Коридор возможных сдвигов в российско-американских отношениях гораздо уже, чем многим кажется. И в американской, и в нашей внешней и оборонной политике многие постулаты консенсусны для любого правителя, причем многие из этих постулатов выдержаны в логике «постхолодной войны». Единственная, хотя и очень значимая, асимметрия: американцы не боятся зловредного влияния российской «мягкой силы» на умы своего общества, у нас же «рука Госдепа» внутри страны и на постсоветском пространстве — не только страшилка для общества на период избирательной кампании, но реальная формула одержимости в головах отнюдь не последних фигур.

И все же личность президента в политике США — очень важный фактор. Американский избиратель избавил нас от необходимости гадать, какой бы стала внешняя политика Митта Ромни. Вряд ли бы она сразу привела к лобовой конфронтации с Россией. Но осложнения, боюсь, оказались бы неизбежны: в администрации могли появиться ястребы-неоконсерваторы, а они вольно или невольно спровоцировали бы уже наших ястребов на иррациональные реакции.

С Бараком Обамой же нас связывает история успеха перезагрузки. Чтобы оценить пройденный в двухсторонних отношениях путь, напомним: именно в день первого избрания Обамы из Кремля прозвучало предупреждение о том, что мы разместим «Искандеры» в Калининградской области для противодействия американским планам ПРО в Польше и Чехии.

Вместе с историей успеха лидеры России и США наследуют и накопившиеся проблемы. Подчеркнем: в большинстве случаев они не безвыходны, но не имеют простых решений в логике инерции прошлых лет. После того как весь мир случайно услышал фразу Обамы, что на втором сроке он окажется способен на большую гибкость по болезненной проблеме ПРО, — ему будет труднее, а не легче проявлять эту гибкость, но закрывать возможности для компромисса я бы не стал. Для этого нужно, чтобы обе стороны преодолели менталитет «постхолодной войны», перестали — не на словах, а на деле — считать себя «потенциальными противниками», и при этом нашли пути взаимодополнения усилий по предотвращению появления у Ирана ядерного оружия и способов его доставки.

Непросто найти и понимание по Сирии, и тут нашей дипломатии нужно осознать, что у режима Асада нет будущего, и следует строить свою стратегию исходя из этого факта.

На российско-американские отношения неизбежно повлияет и принятие конгрессом закона о «списке Магнитского»: в Москве это вызовет раздражение, даже если одновременно будет отменена поправка Джексона—Вэника. Хватит ли у нашей элиты благоразумия понять, что подобный закон — не отдельный эпизод, а неизбежное ужесточение реакции Запада (отнюдь не только США) на состояние правовой системы в стране, претендующей на роль цивилизованного партнера?

Значительный и пока недоиспользованный потенциал имеет сотрудничество России и США по многосторонним проблемам. Речь не только о вроде как абстрактных темах типа глобального потепления, сотрудничества в Арктике, но и о куда более конкретной вещи — механизме «большой двадцатки». «Фискальный навес» у них и головная боль по поводу возможных финансовых кризисов от Китая до Евросоюза и США у нас — объективное поле для активной совместной работы.

У будущего российско-американских отношений есть и плохой сценарий: «развязки» по ПРО, Сирии, Ирану — трудные задачи для обеих сторон, и, если их не удастся решить, для позитивной повестки дня двусторонних отношений останется мало места. Риск неблагоприятного развития событий усиливается и тем, что набирающие силу охранительные тенденции во внутренней политике России могут распространиться и на внешнеполитическую сферу. Тогда менталитет «дать отпор коварному Госдепу» может помешать конструктивному взаимодействию даже там, где для этого есть все объективные условия. Но это уже не к Обаме, а к нам самим.

И все же хочется верить, что здравый смысл и понимание полезности конструктивных отношений с США возобладают. И тогда мы сможем сказать: «Перезагрузили? Запускайте!»