Дело «Полонский против Лебедева», неумолимо движущееся к суду, обретает опасные черты. Первоначальные обвинения Александра Лебедева в нетяжкой «хулиганке» могут перерасти в «общественно опасное правонарушение». Ключевую роль в такой переквалификации дела может сыграть сомнительная «культурологическая экспертиза», подготовленная профессором Комковым, — она подробно разбиралась в подборке материалов, опубликованных в прошлый понедельник в «Новой» (см. № 131).
После чего эксперт-культуролог стал рассылать ее авторам гневные и угрожающие письма, в которых обещает скорую «встречу в суде». Основанием для подобных обещаний является посланное в адрес Следственного управления по городу Москве СК РФ заявление, в котором автор экспертизы просит возбудить уголовное дело в отношении «группы лиц» в «Новой газете» за давление на эксперта и в отношении Лебедева за разглашение материалов следствия.
«Новая» решила выяснить обстоятельства появления этой экспертизы в уголовном деле, а также уточнить некоторые детали портрета ее автора.
К уголовному делу Александра Лебедева подшиты экспертная записка, инициированная потерпевшей стороной, и две любопытные бумаги, сопровождающие ее.
Первый документ — «запрос адвоката Шило Г.М. депутату Госдумы Плетневой Т.В.». Согласно которому теперь уже бывший адвокат девелопера Сергея Полонского Геннадий Шило в конце сентября прошлого года направил депутату от КПРФ Тамаре Плетневой запрос на официальном бланке своего адвокатского бюро «Шило и партнеры». Юрист попросил парламентария «дать поручение одному из ведущих экспертов Госдумы Сергею Комкову провести подробную культурологическую экспертизу телевизионной программы «НТВшники» от 18 сентября 2011 г. и ответить на вопросы». В документе говорится, что инцидент, переросший, по словам премьер-министра Владимира Путина, в «хулиганство», способствовал созданию нездоровых общественных отношений внутри России и формированию отрицательного имиджа страны на международной арене. Автор запроса предположил, что экспертиза позволит компетентным органам принять соответствующие решения для недопущения подобных эксцессов впредь.
Второй документ — «запрос депутата Госдумы Плетневой Т.В» — адресован эксперту Госдумы, профессору Сергею Комкову, который, кстати говоря, мог быть знаком с Шило по работе (Комков — член Международной академии наук Сан-Марино, Шило — директор ее научно-практического сектора). Плетнева на следующий же день после того, как получила обращение Шило, обратилась с Комкову с просьбой оформить свои культурологические выводы в виде экспертной записки «для дальнейшего использования по назначению».
На первый взгляд эти бумаги выглядят убедительно. Но если присмотреться, то ряд, казалось бы, незначительных мелочей ставит под сомнение юридическую силу документов, поскольку свидетельствует о серьезных нарушениях процессуальных норм.
Во-первых, запрос адвоката Шило не имеет регистрации: в верхнем левом углу фирменного бланка отсутствует исходящий номер. Дата стоит, а уникального номера, который присваивается официальному документу, нет. Далее. Согласно ст. 8 ФЗ № 126 письменное обращение подлежит обязательной регистрации в течение трех дней с момента поступления в государственный орган. Такой информации в уголовном деле тоже нет, а значит, мы не можем быть уверены, что адвокатский запрос был принят. Примечательно, что другие подобные запросы адвоката Шило, составленные на фирменном бланке и подшитые к материалам уголовного дела, имеют все необходимые учетные данные. Если нет факта создания и получения документа, то возникает вопрос: они — реальность или фейк? И почему, собственно, Шило не обратился к Комкову напрямую, хотя, как адвокат, имел на то полное право, а выбрал столь экстравагантный путь назначения экспертизы?
Во-вторых, в уголовном деле почему-то отсутствует вторая часть запроса Шило, а именно приложение с перечнем вопросов к эксперту (пометка об этом есть, а перечня — увы). То есть ни следователю, ни судье, ни сторонам в процессе не с чем сравнить список вопросов и убедиться в том, что эксперт Комков в своем исследовании ответил именно на то, о чем его спрашивали.
