Она очень сердится, когда ее отвлекают от работы. Но может все отставить, читать наизусть «Медного всадника», обсуждая, как Пушкин использует свет и краски. Или «закроет тему», вскользь с беспощадным юмором оценив модного режиссера. А если дело касается талантливого текста или спектакля, будет явлен анализ уже несуществующего уровня. Она — из немногих людей театра, знающий, что такое служение правде.
Инна Соловьева, дуайен российского критического цеха, блестящий ум, поддержанный скепсисом и состраданием, иронией и трезвомыслием, высокий идеалист и знаток не только сценической жизни, уникальный ученый, отмечает 85-летие.
Алексей БОРОДИН: Личность ренессансного масштаба
Мы выпускали спектакль по пьесе Юрия Щекочихина «Ловушка номер 46, рост второй», был год 1985-й, и долго добивались разрешения играть его. На один из прогонов пришла Инна Натановна Соловьева. Помню, как после просмотра она в моем кабинете защищала «Ловушку», отстаивала необходимость этой постановки, нашу творческую и человеческую позицию.
Еще до личного знакомства Инна Соловьева была для меня олицетворением мастерства особого уровня — самым мощным, безусловным авторитетом в театральной критике.
Можно сколько угодно говорить о ее потрясающих личных качествах — внимательности и честности, отзывчивости и уме, таланте и эрудиции — все при ней. Поразительно, как она умеет считывать спектакль, высматривать замысел изнутри — буквально все, что закладывается. Но главное: у нее есть удивительная вера — театральная, творческая вера в подлинное. Недаром она в последнее время занимается историей Художественного театра — его история и есть наша вера, наши истоки. Все, чем мы сегодня живем, находит там отражение, и наоборот — те события отражаются в нашем дне. Эта связь, которую устанавливает Соловьева, сегодня крайне необходима.
А сколько Соловьева давала своим студентам в ГИТИСе! Ведь она смотрит на все очень широко, всесторонне и всеобъемлюще, она знает все — и историю как таковую, и историю театра, живописи, архитектуры. И эти знания сочетаются с чутким, пристальным взглядом на все происходящее, с верным чувством движения театра.
У Инны Натановны есть свои пристрастия, свои понятия — художественные, человеческие. И этим она опять же отличается от людей, «разбросанных» на все на свете. Она идет своим путем — цельным, деятельным и важным для всех нас. Почему она перестала писать о сегодняшнем театре? Мне кажется, что уровень ее требовательности таков, что сейчас ей гораздо важнее и интереснее заниматься историей театра.
Я желаю ей здоровья! Чтобы продолжался поиск и театральных впечатлений, и исторических открытий — ради всех нас — ее большой театральной семьи.
Лев ДОДИН: Гнев ей к лицу
Совсем юным человеком я зачитывался статьями и книгами Соловьевой и Шитовой о кинематографе и о театре. Став взрослым, я многое понял о спектаклях Станиславского из соловьевских статей, из фантастически живых и зримых расшифровок чеховских спектаклей К.С. Спустя 30 лет я имел честь познакомиться с Инной Соловьевой лично и поразился тому, какая она молодая, красивая, женственная, задорная, обаятельная и… дальше эпитеты можно нанизывать до бесконечности. Засвеже поразился, какая мудрая и сколько всего знает. Эта удиви-тельная энциклопедичность и в устах, и в пере естественна, легка, не претендует ни на какую важную ученость. Иван Алексеевич Бунин нашел точную характеристику ее жизни, творчества, ее самой — ЛЕГКОЕ ДЫХАНИЕ. Самые мудрые, самые глубокие вещи Инна Соловьева делает легко, естественно, будто само собой разумеющееся.
А последняя книга о Московском художественном театре стала для меня настольной не только потому, что она много рассказывает нового о МХТ, Станиславском, Немировиче; она дает потрясающие уроки высоты взлетов и глубины падений художника вообще, художника в нашей великой стране в особенности.
…Каждый раз, когда я звоню ей по телефону или когда она заходит к нам за кулисы, я еле удерживаюсь, чтобы не ущипнуть себя, мне всякий раз с трудом верится, что я так запросто и вроде бы на равных разговариваю с самой Инной Соловьевой.
Она вписана в вечное пространство европейского и мирового театра. Я нахожу у нее только один очень серьезный недостаток — она так и не обзавелась каким-нибудь суперсовременным звукозаписывающим устройством, которое бы в непрерывном режиме вело запись всего, что говорится в беседах, застольях, при любой случайной встрече. В каждый момент Соловьева рождает блистательные афоризмы, находит новые точки зрения, каждый ее монолог легко мог бы превратиться в страницы книги. Жаль, если она не будет написана.
Инна Натановна, последний раз Вы говорили со мной по телефону о нашем новом спектакле — это была лучшая в моей жизни рецензия. Лучшая не потому, что хвалебная, а потому, что глубокая, разнообразная, заставляющая размышлять. Такие рецензии хочется перечитывать и думать о том, что и как делать дальше. Спасибо, что Вы есть, что Вы щедро тратитесь на всех нас. Пожалуйста, живите, будьте, любите, ненавидьте, радуйтесь, гневайтесь, гнев очень Вам к лицу, как и любовь, впрочем. С днем рождения! До новой встречи на нашей премьере. Нежно целую Вашу руку. Искренне любящий Вас и восхищающийся Вами, Ваш!
