- Сон и память: утро вечера мудренее
- «Вояджеры»
- За что японцы были обижены на Запад и к каким последствиям это привело
- 5 книг о готическом соборе
# Демонология от Блаженного Августина до XVIII века
Ольга Игоревна Тогоева
кандидат исторических наук, Институт всеобщей истории РАН
Говоря о средневековой демонологии, нужно прежде всего понять, что она возникла не в позднее Средневековье или раннее Новое время, о котором принято говорить как о периоде «охоты на ведьм». Первые демонологические идеи возникли еще в эпоху поздней Античности и развивались на протяжении длительного времени, претерпевая значительные изменения, закончив формирование ближе к XVI—XVII векам.
Первая более или менее полная теория об отношениях человека с дьяволом возникла в IV веке новой эры в трудах Блаженного Августина. «Открытием» выдающегося теолога стала установленная им тесная связь между приверженностью людей суевериям и демонологией: в его сочинениях впервые была высказана идея о том, что вмешательство дьявола является основной причиной впадения человека в грех и, соответственно, главным условием осуждения ведьм и колдунов. Августин развил в своих сочинениях идеи епископа Лионского Иринея, который во II веке новой эры ввел само понятие дьявола в христианскую экзегезу: Августину принадлежала идея о том, что люди заключают союз с дьяволом или с его приспешниками, демонами, и из этого союза вырастают все их злодеяния. Вместе с тем для Августина влияние дьявола и его демонов на человека представляло собой иллюзию: он считал, что демоны, в отличие от ангелов, не могут создать ничего реального, они творят лишь «воображаемые видения» — фантазии, которыми, собственно, и питаются люди, вступающие с ними в контакт.
Концепция Августина имела основополагающее значение для развития демонологии в Западной Европе. Она была воспринята средневековыми теологами вплоть до XIII века. В частности, в совершенно неизменном виде эта теория оказалась изложена в XII веке в Декрете Грациана, который являлся основой всего канонического права не только эпохи Средневековья, но и Нового времени.
Отношение Грациана к магическим практикам становилось ясно уже по первым строкам посвященного им раздела: предсказателями он называл тех, кто под видом «лживой религии» (т.е. ереси) выдавал свои пророчества за истинное знание. Всех «авгуров, прорицателей и колдунов» он считал необходимым отлучать от церкви за их попытки при помощи демонов предсказать будущее, которое в действительности ведомо лишь Господу и его ангелам. Епископам Грациан рекомендовал всячески бороться с магическими практиками, имеющими хождение в их диоцезах, и искоренять «преступные секты», в которые вступают местные жители, полагающие, что все происходящее с ними там является реальностью. На самом же деле, писал Грациан, никаких ночных путешествий с демонами, никаких собраний в потайных местах, никакого обмена опытом между членами «секты» не происходило. Все это им снилось — вот почему концепция сна была очень важна для средневековых демонологических трактатов — либо эти «видения» навевали им демоны.
Все изменилось, однако, в XIII веке, и прежде всего благодаря трудам Фомы Аквинского. Именно Аквинат ввел в описание отношений людей с дьяволом понятие «умысел». Он настаивал на личной ответственности ведьм и колдунов за совершенные ими злодеяния и полагал, что человек в данном случае выступал не жертвой происков Нечистого, но являлся активной стороной этого союза: он сам заключал договор с дьяволом или его демонами, а затем использовал их умения в собственных целях.
Томистская идея об активной роли адептов дьявола оказала сильнейшее влияние на последующую традицию восприятия колдовства — прежде всего как отдельного, самостоятельного греха, а затем — как умышленно совершенного (и абсолютно реального) преступления. Как свидетельствуют папское законодательство и документы юридической практики, уже со второй половины XIII века ересь и колдовство стали трактоваться как два самостоятельных деликта, расследование которых тем не менее должен был осуществлять один и тот же суд — суд инквизиции. Данное положение вещей было впервые письменно зафиксировано в середине XIII века, в понтификат Александра IV (1254—1261). Однако наиболее интересным с этой точки зрения оказался понтификат Иоанна XXII (1316—1334).
