Вал сообщений о том, что в фонде «Город без наркотиков» прошли обыски, а правоохранительные органы уже влезли в больницу, чтобы проверить сведения о беременности Аксаны (а может вам еще экспертизу, от кого, господа офицеры?), целостного видения не создает. Калейдоскоп из сообщений «информагентств» лжив абсолютно: здесь уже нельзя различить, где правда, а где ложь, и получается, что все — ложь. И мы возвращаемся к дедовской интуиции, к детской игре в «веришь — не веришь», где надо в первую голову попытаться понять (с усилием), кто эти люди «по жизни».
Если тут и можно что-то считать документом, так это не протоколы обысков (в ходе которых можно кому угодно подложить что угодно), а опубликованные стихи Евгения Ройзмана, написанные им «задолго до», в конце восьмидесятых, например:
«Коршун чертит круги Над моей страной / Вьюга злая поет, я не верю в победу/ Жду беды, и беда не обойдет стороной/ Итак, из этой страны я никуда не еду».
Много Ройзманов
Пожалуй, сцена выглядит слишком героической, возможно, правильнее ее видят те, кто говорит, что Ройзман и раньше собирался в Думу, а менты своим тупым, как обычно, наездом на фонд ему просто помогли. Женя не врет. Но он поэт, и этим все сказано. Зато через его приемные в Свердловской области за четыре годы депутатства прошло 13 тысяч людей, и им всем он старался помочь, чем мог. Это как раз можно проверить, отчеты есть. И следующая история тоже выглядит как строго документальная проза.
Дума 4-го созыва сама себе ампутировала одномандатные округа, а будущий председатель «Справедливой России» Сергей Миронов обратился к Ройзману и барду Александру Новикову (тоже моему старому знакомому, я о нем писал в 1990 году в «Комсомолке», когда он еще сидел в тюрьме под тогдашний политический заказ) с предложением укрепить в Свердловской области позиции «Партии жизни». Они и укрепили: до 23 процентов рейтинга по опросам, ведь популярность обоих зашкаливала. В Москве схватились за голову: договоренность-то была процентов на семь, ну на девять.
Ройзмана вызвал на Старую площадь сотрудник администрации президента, тоже родом с Урала, и предложил перейти в «Единою Россию», где Женя имел бы возможность заниматься своей борьбой с наркотиками сколько влезет. Но Ройзман сказал, что связан словом, которое дал Миронову. Земляк спросил: «Ты что, дурак? Он же тебя сольет». Женя якобы ответил, что тогда это будет на совести Миронова, а не его. Тут по форме опять слишком поэтично, но по сути-то верно, потому что Миронов их, действительно, «слил», вычеркнув из списков «Справедливой» перед самыми выборами 2007 года. Полуофициальная версия для прессы гласила, что они же оба судимые (в 80-х годах прошлого века).
На личной встрече (как утверждают мои источники) Миронов объяснил, что не смог их отстоять, выкрутили руки. Понятно, кто выкрутил. Для Понятно Кого эта версия о судимости как-то не очень канала. На Урале несудимого еще поди поищи, а в Совете Федерации и в Думе вообще много было таких, кого когда-то судили или кого еще надо будет судить. Поэтому для Понятно Кого была создана версия «уральского сепаратиста» Жени Ройзмана, от которой того аж корчит. А вот стихи, которые Понятно Кому вряд ли прочитали, но они, по правде, суть документальное подтверждение версии «уральского сепаратизма»:
«Империя не встанет на дыбы. / Империя скорее встанет раком. / Все видится отчетливо. Однако / Рабы все чешут скошенные лбы» (1988 год).
Так они друг друга и переплетают, эти версии: 1) Ройзмана — сепаратиста, 2) Ройзмана, имеющего, в самом деле, судимость в возрасте 17 лет, 3) Ройзмана, избивающего наркоманов, 4) эксплуатирующего рабский труд в реабилитационных центрах, 5) члена ОПГ «Уралмаш», 6) торгующего иконами, 7) то же самое, но героином, 8) «мачо», бабника и др. Самое интересное в том, что под каждой из этих версией есть какая-то почва, что не означает, однако, что это и есть правда о Евгении Ройзмане как об особом явлении Урала.