Но самое главное — в уголовном деле отсутствуют два важнейших процессуальных документа: нет ходатайства адвокатов потерпевшей стороны о приобщении к делу материалов исследования и, собственно, постановления следователя о приобщении (или — об отказе в удовлетворении ходатайства). То есть вообще не понятно, как оказалось исследование г-на Комкова в материалах уголовного дела: кто его принес, на каком основании, кто принимал решение о том, что оно — доказательство, ну не само же оно завелось…
Мы решили выяснить траекторию перемещения экспертизы от г-на Комкова в подшитый и пронумерованный том уголовного дела. И вышла еще большая странность.
Позвонили Шило, но 71-летний адвокат едва помнит подробности дела.
— Геннадий Михайлович, почему вы направили запрос с просьбой провести экспертизу именно Плетневой?
— Я не направлял запрос Плетневой. Я не знаю, кто она такая. Я, кажется, когда-то направлял запрос Смолину (Олег Смолин, депутат от КПРФ. —Д. Х.).
—По поводу экспертизы?
— Я сейчас точно не могу вспомнить, но, наверное, да.
— А как же бумага, приобщенная к делу, направленная Плетневой?
— Не знаю. Мне кажется, я отправлял ее Смолину. Хотя не исключаю, что Плетневой. Я уже не помню, прошло больше года. После экспертизы я не занимался больше этим делом, поэтому и не отложилось в памяти.
— Я разговаривала со Смолиным, он сказал, что не получал от вас запроса.
— Я обращался к Смолину по разным уголовным делам. Может, я чего и спутал.
— Если вы говорите, что не знаете, кто такая Плетнева, как же получилось, что ваш запрос оказался у нее?
— Видимо, кто-то мне посоветовал написать ей. Может, приемная Смолина.
— Вы ходатайствовали о приобщении исследования к материалам дела?
— Нет. Я со следователем даже никогда не встречался.
— Запрос — ваша личная инициатива?
— Нет, ко мне обращался, как его там…Полонский, да?
— Да, Полонский. Кстати, почему вы вдруг перестали представлять его интересы?
— После того как Полонский обратился ко мне, и я ему оказал помощь, он мне больше не звонил. Видимо, я ему не понравился.
— Вы лично знакомы с Комковым?
— Да. Я знал его по другим делам.
— Вас удовлетворило исследование Комкова?
— Не полностью. Но деталей вспомнить не могу. Он ведь, кажется, не юрист? Хотя, может, я чего-то путаю.
После разговора с Шило мы позвонили в приемную депутата Плетневой, где нам сообщили, что никаких запросов «по делу банкира Лебедева» они не получали и не отправляли. Нам удалось дозвониться и лично до Тамары Васильевны. На повышенных тонах она сообщила: никакие запросы никуда не отправляла. «Кто за меня чего направляет?» — гневно сказала она и повесила трубку. Напомним, что не так давно Плетнева оказалась в центре другого скандала с фальшивым запросом от ее имени. В начале сентября в СМИ появилась информация о якобы подготовленном парламентарием запросе в отношении ряда эсеров, которые якобы занимаются коммерческой деятельностью. Плетнева тогда обещала установить, кто воспользовался ее именем для очернения коллег, и обратиться в суд. Газета «Ведомости» писала, что на условиях анонимности несколько депутатов признались, что им предлагал подписаться под запросом некий молодой человек, представлявшийся помощником депутата нижней палаты парламента прошлого созыва.
Руководитель юридической службы КПРФ Вадим Соловьев не помнит ни одного случая, чтобы депутат напрямую инициировал проведение экспертизы по уголовному делу. «На просьбы походатайствовать о проведении экспертизы мы, как правило, реагируем отрицательно. Так как этот вопрос в сферу нашей компетенции не входит. Если гражданин озабочен тем, что следствие не проводит по каким-либо причинам экспертизу, мы направляем запрос вышестоящему начальнику следователя, чтобы он принял решение о законности его жалобы», — сказал он.