Иоанн XXII был человеком крайне мнительным и искренне верившим в колдовство: он постоянно опасался, что на него наведут порчу или отравят. Если судить по письмам, выходившим из его канцелярии, Иоанн XXII считал колдовство таким же реальным и важным преступлением, как и ересь. В 1320 году он постановил, что отныне любые случаи магии (вызов демонов, поклонение им, заключение с ними договора, использование в преступных целях освященной гостии или восковых фигурок) подпадают под юрисдикцию инквизиции. Именно в его понтификат, в 1319—1321 годах, были проведены консультации с наиболее значительными европейскими теологами по вопросу о том, что такое колдовство и нужно ли его отличать от ереси. В результате этих консультаций в 1326 году Иоанн XXII издал знаменитую буллу Superilliusspecula, в которой говорилось о том, что отныне все случаи колдовства подлежат расследованию в суде инквизиции, и их следует наказывать так же, как ранее наказывали за впадение в ересь. Таким образом, он выделял ведовские процессы в самостоятельное судопроизводство.
С точки зрения Иоанна XXII и его последователей, колдовство отличалось от ереси самой своей сутью. Если ересь заключалась в сознательном отказе от следования догматам католической церкви и, как следствие, в принадлежности к секте, доктрина которой была осуждена как противная христианской вере, то под колдовством понимались прежде всего запрещенные практики, производимые при помощи вполне материальных предметов, которые при удачном стечении обстоятельств могли быть представлены в суде в качестве неоспоримых вещественных доказательств вины того или иного человека. К последним относились различные записки с подозрительными текстами (в более поздних демонологических трактатах «превратившиеся» в договоры с дьяволом), неопознанные жидкости и субстанции, предметы одежды, восковые фигурки и т.д. Благодаря такому подходу уже в XIV веке в европейской судебной практике колдовство начинает рассматриваться не как иллюзия, но как реальность.
Не следует, однако, полагать, что процесс развития демонологической теории шел поступательно на протяжении всего Средневековья. Первые массовые ведовские процессы, в основе которых лежало папское законодательство и судопроизводство, датируются концом XIV — первой половиной XV веков. Они имели место в тех регионах, где влияние папского престола было особенно сильным — на юге современной Франции, в Бургундии, на территории романской Швейцарии, отчасти в Германии. В этих же регионах были созданы и первые демонологические сочинения, однако далеко не все авторы этих трактатов представляли себе колдовство как реальность. Некоторые, вслед за Августином, по-прежнему считали, что магические знания и умения являются выдумкой, а кое-кто из ранних демонологов так до конца и не смог определить собственное отношение к данной проблеме. Примечательное рассуждение по этому поводу можно найти в «Защитнике дам» (1440—1442 гг.) бургундского писателя Мартена ле Франка, бывшего одновременно прево Лозанны, т.е. являвшегося судебным чиновником. Главный герой его поэмы, крайне скептически относящийся к рассказам о шабаше, заявлял: «Никогда в жизни я не поверю, что женщина на самом деле летает по воздуху, как какой-нибудь дрозд». За что подвергался яростным нападкам со стороны своего противника, смотрящего на мир более «реалистично».
Подобное двойственное восприятие колдовства в Западной Европе сохранялось очень долго. Причем часто, как, например, во Франции, речь шла о противоречиях в трактовке данного вопроса между центральными и провинциальными судами. Это хорошо заметно по материалам процесса 1431 года, возбужденного против Жанны д’Арк, когда избранное изначально обвинение в колдовстве в результате консультаций, проведенных местными, руанскими, судьями с теологами и юристами из Парижа, было заменено на обвинение в ереси. Похожая ситуация складывалась и в Бретонском герцогстве, где в 1440 году был казнен барон и маршал Франции Жиль де Ре. На его процессе часть судей придерживалась мнения, что обвиняемый занимался колдовством, другие же настаивали на том, что он впал в ересь.
Раннее Новое время также не принесло ясности в вопрос восприятия колдовства. Так, один из самых знаменитых европейских демонологов XVI века Жан Боден, описывая в своей «Демономании» впечатления от собственной судебной практики, выдвинул концепцию, согласно которой вред, наносимый ведьмами и колдунами окружающим людям, следовало считать реальностью, однако их магические знания признавались иллюзиями, насланными демонами.
