Никого не надо убеждать в том, что выборы президента США — событие не только американское. Можно, как наша Государственная дума и орденоносный Владимир Чуров, удивлять мир, вскрывая язвы американской избирательной системы, но нельзя отрицать, что экономика США — самая мощная в мире, а значит, мир зависит от того, что в ней будет происходить.
Из этого можно делать разные выводы. Можно обвинять США в том, что именно они стали рассадником последнего мирового кризиса; в том, что американская экономика — вампир, потому что весь мир работает на нее, вкладывая свои кровные в американские бумаги. В этих аргументах есть резон, но он как раз и объясняется масштабами американской экономики.
Поэтому предлагаю задуматься о другом — о том, как победа Барака Обамы повлияет на экономические моды, и прежде всего моду на экономическое регулирование. Вспомним: в бескризисные (или малокризисные) для развитых стран 1980—1990-е годы победившая «рейганомика» стала универсальным паролем неолиберального подхода к экономике. Без «рейганомики» и в России не появилась бы гайдаровская команда, то есть, скорее всего, она все равно бы появилась, но совсем не обязательно именно с тем набором мер, и в первую очередь «шоковой терапией» (определение не Гайдара, а Джеффри Сакса), с которыми она вошла в историю. Александр Лившиц назвал курс первого правительства Бориса Ельцина «гайдарономикой», и это было не только «красное словцо».
С тех пор в головах и экономистов, и политиков идет нарастающее брожение умов, его разогревает кризис, пока так и не получивший адекватного ответа. Поэтому результаты американских выборов обязательно будут транслированы на мировую экономику. А значит, и на российскую.
Что же может измениться? Первый ответ: немногое. Не случайно рынки в день победы Обамы отреагировали умеренным, но вовсе не ростом, а падением. Рынки живут ожиданиями, а Обама — не джокер, его «масть» уже известна.
В конце концов, не президент определяет политику Федеральной резервной системы (ФРС) США. Он может, конечно, заменить руководителя главного регулятора, но никак не определять его конкретную политику. Есть ли загадка в политике, проводимой Беном Бернанке? Усилиями ФРС в экономику и США, и мира в целом уже вкачены астрономические объемы денег. Результаты аудита ФРС показали, в частности, что в период с декабря 2007-го до июня 2010 года американские и зарубежные банки получили от главного банка США более $16 трлн, а это современный годовой объем ВВП США. Вброс новых долларов продолжается растущими темпами, с ФРС открыто взял пример европейский Центробанк. Однако расчет на то, что прилив долларов и евро снимет с мели экономику, пока не оправдывается.
Вот главный камень преткновения. Раз экономика не торопится оживать, значит, до запуска традиционных рыночных механизмов нужно что-то еще. Что именно?
Конструктивного ответа пока не слышно. Тем больше свободы в его прогнозировании.
Для начала вспомним: многие политики (в том числе Дмитрий Медведев), как и видные экономисты (в том числе Кристин Лагард, директор-распорядитель МВФ), сравнивали состояние, переживаемое сегодня мировой экономикой, с Великой депрессией. Думали об этом те, кто его приводил или нет, но сравнение алармистское — Великая депрессия привела к Второй мировой войне, и есть политологи, прежде всего отечественные (в том числе Михаил Леонтьев), которые до конца доводят эту параллель. Но для большинства (мы живем в век шоу) Великая депрессия — это не столько конкретный исторический феномен, сколько пугающий образ. Между тем если ограничиться экономическим регулированием, то ответом на Великую депрессию стал «Новый курс» Рузвельта, который и превратил известный нам по советским учебникам политэкономии капитализм в индустриальное общество. Это регулятивный ответ на Великую депрессию.
Каковы следствия того, что ФРС сначала понизила ставку до минимума, а потом занялась скупкой бумаг с рынка, чтобы продолжать подбрасывать ему деньжат? Ответ может показаться не вписывающимся в американские традиции, но он звучит так: если усилий ФРС окажется недостаточно, возможен следующий ход по активизации роли государства и расширению в экономике США, говоря по-русски, зоны госзаказа. Подобный поворот в истории США уже был, и продиктовала его как раз Великая депрессия. Понятно, что прямого повтора не будет, но не стоит с порога исключать вариации на эту тему.
Главное: моды на регулирование могут измениться. Если азимут изменений представить на карте экономических теорий, то вектор ведет от неолиберализма к неокейнсианству. Если просто на географической карте, то он может выглядеть так: от Вашингтона к Пекину.
Это новый и достаточно широкий тренд, затрагивающий не только экономику, но и политику. Насколько он будет востребован и реализован на практике, зависит от успеха или провала уже проводимой антикризисной стратегии.
