Фестиваль «Новый европейский театр»-2012 прошел в Год России в Германии и Германии в России. Тенденция года: «внетеатральные формы» театра — и опыт иных искусств, впитанный сценой.
Спектакли «внетеатральных форм» составили на NET-2012 целый блок. Вот германская группа She She Pop сурово предупреждает на сайте: «Сцена для нас — место исследования социальных ритуалов, общественных систем, новых границ коммуникации в социуме. Мы вырабатываем действа совместно: здесь нет режиссера, нет автора, нет актрис. Мы не исполнительницы».
И все как обещали: три решительные девушки лет сорока и примкнувший юноша тех же лет ставят свое «Завещание» по мотивам «Короля Лира», выводя на сцену родных отцов. Семидесятилетний физик, семидесятилетний архитектор, семидесятилетний бизнесмен схожи не только сединами — но и достоинством прочно и внятно прожитой жизни. Все они многодетны. Все их дети (те, что собрались в группе She She Pop) бездетны. Все отцы, похоже, относятся к театру перформанса осторожно (но ввязались же!). Все имеют трения с детьми по вопросу мультикультурности: воинствующе продвинутых дочерей напрягает явная «немецкость» отцов.
Разговоры их дики. Они жестко выясняют, что сегодня служит эквивалентом «ста рыцарей» Лира. Вот, например: великолепная библиотека отца не вместится в квартиру дочери. А если нам придется жить вместе? И если тебя разобьет инсульт, а мне придется ухаживать за тобой? И какую компенсацию мне следует получить за твою любовь к внукам, детям моего брата? Час возни с внуками оценим в 35 евро — с учетом твоей квалификации…
Они раздеваются до белья — в смысле прямом и переносном. Их нагота страшит. Но они очень точно чередуют желчную усмешку и ком в горле. Вот отец в упоении подпевает могучему немецкому народному хору. Дочь явно шокирована… пока не начинает подпевать сама. Вот выносят фанерный гроб, туда залезает один из «Лиров». Дочь, припав к гробовой доске, спрашивает: «Что ты не успел сделать в жизни?», «Чем ты дорожил?», «Скажи мне пин-код»…
Они выстраиваются вдоль рампы, прощая друг друга вслух. Явно за реальные ссадины и обиды. И умудряются зацепить прощением-исповедью нервные узлы чуть не каждой семьи. Несомненно: это не театр. Несомненно: в этом лепете и вправду нет ни режиссера, ни автора, ни актеров.
Но катарсис — строго по Аристотелю — предельно силен.
Группа «Римини протокол» (куда более известная, чем She She Pop) тоже специализируется на документальном театре. И тоже выводит на сцену не актеров — свидетелей. Их спектакль «Проба грунта в Казахстане» сделан куда искуснее. Темы масштабны: нефть и глобализация. Великолепен седой немец-инженер, много лет работавший в Казахстане. Ничуть не хуже битый-трепаный «казахский» немец из ссыльных, шофер бензовоза из Джезказгана. Колоритны и две девушки-«возвращенки» (каждая со своей историей) и «немецкий казах», ныне преуспевающий трейдер. Но родовой порок «внетеатральных» форм театра — необязательность, невыстроенность, неотжатость потока сознания — превращает «Пробу грунта» в зрелище столь же необязательное. Видео и народные песни, монологи тех, кто уехал в Германию, и тех, кто остался «дома», знаковые слова («нефть», «Гагарин», «Вторая мировая») рассыпаны по сцене, как детали конструктора «Смыслы сделай сам».
В этом же блоке — шестичасовой спектакль молодого петербургского театра Post по циклу пьес Марка Равенхилла Shoot/Get treasure/Repeat. Режиссеры Дмитрий Волкострелов и Семен Александровский — из самых заметных молодых постановщиков последних лет. Цикл из 16 двадцатиминутных пьес знаменитого английского драматурга-радикала («Откровенные полароидные снимки», Shopping and Fucking) написан в 2008-м. Тема — условно прописанная война в Ираке, долженствующая перерасти в притчу о гибели «старой цивилизации». Каждая из пьес носит знаковое имя: «Потерянный рай», «Война и мир», «Мать», «Рождение нации». Смотреть их можно в любом порядке. В Москве спектакль шел в трех залах Галереи на Солянке — публика замедленно перемещалась из одного пространства в другое. Волкострелов и Александровский (два фрагмента поставлены москвичом Александром Вартановым) изобретательны: одни микропьесы Равенхилла шли на видео — в присутствии (или в отсутствие) молчащих актеров, другие были рассыпаны в карточках с репликами по пластиковому столу — и актеры выбирали тексты из груды наугад, зачитывая их «лунными», неживыми голосами, третьи становились перепиской в «Фейсбуке», где шум и ярость театрального спора юных фанатов смешивались с отстраненными репликами из города, погибающего под бомбежкой.
