы, Владимир Владимирович, хотя и сами из КГБ, но гарант наших конституционных прав все-таки. Приструнили бы своих опричников…
На ЦТ телебригада, поднимавшая до того тосты «за верность мужскому слову» и «журналистское братство», конечно же, ничего не дала. Зато все, что касалось избиения в аэропорту, без моего ведома и согласия было подклеено… к рекламному предвыборному ролику! Подкреплялась эта агитка как всегда гневным и пафосным комментарием Александра Глебовича.
Не за красивые глазки, надо полагать, питерский журналист и депутат Госдумы призывал горожан впустить начальника сочинского аэропорта Обухова в самый главный кабинет города-курорта.
Те шабашники из команды Невзорова даже не извинились за использование провинциального коллеги втемную. И за обман свой не сказали «прости». Ни один из тех телефонов, что они мне оставили, так и не ответил.
Еще один плевок в душу, как это ни парадоксально, последовал за благороднейшим проявлением журналистского характера. Тамара Карташова, сочинский собкор еще того, первого НТВ, единственная из местных телевизионщиков не струсила, не сочла для себя возможным промолчать. Она без колебаний подключилась к моему расследованию бесчинств путинской охраны и отправила в Москву сюжет про выбитые зубы, сломанные кости и сотрясенные пудовыми кулачищами мозги.
Вот тут-то Первый канал немедленно откликнулся. В «Человеке и законе» Алексей Пиманов с Сергеем Девятовым, пресс-секретарем ФСО, без смущения перевернули все с ног на голову. Теперь получалось, что горстка безоружных чекистов доблестно отбивала в сочинском аэропорту атаки «этнического бандформирования». И навела-таки порядок на курорте.
—Мы провели собственное расследование, — как всегда честно глядя стране в глаза, пиндел Пиманов. — И выяснили, что сочинский журналист, поднявший эту шумиху, выполнял заказ криминальных сил…
Я смотрел, записывал на видеомагнитофон и задыхался от негодования. Это Леша-то проверку проводил? Или его подчиненные? Да они ни одного звонка местным силовикам не сделали! Ни одной кассеты с записями пострадавших ни у меня, ни у Карташовой не прослушали!
Задниц от кресел не оторвав, источника ни одного не перепроверив, с объектом критики даже не встретившись, клеймят коллегу позором, пачкают самое ценное, что у него есть, — рискованным трудом нажитую репутацию.
_«Будь ты проклят, гад! Ты всех нас продал!» — _так, кажется, Жеглов-Высоцкий в «Месте встречи изменить нельзя» действительно трусу и действительно предателю в рожу бросил? С этой крылатой фразы миф и о моем предательстве начали создавать. Некий Иван Мартыненко, бывший «веселый и находчивый», потом пристроившийся в руководстве сочинской лигой КВН, запустил в телеэфир, подчиненный тому самому «другу Лесина», свое «аналитическое исследование». Ударный момент передачи выглядел следующим образом. Бородатый, густобровый Ваня, делавший в ту пору еще и какую-то религиозную передачу «на тему морали, нравственности и веры», многозначительно хмурился и возносил перст к небу:
—Так кто же он, Сергей Золовкин? Бывший сотрудник внутренних органов Казахстана. Откуда, как известно, так просто не уходят…
И сразу же, встык, без паузы, крупным планом — яростное лицо Жеглова. Его пронизанное болью: «Будь ты проклят, гад…»
Ах, как гордился этот самый Ваня юридически неуязвимой своей находкой! И как старательно избегал со мной встречи. Даже когда я узнал номер его сотового и предложил «поговорить по-мужски».
Не стал бы я его бить, чесслово. Мне бы в глаза эти хитрющие, весело-находчивые заглянуть. И спросить: зачем? Зачем, брат-журналист, пытаешься «убить» брата-журналиста своего? Ради чего, Каин? Ради каких-то 200 долларов, что выдавались тогда черным налом за черное дело?
