Лаконичная трагикомедия Людмилы Петрушевской опубликована менее года назад. Спектакль Дмитрия Брусникина на Малой сцене МХТ — ее первая постановка. Допремьерная судьба этой пьесы для двух актрис была так же странна и печальна, как сам ее сюжет.

Роль хрупкой, высохшей, как экзотический лист в гербарии, престарелой губернской примадонны Дианы Евгеньевны в МХТ репетировала Ия Саввина. Незавершенная работа оказалась последней… В новой версии спектакля роль Дианы Евгеньевны играет Роза Хайруллина. Роль щекастой и рукастой Нины, сестры-хозяйки базы отдыха «Актер», репетировала Марина Голуб. Предпремьерные прогоны уже шли, когда Марина погибла. На роль Нины за пять дней (и это подвиг) ввелась актриса МХТ Юлия Чебакова.

На осеннем волжском песке отдыхают-догнивают бокастые народные лодки. Свищет ветер в щелястых коттеджах, сараях, сортирах. Звенят уключины и цинк кормовых ведер с борщом. Победно сияют трехлитровые банки с закатками: Нина настряпала их четыре сотни, на всю родню. Быт здесь груб и внятен, пахуч, как винегрет, крепок, как багор, — и нищ до звона, по-нашенски. Только странное существо в шляпке и накидке, шитой стеклярусом, существо, что прячется на пустом осеннем острове в надежде уморить себя голодом, — явно из какой-то иной жизни.

Однако: живет именно в этой — со щелястыми балаганами и борщом. А куда б оно делось? И водочку это существо пьет (после долгих чопорных отказов) ничуть не хуже людей. Ну разве что не закусывает огурцом, а занюхивает алой розой, растущей в жестянке из-под томатной пасты.

Диане Евгеньевне 150 лет. Как русской интеллигенции, считая от реформ Александра II.

Дуэт Розы Хайруллиной и Юлии Чебаковой (вышедшей в роли Нины на новый, мощный уровень игры актрисы первого плана) — отчасти притча об этой самой интеллигенции и этом самом народе. Точнее, об их жизнеспособной бабьей части. Нина — и облает, и пожалеет, и накормит насильно прокисшим винегретом, и вытянет семью на себе, и пустит слезу: «Как вы стихи читаете!» Жить с ней под одной крышей нельзя: рехнешься. А выжить без нее и вовсе никому невозможно…

Диана Евгеньевна, впрочем, не собирается выживать. Попытка съежиться, раствориться, уйти — в каждом суховато-четком жесте Розы Хайруллиной. Невысказанный стыд давит на ее плечи. Диалоги в пьесе Петрушевской лаконичны, загадочны, лишены бытовой логики: этот осенний остров на русской реке напоминает о пространстве пьес Беккета (отечественный Беккет довольно щедро присолен и наперчен полуцензурной, но всем давно привычной лексикой).

Постепенно выплывает и главное: Диану Евгеньевну бросила семья. Потомки продали квартиру и эмигрировали, спасаясь от кредиторов внука-бизнесмена. Престарелая дама 150 лет с ее ариями из «Травиаты», лепетом о творческих вечерах и полузабытыми строфами Пушкина (что ни читает — везде одно-два слова не те) остается в такой степени одна, что смерть… Но и смерть медлит.

Говорить об этом Диане и Нине невозможно. Обойти тему невозможно в той же степени. Ошеломляющие, неподвластные осмыслению перемены последних 20 лет — висят, не проговоренные, над всей страной. Малая, но ее личная часть произошедшего — висит над Дианой.

Беккетовские диалоги двух женщин очень точно моделируют фрустрацию всей страны.

Тут не может быть ни оценки, ни развязки. И бог весть откуда выплывший малиновый занавес бедного губернского кабаре, и томный дуэт Дианы и Нины в духе 1950-х — закономерный финал: думать о чем угодно, делать что угодно, бить чечетку у рампы по старой привычке… лишь бы не оказаться лицом к лицу с тем, что случилось на самом деле. С реальными итогами твоих 150 лет.

Ужас сердцевины спрятан глубоко. Но после спектакля думаешь именно о ней.