Данная комбинация двух абсолютно противоречивых концепций сохранилась в европейской демонологии вплоть до середины XVII века, когда ведовские процессы сошли на нет и были отчасти вытеснены процессами об одержимости, при которых отношения между человеком и дьяволом воспринимались совершенно иначе. Они трактовались не как договор двух равноправных субъектов, но как порабощение дьяволом души и тела человека: Нечистый или его демоны проникали в самого человека и изнутри управляли его мыслями, чувствами, его речью и поступками. Таким образом, посредник в виде ведьмы или колдуна в этих отношениях был уже не нужен. Интерес к этим персонажам постепенно угасал, и ведовские процессы в континентальной Западной Европе были вытеснены из судебной практики.
Это, однако, не означает, что они оказались полностью забыты. В то же самое время они набирали силу, к примеру, в Английском королевстве, где первый законодательный акт, направленный специально против ведьм, был издан лишь в 1542 году Генрихом VIII. Всего за 60 лет (до акта Якова I, принятого в 1604 году) колдовство здесь превратилось в деяние, направленное против общественного блага и спокойствия, в антисоциальное преступление. Таким образом, именно королевская, а не церковная власть стояла в Англии за получившими широкое распространение в XVI—XVII веках ведовскими процессами. В это время было разработано стереотипное обвинение в колдовстве, использовавшееся во всех без разбора делах такого типа (даже если конкретные обстоятельства дела не соответствовали этому «прототипу»), а также портрет «типичной» ведьмы, во многом отличавшейся от своих континентальных «коллег». Точно так же отличались от континентальных и труды английских демонологов, базировавшиеся в основном не на выкладках средневековых теологов, а на результатах практики местных судов. Только в 20—30-е годы XVIII века под влиянием идей Просвещения и, в частности, учения о естественных (физиологических) причинах «порчи» и одержимости людей, ранее рассматриваемых исключительно как результат колдовства, волна ведовских процессов в Англии пошла на убыль, постепенно прекратилось издание посвященных им памфлетов, и широкая публика потеряла к ним интерес на долгие годы. Этим вопросам посвящена исключительно интересная монография Юлии Игиной «Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла», опубликованная в 2009 году.
Ольга СВАРНИК
кандидат психологических наук, младший научный сотрудник лаборатории системной психофизиологии им. В.Б. Швыркова Института психологии РАН
Люди довольно давно обнаружили, что сон имеет какое-то значение для памяти, и выразили свое понимание этого процесса в пословице «Утро вечера мудренее». Ученым спустя какое-то время удалось собрать доказательства, демонстрирующие, что с нашей памятью во время сна происходят некоторые события.
Исследования последних лет показали, что если испытуемым во время эксперимента, после обучения давать возможность какое-то время поспать, то это приводит к достоверному улучшению этой памяти.
Было проведено много экспериментов с так называемой декларативной памятью — с памятью того вида, относительно которого мы можем декларировать, что мы что-то знаем. Так, например, испытуемым, приходящим в лабораторию, где исследуют эти феномены, вечером выдавали список незнакомых для них слов, которые они должны были запомнить. Они выучивали его, а утром их тестировали. И оказалось, что этот утренний тест, даже если их разбудили очень рано, в 6 часов утра, показывает, что они помнят больше слов, чем если бы их сразу спросили, после того, как они выучили эти слова.
Однако не все виды памяти декларативные. Про некоторые виды памяти мы не можем сказать или декларировать, как мы, например, едем на велосипеде. Это другой вид памяти, который называется «моторная память». И оказалось, что сон способствует в том числе и моторным видам памяти. Так, например, в экспериментах испытуемым предлагалось запомнить последовательность нажатий клавиш. Во время эксперимента нужно сначала нажать левым мизинцем на левой руке, средним пальцем на правой руке и проиграть некую последовательность. Испытуемый должен запомнить эту последовательность. После практики этой последовательности в течение некоторого времени эти люди могут быть протестированы. Если после того как они выучили некую последовательность, они ложатся спать в лабораторных условиях, то, оказывается, на следующее утро они выполняют эту последовательность с меньшим количеством ошибок. Но при этом очень четко показывается, что уменьшается количество ошибок и уменьшается время, за которое они проигрывают эту последовательность. Если у них была какая-то проблемная точка, — например, они все время забывали, что седьмой должна быть такая-то клавиша, нажатая таким-то пальцем, — то, как правило, именно эти точки улучшаются. Испытуемые начинают вдруг, неожиданно делать их очень хорошо.