Женя вообще многолик, но не в смысле двуличности, а в смысле разнообразия: он и сам, по-моему, не в каждый момент понимает, кто он в данный момент такой. Их просто многовато. Каждый по отдельности более или менее понятен, а цельный Ройзман, собранный из клонов, понимается с трудом. Так ведь человека вообще осмыслить трудно. А если удобней не понимать, тогда (и так) как раз и получается миф общего пользования элит города Ёбурга.
«Разбег»
Из дома Женя сбежал из-за конфликта с отцом, который решил определить его в какой-то техникум, но он играл в волейбол, поступил в другой техникум, где-то бродяжничал, жил в общаге, и там случилось воровство, к которому он был каким-то образом причастен. Об этой истории он говорит мутно — но не потому, я думаю, что всплыл приговор (он всегда был доступен, а сейчас выложен и в интернет), а потому что его рассказ мог бы причинить ущерб чьей-то репутации: ведь приговор всегда лишь вершина айсберга, и там, конечно, было что-то еще. В пользу такого понимания говорит и то, что в те годы приговор Ройзманом не обжаловался.
Первые стихи Женя начал писать в колонии, но это были еще слабые, а не те, которые чуть позже напечатали московские литературные журналы (читавшиеся в те годы «перестройки» десятками тысяч людей):
«Я хотел бы жить. И не только. В другой стране / А не в той, которой сегодня (Вот так) живу я / Где бы я мог погибнуть не в драке, но на войне / Где в понятие мужчина не только наличье …» (конец 80-х).
Подлинность этих стихов определяется еще и пророчествами, сбывшимися лет через двадцать как в отношении страны в целом, так и в отношении самого Жени. А в то время, откинувшись с кичи, он занимался золотишком, называл мне имена и тех сомнительных евреев, которые научили его этому в Ёбурге, но нам они тут не нужны. В 92-м они зарегистрировали ювелирный цех, где делались подарочные часы «Полет» в золотом корпусе и «голды» — характерные толстые цепи из золота, которые обязан был носить на шее всякий преуспевающий бизнесмен или бандит из «лихих 90-х». Теперь там производится качественная ювелирка. На эти доходы Ройзман живет, иногда покрывает расходы фонда, собирает коллекцию наивной невьянской иконы, но также и современной наивной живописи, которая поражает полетом чувства, не обузданного изощренной техникой.
Фонд «Город без наркотиков» создавался в 1998 году не Ройзманом, а другим человеком, с которым они потом разошлись во взглядах. Наиболее яркие случаи насилия, которые до сих пор кочуют из одной компрометирующей заметки о нем в другую, случились еще при старом руководстве фонда. Хотя, конечно, и методы заточения наркоманов, и методы выявления с их помощью наркоторговцев очень сомнительны. Но за них голосуют тысячи мам наркоманов, да и сами бывшие наркоманы, которых я видел в фонде в здравом уме и в большом количестве.
И, разумеется, он никого не бьет. Другое дело, что ни один частный человек не может контролировать насилие, необходимое в борьбе со страшной эпидемией наркомании именно в таких масштабах: в таких масштабах это способно делать только государство. Но государство здесь отсутствует, что доказывается массой дел, возбужденных по наводкам фонда против ментов, крышующих наркопритоны или напрямую торгующих наркотиками.
После очередной смены руководства и приезда в качестве начальника ГУВД по Свердловской области Михаила Бородина сотрудничество с фондом «Город без наркотиков» на официальном уровне было полностью свернуто (хотя редеющие «правильные менты» продолжают его поддерживать), и на следующий год ГУВД отчиталось о том, что без Ройзмана изъято вдвое больше наркотиков. Это можно представить как доказательство передела рынка фондом: при последних обысках было заранее анонсировано, что вот сейчас менты пошли искать в офисах героин. Но не нашли. Поэтому я даже не буду пересказывать, как Ройзман объясняет игру показателями в ГУВД, а лишь задам вопрос: кто адресат этой лукавой статистики? Общество, МВД, Понятно Кто?
Один местный журналист (последовательный враг Ройзмана) познакомил меня в этот же приезд с бывшей сотрудницей штаба ГУВД, подполковником милиции Татьяной Домрачевой. Несколько лет назад Домрачева, проработавшая в милиции лет двадцать, начинавшая с сержанта, позволила себе возмутиться фальсификацией статистики раскрываемости преступлений и доказала (и продолжает доказывать во все больших масштабах) это математически. Липа была признана прокуратурой, но выводы последовали только в отношении самой Домрачевой: подполковник была незаконно уволена за прогул и лишена пенсии.