Экс-депутат от «Справедливой России» Геннадий Гудков хорошо знаком с депутатом Плетневой. Он уверен, что неоднократно критикующая с думской трибуны власть коммунистка не могла быть инициатором запроса. «Она достаточно жесткий депутат. За критику власти у нее неоднократно возникали проблемы. Запрос же о проведении экспертизы не вяжется с общей логикой. Мне кажется, ее в очередной раз подставили. Она, может быть, де-юре не имеет никакого отношения к этой экспертизе. Подпись Плетневой под документом еще ничего не означает. Есть множество подобных документов, которые депутаты никогда не подписывали, не читали и в глаза не видели», — рассказал он.
Ну и как же тогда, откуда появилось это «доказательство»? Чудеса? Будем считать, что так, если, конечно, у прокуратуры, которой надлежит санкционировать передачу уголовного дела в суд, не появятся менее экзотические объяснения.
Диана ХАЧАТРЯН
«Невысокий уровень владения письменной речевой культурой». Рецензия на текст «Проф. Холуйство»
На электронный адрес редакции [email protected] с электронного адреса skkomkov@ (публикуем его в усеченном виде, дабы автор эпистолы не потащил нас в суд за вторжение в частную жизнь) пришло письмо, звонко озаглавленное «Проф. Холуйство». Это ответ «гражданина Российской Федерации» (он так подписался) Сергея Комкова на нашу публикацию «Проф. Непригодность» от 19.11.2012. Г-н Комков — ее главный герой, поэтому имеет полное право на ответ. Это норма.
Но… Читая письмо г-на Комкова, мы испытали досаду и смущение. И не столько от множества «полемических» пассажей, дурно пахнущих пропагандистским нафталином, сколько от вольного обращения автора послания, именующего себя, в частности,«президентом Всероссийского фонда образования; экспертом Государственной думы РФ; доктором педагогических и философских наук», с русским языком. Человек — это, конечно, стиль, но также и пунктуация, и орфография…
Впрочем, мы, в отличие от профессора Комкова, не эксперты, поэтому и обратились за помощью к признанному специалисту в области синтаксиса и стилистики русского языка.
Виталий ЯРОШЕВСКИЙ, зам главного редактора «Новой»
Владимир СЛАВКИН, кандидат филологических наук, доцент кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ:
— Анализируемый текст содержит большое количество нарушений норм русского литературного языка — 5 орфографических, 11 пунктуационных и 7 стилистических ошибок.
Часто встречающаяся произвольная расстановка знаков препинания нарушает логическое и грамматическое членение предложений.
Орфографические ошибки в основном связаны с употреблением прописных букв. Следует обратить внимание на то, что орфографическая ошибка в слове «серебряник» одновременно говорит и об уровне общекультурных знаний автора, который не видит разницы между обозначением мастера-ювелира, занимающегося изготовлением изделий из серебра, и словом «сребреник», которое давно уже закрепилось в устойчивом сочетании «тридцать сребреников» — символе платы за предательство. Данное выражение входит в фонд общеизвестных понятий мировой культуры и истории.
К сожалению, нарушения в составе фразеологических единств содержатся и в использованных автором конструкциях «признавать за «четвертую власть» (вместо «признавать четвертой властью»), «делать все возможное к тому» (вместо «делать все возможное для того»).
Стилистическая неряшливость наблюдается и в ошибках на паронимы («нормативным» вместо «нормальным» явлением), и в грамматической несочетаемости слов (например, «в прямом эфире по телевидению»).
Допущено и лингвоэтическое нарушение: говоря об убийстве человека, автор описывает это так: «Он просто был застрелен в стенах своего храма». Употребление частицы «просто» свидетельствует, что для автора текста факт лишения человека жизни — обычное, заурядное происшествие.
В целом можно утверждать, что данный текст демонстрирует невысокий уровень владения автором письменной речевой культурой. Оценка этой работы — «весьма посредственно».