Таким образом, этот феномен улучшения памяти после сна был продемонстрирован как на декларативных, так и на моторных видах памяти.
Возникает логичный вопрос: почему возникает такое улучшение памяти? И для того чтобы понять, что лежит в основе этого феномена, необходимо рассказать, что происходит с нашими нейронами или с нашим мозгом в тот момент, когда мы спим. И оказалось, что нейроны, которые имеют какую-то поведенческую специализацию, то есть демонстрируют повышение своей активации в тот момент, когда происходит выполнение какого-то поведения или действия, или выучивание навыка, — повторяют свою активацию, то есть активируются заново именно во время сна.
Первоначально этот феномен на нейронном уровне, именно при регистрации нейронной активности, был установлен на животных. На людях регистрация нейронной активности возможна только по медицинским показаниям и во время сна еще не проводилась. Однако у людей возможно регистрировать активность целого мозга, например, методами функциональной магниторезонансной томографии или позитронно-эмиссионной томографии. Эти методы дают возможность увидеть некую глобальную активность мозга, потому что, например, потребление глюкозы или усиление кровотока происходит там, где выше активность нейронов. И, соответственно, есть возможность наблюдать за теми местами, где наиболее активно происходит потребление глюкозы или потребление кислорода в мозге. И вот в таких экспериментах на человеке было установлено, что во время сна воспроизводится, только в меньшей степени, паттерн мозговой активности.
При всем при том можно продемонстрировать как повторяющуюся активность некоторых нейронов, так и возникновение некоторых других активностей, которые не наблюдались в тот момент, когда происходило реальное обучение или реальное воспроизведение этой ситуации. Можно предположить, что за феноменом улучшения памяти лежит воспроизведение нейронной активности во время сна и в то же время добавление активности каких-то других нейронов, что в совокупности приводит к тому, что те группы, которые связаны с теми или иными видами поведения, реорганизуются. И они уже становятся несколько иными. Они могут быть более детальными, менее детальными, но они иные. И тот факт, что эти группы не являются изначально сформированными нейронными группами, предположительно и лежит в основе феномена улучшения памяти после сна.
# 35 лет назад были запущены два зонда, целью которых было исследование гигантских планет нашей системы
«Вояджер-1» и «Вояджер-2» выполнили свои задачи, но работают до сих пор. За то время, пока они находятся в полете, на Земле успело появиться несколько новых поколений, а эти аппараты, несущиеся на фантастических скоростях сквозь пространство, только приблизились к границе Солнечной системы. Редактор «ПостНауки» Владислав Преображенский расспросил о них астронома Леонида Васильевича Ксанфомалити*.
— Расскажите, пожалуйста, о зондах «Вояджер» и их миссии.
— Аппараты «Вояджер-1» и «Вояд-жер-2» были предназначены для полетов к планетам-гигантам, о которых на тот момент было известно очень мало. Этот пуск был одним из самых ярких космических экспериментов, что когда-либо выполняли люди. Аппараты были запущены в 1977 году, в 1979-м они достигли Юпитера, в 80—81-м (они летели разными траекториями) — Сатурна. Потом выполнялась программа, которая сначала не считалась обязательной, но аппараты были в хорошем состоянии и могли продолжать работу. В 1986-м году «Вояджер-2» достиг Урана, в 1989-м — Нептуна. После этого аппараты направились за пределы Солнечной системы и сейчас приближаются к гелиопаузе (позже я объясню, что это такое).
— У них были предшественники?
— Перед «Вояджерами» полетели аппараты «Пионер» — они были на самом деле пионерскими. Эти зонды достигли Сатурна и передали снимки. Планеты-гиганты устроены совсем иначе, чем наша Земля. Все планеты земной группы — Меркурий, Венера, Земля и Марс — обладают большой плотностью. Для Земли это в среднем 5,5 г/см3, примерно такой же плотностью обладают Венера, Меркурий, немного меньше — 4 г/см3 — Марс. А вот планеты-гиганты очень неплотные. Скажем, у Сатурна плотность 0,6 г/см3 — по сравнению с водой в полтора раза меньше.