Ройзман про Домрачеву даже и не слышал, но с двух сторон они нарисовали цельную картину: липовая статистика ГУВД прикрывает настоящие преступления, за невнимание к которым взимается рента. Но надо еще и расправляться с теми, кто эти фокусы пытается показать обществу, а главное — московскому начальству. Тут Ройзман и Домрачева — как бы брат и сестра по несчастью. В схеме пока не хватает усилителя, транслирующего их голоса дальше и громче. И вот он, такой усилитель: сайт URA.ru, хотя с Аксаной Пановой тоже все непросто.
Аксана (через «А»)
Аксане, которую от заключения под стражу спасает сейчас, видимо, только ее беременность, предъявляется два обвинения: в мошенничестве и в вымогательстве. Коллеги по журналистскому, так сказать, цеху Ёбурга с большим энтузиазмом и с откровенностью это обсуждают, охотно посвящая в детали и меня.
В конце прошлого года Аксана продала 51 процент акций URA.ruза 5 млн долларов некоей австрийской компании, за которой (во всяком случае, по этой сделке) стояли Биков-и-Бобров, известные всему Уралу как опытные участники такого рода операций. Сайт URA.ruдо сих пор является самым посещаемым и авторитетным на фоне других существующих на Урале агентств, то есть он того стоил. До лета 2012 года Панова откровенно поддерживала сначала полпреда президента в федеральном округе, а с мая губернатора Свердловской области Евгения Куйвашева, придумывая и организуя, в том числе, его публичные выходы в народ и встречи с прессой «без галстука».
В конце лета URA.ruизменило свою информационную политику в отношении губернатора, в частности, опубликовав несколько интервью Ройзмана, в которых тот разносил не только начальника ГУВД Бородина, но и губернатора Куйвашева как гастролеров из Москвы и Тюмени, понаехавших насаждать тут свои порядки, ничего не смысля в Ёбурге. Новые владельцы контрольного пакета URA.ruрешили вмешаться, но выяснилось, что Аксана продала им только акции, мало чего стоящие без ее личного участия, а доменное имя оказалось зарегистрированным на компанию с тем же названием, но в Москве. Покупали, собственно, ее саму, а она, словно колобок, и от дедушки, и от бабушки улизнула.
Аксана говорит, во-первых, что ей выламывали руки угрозами и продажа была вынужденной, во-вторых, что «австрийская компания» сама проводила аудит, и если Биков-и-Бобров проглядели отсутствие доменного имени в приобретаемом комплекте, то это их проблема (чисто рейдерский прием). Но вряд ли два корифея могучей Уральской школы рейдерства могли столь элементарную хитрость просто «проглядеть». Скорее это ловушка, которая теперь захлопнется в суде, ну а 5 млн долларов по гражданскому иску они себе вернут. Кто из них тут больше мошенник — это, может быть, вопрос для дискуссии в элитах Ёбурга, но не в суде.
Второе обвинение: в вымогательстве URA.ruденег у элит Ёбурга под угрозой публикации негативных материалов — обсуждается «элитами» с воодушевлением и как-то даже сладострастно. Местные журналисты рассказывают наперебой, что уже есть якобы несколько персонажей, готовых дать об этом показания, да и что там доказывать, когда «блоки на негатив» были прямо прописаны в так называемых «договорах об информационном обслуживании», подписанных Аксаной с разными властными и коммерческими структурами на десятки миллионов рублей.
Но если речь о расплате неучтенным налом, то в суде это доказать будет сложно, а письменные договоры об «информационном обслуживании» — не криминал (как и проституция сама по себе). Это «преступление» против профессии, его оправдать нельзя, и гнев коллег был бы вполне оправданным — если бы не одно «но». Они все тут, в Ёбурге, повально этим занимаются и на это преимущественно и живут. Они ли сами в этом виноваты — вопрос уже следующий, дискуссионный.