Прямая речь
Сергей КОМКОВ:
— У меня было поручение от депутата Государственной думы Тамары Васильевны Плетневой. Бумагу от Плетневой мне передавали лично ее помощники. Такие поручения я выполняю достаточно часто. У меня абсолютно нет никаких личных отношений ни с господином Лебедевым, ни с господином Полонским. Мне дали диск с видеозаписью, я ее проанализировал. За каждое слово, написанное в этой записке, я несу ответственность. Вплоть до уголовной. Эта экспертная записка была составлена не для следствия, а по просьбе депутата Государственной думы. Куда депутат ее потом направила, по чьей просьбе — это меня уже, честно говоря, особо не интересовало, как и судьба Александра Евгеньевича Лебедева. У нас с ним разные весовые категории. Я писатель, ученый, а он банкир, политик.
Я считаю, что писать в официальном и уважаемом мною издании, каковым является «Новая газета», будто я «немножко профессор, немножко доктор, а теперь еще и немножко шантажист», — это оскорбление. Я к вашей газете очень хорошо отношусь. Но, извините, мне докторские степени присваивали в Бельгии и Германии. Люди, которые присваивали мне докторские степени, — это известные ученые, среди которых есть нобелевские лауреаты, которые имеют очень большой авторитет в Европе. Издеваться над этим — очень некрасиво.
В пятницу мной было направлено заявление в Следственный комитет Москвы с требованием возбудить уголовное дело в отношении группы лиц в «Новой газете» по статье 309 УК за давление на эксперта и в отношении Лебедева по статье 310 УК за разглашение материалов следствия.
Я написал сестре Александра Лебедева Ольге, с которой знаком лично: мы общались несколько лет назад, когда готовилась конференция по проблемам образования. Всего этого могло бы не быть, если бы Александр Лебедев пообщался бы со мной до того, как я начал составлять заключение. Может быть, я вообще бы отказался от этой экспертизы — не знаю, чем мотивируя. Но Лебедев и его помощники посчитали, что этого не нужно делать, поэтому я данное мне депутатом поручение выполнил и считаю, что в этом никакой моей вины нет.
Инициатива провести экспертизу шла от адвоката Полонского Геннадия Шило. Он, как и я, является членом Международной академии наук Сан-Марино. Президентом академии является известный немецкий ученый Гельмар Франк, вице-президентом — нобелевский лауреат Рейнхард Зельтен. Мы с Геннадием Михайловичем давно знакомы и работаем по целому ряду дел совместно.
За эту работу, как правило, никто никогда не платит. Поэтому мне тем более обидно: за счет своего личного времени я это все выполняю, а потом на меня выливают ушат помоев. Я ничего не получал за эту экспертизу. Точно так же я делал экспертизу для ФСБ по известному террористу Саиду Бурятскому (тоже по видеороликам), а также по книгам убитого священника Даниила Сысоева.
Степень доктора права мне присвоили в Международной академии наук Сан-Марино. Я защищал там диссертацию по правовым основам системы образования. Эту степень мне присвоил ученый совет восточноевропейского отделения академии наук Сан-Марино. Этот диплом признается везде в Европе. Сейчас я живу в Чехии, здесь я — генеральный директор «Русского дома» в Чешской Республике. Здесь мои дипломы, о которых так язвительно написал господин Колесников, признают на уровне высшего руководства Чешской Республики. Признаются они и в других странах Европы. Вот если бы у меня был диплом российской Высшей аттестационной комиссии, то здесь я был бы никто. Потому что у нас (в России) эти дипломы налево и направо продаются. И европейцы об этом хорошо знают.
Что касается моих взаимоотношений с «Новой газетой». Если мы с Андреем Колесниковым сумеем найти общий язык, и я получу от него и других сотрудников газеты извинения (пусть даже личные, не через газету), я могу свое заявление о возбуждении уголовного дела по статье 309 УК отозвать. Но это не относится к моей позиции по отношению к господину Лебедеву.
Записал Никита ГИРИН