— То есть они практически газообразны?
— Они так называемые газожидкие. Нельзя говорить о том, что это газ, потому что под гигантским давлением, которое там есть, водород, например, превращается в металл — уже на уровне 80% радиуса Юпитера.
Первое, что аппараты должны были сделать, — это исследовать планеты-гиганты вблизи, узнать, каков спектр, в котором отражает солнечные лучи их облачный покров, из чего этот покров состоит. Была также поставлена очень интересная задача — исследовать магнитное поле. Это одна из фундаментальных характеристик планет.
— Что нового о полях планет стало известно в результате миссии?
— При сближении «Вояджеров» к Юпитеру выяснилось, что у него много полюсов (потом то же явление было обнаружено на Сатурне, хотя в меньшей степени). На Земле есть Северный и Южный, а там существует квадрупольная составляющая, октупольная и т.д. На мощное дипольное, центральное магнитное поле накладывается еще множество других.
— Какие еще задачи стояли перед «Вояджерами»?
— Было совершенно непонятно, как устроена атмосфера гигантов. Оказывается, при высоких давлениях лед может возникать при очень высоких температурах, и в некоторых слоях планет-гигантов присутствует вода в виде льда.
Потом, уже после исследования «Вояджеров», стало понятно, что Уран и в большей степени Нептун являются планетами-океанами (в учебниках до сих пор пишут, что они являются планетами-гигантами, а на самом деле гиганты — только Юпитер и Сатурн). Но это не значит, что можно прийти и поплавать в этом океане: в воде, которая составляет больше половины массы Урана и Нептуна, происходит фазовый переход. Мы привыкли к двум фазовым состояниям: льду и воде, а их десять — в зависимости от давления и температуры.
Далее. До полетов «Вояджеров» никому в голову не приходило, что с излучением планет могут быть связаны некоторые странные явления, например, планета излучает больше, чем получает.
— А какое у планет обычное излучение?
— Солнце посылает нам энергию в коротковолновом диапазоне — это видимый свет. Земля захватывает огромное количество этой энергии, и, так как Земля день ото дня и не разогревается и не охлаждается, можно понять, что энергия куда-то уходит. А отправляется она обратно в космос, но излучается уже в инфракрасном диапазоне.
Можно было предположить, что планеты-гиганты точно так же захватывают энергию и излучают ее. Благодаря «Вояджерам» выяснилось, что нет: они излучают в два-два с половиной раза больше, чем получают. Как это может быть? Оказалось, что тепло, которое возникло когда-то при образовании планет-гигантов, до сих пор излучается, т.к. их масса огромна.
— «Вояджеры» фотографировали эти планеты в видимом диапазоне?
— Да, это было интересной задачей. Фотографии можно получить, если у вас хорошая камера, а камеры были построены на основе тогдашних телевизионных трубок, которые отбирали очень интересным образом. Вы замечали, наверное, что разные экземпляры одной и той же модели работают по-разному: одни лучше, другие хуже, третьи совсем не работают. Это всегда получается, потому что есть какие-то случайные факторы. И вот как отбирали телевизионные трубки для «Вояджеров»: сначала взяли 400 штук, включили все на полный режим работы и прогнали весь официальный срок. Подавляющее большинство сломалось, осталось немного. Их прогнали еще на один срок, а после третьего срока осталось всего четыре трубки. Вот их взяли, и они так и работали. И могут работать, по-видимому, до сих пор; правда, они давно выключены из-за нехватки энергии.
— Как вообще устроены «Вояджеры»?
— Сейчас электронные реле устройства базируются на полупроводниковой технике, а там использовались электромеханические реле. И вот они щелкали… Была, например, интересная проблема, которая возникла с «Вояджером-2» — моим любимым аппаратом. «Вояджер-1» отснял Юпитер и Сатурн и ушел из Солнечной системы: в такую цену обошлось его сближение с одним из спутников Сатурна — Титаном; было решено пожертвовать дальнейшими исследованиями аппарата. А второй пошел дальше, к Урану и Нептуну.