Мама, царствие ей небесное, как раз была у нас с Эммой в гостях. Случайно увидела тот телевизионный сюжет…
Это позднее я умный стал. От газет и телепередач, где старшего ее сыночка полоскали, старушку оберегал. И более двух лет держал от мамы в тайне самое нашумевшее из нападений. Звонил ей на… в Украину и напоминал периодически: нахожусь, мол, в Западной Европе по журналистской надобности. Как собкор «Новой газеты». В длительной командировке.
А тогда скорую пришлось вызывать. И, казалось, не будет уже ничего тяжелее и больнее.
Но тут прибежала дочка. Вся в слезах, бледная, руки трясутся. Оказывается, подошла к прилавку ее обувного отдела в универмаге женщина. Добрая такая, заботливая: «Что же твой папа делает, Леночка? Ведь предупреждали его. И не раз. Такой шум поднял, что цены на пляжные постройки упали почти вдвое. Получаются большие убытки. Очень большие. В общем… Ничего личного. Но убьют вас обоих. Пусть папа выбирает, кто будет первым?»
Вот это был действительно ужас! К кому идти? В ФСБ? Но как минимум два высших офицера шелестом прибоя из своих пляжных апартаментов наслаждаются. К сочинским ментам? Эти хитрее и дальновиднее всех оказались. Успели сбагрить свои «ангарчики» московским бандитам. Но зло на меня все еще держат. Престижность «дворянского гнезда» из-за газетной шумихи ведь и впрямь упала. Избавляться от недвижимости «стражам законности» пришлось по демпинговой цене.
Оставался только наш еженедельник. Напечатали мы в «Сочи» открытое письмо бандюкам и коррупционерам. Так его и озаглавив: «Почему журналистов убивать невыгодно?».
Разъяснял я там как мог: после «мокрого» вашего дела, мол, поднимется большой шум. Не такой, конечно, как после Листьева или Холодова. Но все же, все же… Наверняка слетится пресса. Соберутся на месте происшествия погоны с большими звездами. Возьмут труп «под личный контроль». Могут даже назвать раскрытие «делом чести».
А вдруг начнется углубленное расследование бюджетных трат на частные коттеджи в пляжном городке? Еще больше, чем после моих публикаций, потеряете…
Излагал все это бывший опер и следак, прекрасно понимая — наивно всё, неубедительно… Детский лепет на лужайке. Но где найти защиту весомее?
Рискнул набрать номер главного редактора «Новой», которого лично не знал. И видел всего пару раз при подведении итогов конкурсов.
Диме Муратову хватило секунды на решение:
—Срочно пиши на мое имя докладную записку типа «Нашему собственному корреспонденту и его дочери угрожают смертью!».
—С каких это пор я ваш собкор, Дмитрий Андреевич?
— С этого мгновения.
Дежавю, да и только! Ведь и в 1979 году, когда прокурор далекого казахстанского района возжелал строптивого начальника следотдела прикончить, он помог, сам того не желая, начать мне новую, куда более насыщенную жизнь. Ибо вмешалась республиканская «молодежка» и забрала свежеиспеченного капитана к себе.
Через 20 лет угроза смертью опять выталкивала на куда более высокую орбиту. Наверное, есть у той пишущей братии, которая не скурвилась окончательно, свой добрый ЖБ, Журналистский Бог. Не всегда, правда, и он успевает. Но уж если за кого взялся…
В тот сумасшедший день у меня еще хватило сил проверить, надежно ли спрятана дочка. Возвращался в редакцию никакой. И замер как вкопанный на центральной площади у городской администрации. Стояли под палящим зноем, по всей видимости, уже давно, десятки изнывающих от жары мужчин и женщин. Я не знал никого из них. И они, судя по всему, не догадывались, кто сейчас, потрясенный, с комком в горле, читает их самодельные плакаты. Это были призывы защитить и спасти журналиста Золовкина. Самые трогательные и самые памятные за все мои несколько жизней призывы…