…Но принцип сохранялся: от старых критериев ремесла тут радикально отказывались. Новые, вероятно, носились в воздухе, но не поддавались осмыслению. Глобальность тем и символов не была окуплена ни качеством минималистского, безжизненного, как притча Треплева, текста, ни эмоциональным наполнением игры. И шестичасовой эпос оставлял работу осмысления зрителю.
Завершался NET-2012 новаторским спектаклем совершенно иного качества. Английский режиссер Кэти Митчелл много ставит в Германии — и на NET была приглашена ее «Кристина» (по мотивам «Фрекен Жюли» Стриндберга), спектакль берлинского театра Schaubuehne.
«Кристина» была одним из открытий на Авиньонском фестивале 2011 года. В Авиньоне-2012 с успехом прошли еще два германских спектакля Кэти Митчелл и ее постоянного соавтора, видеодизайнера Лео Варнера: «Волны» по Вирджинии Вулф и «Кольца Сатурна» по мотивам философского романа В.С. Зебальда.
Замедленное, подробное видео Лео Варнера становится у Митчелл полноценным и важнейшим компонентом спектакля. В кельнских «Волнах» видео напоминает о «Сталкере» Тарковского. В «Кристине» — о зрелых фильмах Бергмана. В белом застекленном павильоне старой графской усадьбы мерцает свет, подчеркнутый полутьмой сцены, двери движутся, как ширмы, как затворы старинного фотоаппарата. Проплывают условные силуэты Кристины-служанки в викторианских юбках, в фартуке до полу — и фрекен Жюли в дорожном костюме. Двойники бродят по дому.
Но крупный план и главное действие — идут на экране. В темно-золотистом свете фона видно, как истерты и изношены панели, скатерти, стулья волшебного белого павильона. Некрасивое лицо Кристины (Юле Беве) полно тайны и значимости — и более напряженной духовной жизни, чем породистые черты ее хозяйки (Луизе Вольфрам). От сюжета Стриндберга осталось не так много — но внутренние монологи Кристины, дописанные театром, плотны, как лирические стихи. Перечисляя травы, плоды, вещества, «что есть на свете», — она точно заговаривает себя, пытаясь снять боль «любовного треугольника» (служанка — лакей Жан — графская дочь), выйти из игры. В медных кастрюлях Кристины тихо кипят травы, напоминая не о супах — о волшебных зельях. И выйти из игры невозможно: крупным планом на пучки трав наплывает темная кровь суицида.
…Справа на сцене — современная кухня, разделочные столы, озаренные неоновой подсветкой. Там кипит тихая, весьма деятельная профессиональная жизнь, не имеющая отношения к сюжету. Но равнодушные, целиком погруженные в работу фигуры «нового Жана» и «новой Кристины» подчеркивают завершенность и отстраненность старинной мелодрамы, замкнутой в стеклянной коробочке старой усадьбы, в оранжерее века, который завершен. Фрекен Жюли на этой кухне нет.
Семидесятиминутный спектакль мис-тически красив. В нем нет пустот: так плотны тексты, так насыщено смыслом и красотой видео, так подробен балет силуэтов в стеклянном павильоне. Абсолютно новаторский, театр Кэти Митчелл не оставляет дилетантизму ни единой щели.
Shoot/Get treasure/Repeat и «Кристина» кажутся полюсами фестиваля. Между ними — поле развития театра будущего. И поле выбора для очень многочисленной и преданной NET московской публики, состоящей чуть не наполовину из студентов театральных школ.
Собственно, они вышеупомянутый театр будущего и создадут.