Мы живем на расстоянии одной астрономической единицы от Солнца. Это значит, что Солнце на каждый квадратный метр присылает нам полтора киловатта своей энергии. Но если вы уходите от Солнца дальше, становится темнее пропорционально квадрату расстояния. Когда аппараты приблизились к Юпитеру, не было проблем — сняли; Сатурн тоже сняли. А с Ураном возникли трудности. Хотели увеличить экспозицию, но аппарат же несется с колоссальной скоростью! Каждый кадр потом обрабатывали и накладывали на другие. Но переключения реле вызывали ничтожное, но все же смещение аппарата, и их нельзя было включать. Представляете?
У Нептуна было еще сложнее: он в 30 раз дальше от Солнца, чем Земля, и света там в 903 раза меньше. Это побольше, чем от Луны, но все-таки не слишком светло.
А самое яркое впечатление от этой миссии — это использование так называемых гравитационных маневров. Вы когда-нибудь слышали об этом?
— Да, гравитационные поля планет используются для того, чтобы ускорить или замедлить аппарат.
— Если нарисовать векторную диаграмму, как что и куда движется, можно понять, что при обмене моментами с планетой можно добиться как бы ускорения движения аппарата (на самом деле он просто меняет свое направление). Кстати, единственное тело, которое недостижимо в Солнечной системе без гравитационных маневров, — близкое Солнце. По простой причине: Земля движется по своей орбите со скоростью 30 км/с. Если вы хотите попасть на Солнце, вы должны просто остановиться, но нет таких средств, которые сообщили бы аппарату скорость минус 30 км/с. Сейчас на орбите у Меркурия работает аппарат «Мессенджер», и понадобилась масса гравитационных маневров, чтобы как-то погасить скорость. «Вояджер-2» достиг Нептуна в 1989 г. Если бы не гравитационные маневры, он бы летел в три раза дольше.
— Расскажите, что с «Вояджерами» сейчас. Вы сказали, что они подходят к гелиопаузе — что это такое?
— Солнце живет в своем собственном мире. В этот мир входят планеты и окружающее пространство, в котором оно является властелином и хозяином поведения частиц и полей. Солнце выбрасывает большое количество материи; временами возникают магнитные бури — это Солнце дышит и посылает мощный заряд частиц — иногда очень большой массы, — который проходит мимо Земли, а иногда пересекает ее путь. Это одна из иллюстраций, как Солнце управляет всем окружающим пространством.
На окраине Солнечной системы давление, которое создает это влияние Солнца, все еще остается достаточно большим. Из Галактики к нам приходят какие-то другие частицы, волны — и на каком-то уровне они сравниваются с влиянием Солнца. Там и расположена гелиопауза. Границу Солнечной системы можно определить по тому, что влияние Солнца и внешней среды будет одинаково. Еще два года назад были предположения, что один из аппаратов уже начал ее пересекать, потом высказывались сомнения на этот счет. Так или иначе, «Вояджеры» находятся вблизи этой границы.
Сейчас они удалились от нас на расстояние нескольких радиусов орбиты Нептуна. Солнце оттуда видно как просто очень яркую звезду.
- Доктор физико-математических наук, Институт космических исследований РАН_
# За что японцы были обижены на Запад и к каким последствиям это привело
Александр Мещеряков
доктор исторических наук, профессор Института восточных культур и античности РГГУ, член редакционного совета журнала «Восточная коллекция»
Когда во второй половине XIX века закрытую для внешних отношений Японию насильно заставляют пойти на контакт с Западом, японцами овладевает комплекс неполноценности. Раньше они полагали, что Япония — лучшая страна в мире, теперь же стали думать, что у них крошечная территория, ничтожное искусство, некрасивая природа. Японцам мнилось, что европейцы намного красивее, выше и сильнее физически. В то же самое время Япония решительно приступила к успешной модернизации и даже превратилась в колониальную империю.
После этого японцы стали думать, что они встали в один ряд с другими державами. Но на Западе это было расистское время. В ход был пущен тезис о «желтой опасности», который впервые по отношению к Японии употребил германский император Вильгельм Второй. Японцы добились успеха в экономике, политике, образовании, науке, искусстве, но дискриминация по расовому признаку раз и навсегда закрепляла нацию в униженном состоянии.