А почему «Аксана» через «А», я у нее не успел спросить. Мы встречались в кегельбане, куда в промежутке между допросами она привела своего десятилетнего сына с двумя приятелями. И еще один ребенок в животе. Кегли стучали так, что мы могли говорить без опаски, но разговор все равно вышел какой-то кривой. Я сразу сказал, что не принимаю «журналистку», которая торгует говорением правды или, хуже того, ее сокрытием. В ответ, издерганная допросами и обысками, она на меня зашипела: «Что вы понимаете, московские снобы, да я здесь больше журналистка, чем все остальные вместе взятые!..»
И я осекся и попросил прощения за то, что ее обидел. Что делать: умирает журналистика в Ёбурге. Все «информагентства», кормящие отравленной кашей всю региональную прессу и телевидение, это на самом деле пиар-агентства, торгующие информацией за деньги. На этом фоне Аксана, самая талантливая из них, стараясь накормить и сохранить команду, все же пыталась вывернуться так, чтобы иногда сказать правду вопреки своей выгоде. Да, заходила за флажки, давала в азарте утечки из ближнего круга, в который была допущена, играла с огнем. Но коллеги потирают руки только в предвкушении заказов, которые, после того как URA.ruбудет разрушено, достанутся им.
«Полет»
Пришел художник Брусиловский, иллюстрировавший книжку стихов Жени, и мы пошли к Жене домой есть блины, которые испекла его жена Юля и которые у нее подгорели. Юля стала выговаривать Ройзману за то, что он не предупредил ее о только что закончившейся передаче на «Эхе Москвы», в которой он в кои-то веки предстал как нормальный знаток иконописи, а не как борец с наркоманией, черт бы ее взял вместе с этим «Городом без наркотиков».
Я спросил, давно ли изменилось ее отношение к фонду, и Юля ответила, что оно не менялось, она была против все тринадцать лет, с тех пор как Женя согласился на предложение Варова и Дюши и ввязался в «спасение этих уродов». Потому что это убило в нем поэта и искусствоведа, которых Юля (так, во всяком случае, в данный момент ей кажется) любила в нем больше всех остальных Ройзманов.
«…Полет летит. Разглядывает небо. / Полет уверен, что разбегом не был. / Разбег у кромки поля, чуть дыша, / Остановился. Глаз не поднимает / И горько плачет. И не понимает, / Чем это он полету помешал» (1989).
Однако начиная с девяностых Женя стихов больше не публиковал (не думаю, что не писал, — значит, они ему самому не нравятся). Когда я спросил его о причине, он связал это с двумя войнами с национальными группировками, которые он затеял в Ёбурге в то время и в которых сам получил серьезные увечья. Но мне видится, что Юля, за тридцать без малого лет изучившая Ройзмана лучше, чем он знает себя сам, понимает причину точнее. Куда-то поглубже затолкали остальные Ройзманы этого мальчика — поэта, единственного из них, который сам себе никогда не врал. Вот это мука, и на этом фоне Жене все время предъявляется какая-то галиматья, и от этого он бесится и сыплет ничего не объясняющими штампованными матюгами.
Пока я с ним не познакомился ближе, мне чего-то недоставало для объяснения того, зачем ему, собственно, понадобилось бороться с наркотиками. Я даже думал, может, он сам в юности ими увлекался, но это не так. Он просто неистово любит жизнь и не может видеть умирания, в том числе и в этих пацанах и девчонках, которых, в отличие от ментов, приковывая их наручниками к батарее, он все же совсем не презирает.
А все его войны, порой нелепые и избыточные («…Где бы я мог погибнуть не в драке, но на войне…») — это присущая борьба существа за свою самобытность. Он широк, он включает в свою идентичность многое и в таком, мне думается, порядке: Вселенная, Россия, Урал, «Уралмаш». Так они тут и стоят, спина к спине, все время как бы в осаде, против тех, кому удобнее эту их самобытность истребить, потому что она противоречит примитивной идее «вертикали власти». А если кто из них и сделает в конце концов «сепаратистов» — так это будет не их вина.
Понятно, что ребята они не простые. Так ведь Бог ничего простого (для нашего ума) не сделал. Упростить все пытаются начальники, наместники, они делают это от страха. Но это путь в тупик цивилизации, против чего и воюет Женя Ройзман:
«О, император, / Я дни провожу свои в страхе / Но этого страха / Тебе никогда не прощу»…