После окончания Первой мировой войны Японии попыталась внести пункт о расовом равенстве в устав Лиги наций на Версальской мирной конференции1919—1920 гг., но встретила решительный отпор со стороны своих недавних союзников. И тогда в Японии начинают говорить о применении Западом двойных стандартов. Одновременно японцы начинают обнаруживать красоту в своем теле. Это был ответ на расовую дискриминацию.
Выдающийся писатель Танидзаки Дзюнъитиро пишет свое знаменитое эссе «Похвала тени», в котором он говорит, в частности, о красоте кожи японца, прежде всего японки. Танидзаки, а вслед за ним и другие литераторы, вводят параметр тактильности, который в европейском дискурсе задействован не был. Утверждается, что по гладкости кожи японки превосходят «белых» женщин, и это ощущается как предмет национальной гордости. Военные же утверждают, что тело японского мужчины от рождения якобы идеально приспособлено для ведения войны.
Многие историки полагают, что Япония начала войну за ресурсы, но мне представляется, что первоначальный толчок был в другом. Японцы были обижены на Запад за телесную дискриминацию, и это послужило первопричиной. Обида была использована для раздувания антизападных и националистических настроений. И Япония начала войну, напав на США и Великобританию. В стране находились люди, которые прекрасно понимали, что война закончится провалом, но эмоции оказались сильнее. И эти эмоции были в значительной степени обусловлены телесным фактором.
В течение всей истории тело человека никогда ему не принадлежало. В европейской культуре хозяином тела христианина является бог. В Японии же полагали, что твое тело принадлежит родителям, потому что они дали тебе жизнь. Поэтому человек должен жить долго. Потому что в противном случае он не может исполнить свой сыновний или дочерний долг — ухаживать за престарелыми родителями. Таким образом, тело понималось как инструмент служения. Я называю это «патернализацией тела».
Следующий этап — «национализация тела». Во всех тоталитарных государствах, включая Советский Союз, нацистскую Германию и довоенную Японию, считалось, что тело принадлежит государству, родине, вождю. Я много пишу об этом в своей недавней книге «Стать японцем».
В самое последнее время и в Японии, и на Западе, и в России мы наблюдаем новую культурную ситуацию «приватизации тела»: твое тело принадлежит только тебе. И это наблюдается впервые в мировой истории. Поэтому ты имеешь полное право поступать с ним по своему хотению: татуировать, наращивать грудь и даже менять половую принадлежность.
Я думаю, что, по большому счету, телесность как фактор истории, безусловно, на данном этапе себя изжил. На Западе в настоящее время в качестве искупления от расистского греха широко распространилась концепция мультикультурности, стали популярны азиатские типы красоты, одежда и еда. Однако значительный наплыв переселенцев из бывших колоний в Европу может снова привести к такой ситуации, когда оппозиция «свой—чужой», где телесность будет играть не последнюю роль, может быть снова востребована.
Собор в готическом стиле — это не только достопримечательность и храм христианской религии, но и объект пристального изучения историков и исследователей культуры. Литературу по этой теме рекомендует кандидат исторических наук* Олег ВОСКОБОЙНИКОВ.
1. Муратова К. Мастера французской готики XII—XIII веков (Искусство, 1988).
По готическому собору существует огромное количество литературы на всех возможных языках, но в России — это единственная самостоятельная интересная книга. Она хорошо иллюстрирована и сочетает в себе самые разные подходы и классического историка искусства, и историка мысли. В ней есть разбор как теории, так и практики готических мастеров, их работ и богословия — как религиозного фона, стоящего за этим искусством.
2. Панофский Э. Готическая архитектура и схоластика // Перспектива как символическая форма. Готическая архитектура и схоластика (СПб.: Азбука-классика, 2004).
Вообще Эрвин Панофский больше занимался ренессансным искусством и отчасти теорией искусствознания, а о готике он начал писать после Второй мировой войны. В это время было поветрие в науке заниматься готикой: за 10 лет вышло 10 великих книг. Это классическая, но спорная, часто критикуемая серия лекций Панофского, где он пытается найти некий умственный настрой — mental habit, — который лежит в основе одновременно и готического искусства, и схоластики, потому что эти два явления в духовной истории Средневековья совпали и во времени (XII—XIII века), и в пространстве.
Проблема в том, что схоластические суммы создавали одни люди, а соборы — другие. Панофский старается уйти от этой трудности: мы можем представить себе, что схоласты бывали в соборе и как-то вдохновлялись. Но мы с вами тоже бываем в магазине, но почему-то торгуем не все. Такие параллели в науке далеко не всегда крепко стоят на ногах.
3. Панофский Э. Аббат Сюжер и аббатство Сен-Дени // Богословие в культуре Средневековья (Киев: Христианское братство «Путь к истине», 1992; в книге также содержится первое эссе Панофского).
Имя аббата Сугерия у нас неправильно перевели как Сюжера. Он управлял аббатством Сен-Дени, королевским монастырем неподалеку от Парижа, где в первой половине XII века возникло то явление, которое сейчас мы называем готической архитектурой. История храма этого аббатства такова, что на ней более или менее точно можно показать, как романская форма сменяется готической и какие политические, мировоззренческие основания лежат в основе этих архитектурных метаморфоз. Вот это Панофский и попытался реконструировать в данном эссе.
Его критиковали за редукционизм: мол, он попытался все свести к параллелям между архитектурными и живописными образами и текстами. Но никто не может отрицать места этого эссе в истории готики или места Панофского вообще в истории искусства, в частности средневекового. Это был по-настоящему тонкий человек, из лучших эрудитов XX века, о чем до сих пор хорошо помнят в Принстоне, где я застал некоторых его учеников.
4. Recht R. Le croire et le voir. L’art des cathйdrales au XII—XV siиcles (Paris, Gallimard, 1999).
Английский перевод: Recht R. Believing and Seeing: The Art of Gothic Cathedrals (University Of Chicago Press, 2010).
За последние годы эта книга — самое яркое явление в исследованиях готического собора. В 2000-м она в хорошем смысле нашумела во Франции (я тогда даже перевел ее на русский и надеюсь в скором времени издать). Рехт — очень интересный историк искусств, за эту работу он получил ни много ни мало кафедру в Коллеж де Франс.
Книга представляет собой, наверное, самый современный синтезирующий взгляд на собор как на театр веры, театр памяти и великую стройку последних веков Средневековья. Стройку, если угодно, в метафорическом смысле: как место апробирования новых идей. Рехт исследует, как эти новые идеи отражаются не только в архитектуре, но и вообще в изобразительном искусстве, бытовавшем внутри храмового пространства, а это и витражи, и скульптуры, и предметы литургического обихода.
5. Sedlmayr H. Die Entstehung der Kathedrale (Zurich, 1950).
Ганс Зедльмайр прожил долгую и непростую жизнь. Профессор истории искусства в Вене, он лишился кафедры за связь с нацизмом, потом был восстановлен в Мюнхене. В послевоенные годы он написал большую, в 600 страниц, книгу «Возникновение собора», своего рода научную исповедь, разговор с самим собой, с учениками, с коллегами, созерцающими пепелища на месте великих храмов старой доброй Европы. Эта книга сама строит собор, восстанавливает руины. Она разделена на почти две сотни глав; словно «Божественная комедия», эта книга архитектурна, иерархична, по-своему упорядочена. Для автора собор — это мечта, какой он был и для романтиков, но только Зедльмайр — настоящий ученый, замечательный философ и историк искусства, оказавшийся, мягко говоря, не в ладах с веком.
Эта книга не переведена ни на один язык, даже на английский. Но специалисты о Зедльмайре знают, и ученики его живы. У нас о. Стефан Ванеян, профессор МГУ, перевел ряд его работ, в том числе несколько глав о соборе, и написал о нем книгу. Есть также перевод его «Искусства и истины» в исполнении Юрия Попова, который мне нравится, пожалуй, больше. Так или иначе, «Возникновение собора» оказало незаслуженно слабое влияние даже на Западе.
*PhD, доцент кафедры социальной истории НИУ ВШЭ, старший научный сотрудник Лаборатории медиевистических исследований НИУ ВШЭ._
