Постановление Пленума Верховного суда «Об открытости и гласности судопроизводства и о доступе к информации о деятельности судов» ценно тем, что делает более прозрачной для общества работу «правоохранительных органов», включая и сомнительные операции спецслужб.
Суды общей юрисдикции, до сих пор меньше склонные к открытости, чем арбитражные, неожиданно пошли даже дальше аналогичного постановления Пленума ВАС РФ от 8 октября (см. «Новую газету,» № 115 от 10 октября). Но стоит упомянуть и о том, что неделей раньше в газете «Известия» появилась странная информация о готовящемся в Госдуме законе, который якобы даст право судьям произвольно закрывать заседания. Кто выкатил «пробный шар»? У принципа открытости судопроизводства есть много противников.
Однако на этот раз в борьбе между гражданским обществом и «силовиками» за законное влияние на судебную власть общество смогло одержать важную победу.
Наиболее значимым в постановлении пленума стало указание на то, что не основанное на законе закрытие судебного заседания может послужить основанием для отмены решения (приговора). Это разъяснение, которое двумя месяцами ранее было включено в аналогичное постановление Пленума ВАС РФпо предложению журналистов, на этот раз было добавлено в проект постановления Пленума ВС РФ по предложению Совета при президенте по правам человека. Пленум также указал, что намеренное нарушение норм открытости судебного заседания свидетельствует о нарушении судейской этики. А это уже реальный механизм угрозы карьере.
Теперь о том вкладе, который внесла в становление принципов открытости и гласности судопроизводства осужденная Айгуль Махмутова, с которой читатели «Новой» знакомы уже лет пять (см. «Новую газету», № 24 за 2008 год — «Ордынный строй», и еще не менее двух десятков публикаций). Айгуль отбыла более трех лет лишения свободы по приговору Кузьминского районного суда Москвы от 8 июня 2008 года, который был вынесен именно в закрытом режиме.
Осенью 2007-го в одном из дворов в Кузьминках снесли детскую площадку и начали рыть котлован под многоэтажный гараж. Жители блокировали технику, а депутат муниципального совета Андрей Черняков инициировал разоблачительный материал в фактически принадлежавшей ему газете «Судьба Кузьминок». Заметку подписала «главный редактор» Айгуль Махмутова, тогда еще совсем юная девушка из башкирского города Ишимбай. Следствием стало возбуждение против нее (сам Черняков был в то время не по зубам ментам из Кузьминок) уголовного дела «за вымогательство под видом взимания платы за уборку на рынке выходного дня» 3,5 тысячи рублей с некоего владельца ларька Иванова.
Следствие было сразу же засекречено Кузьминским РОВД на том основании, что Иванов оказался доверенным лицом этого самого РОВД. Судья Самохина по этой причине отказала в допросе «секретного агента» Иванова.
Прием искусственного закрытия судебных заседаний практиковался еще при советской власти, но только с политической целью: не допустить широкой огласки по делам инакомыслящих. Практика тайного судопроизводства с целью прикрытия коррупционных комбинаций «правоохранительных органов» — новация путинской эпохи, когда силовики окончательно подмяли под себя суды, особенно в Москве.
«Дело Айгуль» — вообще одно из самых загадочных и самых показательных дел постперестроечной России. Впечатляет разрыв между обыденной и копеечной (и в целом некрасивой) историей на рынке и калибром должностных лиц, которые так или иначе принимали и принимают участие в истории с Айгуль. Среди них не только журналисты и правозащитники, но также фракция «Справедливая Россия» в Госдуме, президенты Путин и Медведев (давали неоднократные поручения Чайке, Бастрыкину и другим высшим должностным лицам разобраться с «делом Айгуль»). Эти наши (вместе с двумя президентами) пятилетние усилия привели лишь к тому, что Уполномоченный по правам человека в Москве Александр Музыкантский сумел добиться освобождения Махмутовой по УДО, и в январе 2011-го мы, только что не штурмом взяв колонию во Владимирской области, увезли дрожащую Айгуль в Москву.
Странности этой истории объясняются тем, что бывший депутат Кузьминского муниципального совета Черняков, сам, по-видимому, являясь не таким уж тайным агентом каких-то спецслужб, используя «журналистку» Айгуль для легализации разработок одних ментов против других, — вторгся в сферу массового незаконного строительства в Москве. Цена этой теме (где один так и не построенный гараж в Кузьминках — тоже лишь видимая часть айсберга) — сотни миллиардов рублей, а также карьеры многих должностных лиц, включая бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова. Вот что составляет «государственную тайну» и объясняет совещания Путина с Бастрыкиным и Чайкой.
Но для правозащитников и журналистов дело Айгуль всегда имело только один смысл: приговор, вынесенный в незаконно закрытом судебном заседании, не может быть законным. Где-то весной 2009-го Алексей Симонов (президент Фонда защиты гласности), Михаил Федотов (тогда секретарь Союза журналистов России) и я — пришли в Верховный суд по приглашению его председателя Вячеслава Лебедева. В том разговоре об открытости правосудия Лебедев тогда впервые услышал от нас о «деле Айгуль».
Спустя еще три года, в феврале 2012-го, президиум Верховного суда РФ все же отменил приговор судьи Самохиной 2008 года и направил дело на рассмотрение (уже трудно сказать, какое по счету) кассационной инстанции Мосгорсуда. 21 мая 2012 года Мосгорсуд, проигнорировав мнение Верховного суда о недопустимости искусственного закрытия судебного заседания, приговор судьи Самохиной в части «вымогательства 3,5 тысячи рублей» оставил в силе.
Ну и что же оставалось Вячеславу Лебедеву, который к тому же склонен и лично переживать такие служебные конфликты? Таким образом, именно история Айгуль Махмутовой, как мне кажется, «выстрелила» очень важным для общества пунктом 23-м в постановлении Пленума Верховного суда РФ от 13 декабря 2012 года.
Можно говорить о том, что фактическому запрету Пленума Верховного суда на засекречивание дел без строгих законных оснований должна придаваться обратная сила. Надо же наконец Мосгорсуду (выступавшая от него на пленуме судья Ольга Пешкова ярко поддержала принципы открытости) отменить тайный приговор кузьминского инквизитора Самохиной. Но!
18 октября нынешнего года по реанимированному для этого «делу Айгуль» был наконец задержан и Андрей Черняков, который все эти пять лет, время от времени будучи объявляем в розыск, не только появлялся на публичных мероприятиях в Москве, но, по-видимому, еще и выполнял некие поручения неких спецслужб. Нам известно, что сейчас Чернякова возят из СИЗО в другой суд, где он знакомится с материалами дела о «мошенничестве» в Госдуме при попытке торговли депутатскими мандатами. В этом деле Черняков формально является потерпевшим: именно он передавал «взятку» обвиняемым, но под контролем, видимо, ФСБ.
На первом заседании обновленного Совета при президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека 21 ноября правозащитник Андрей Бабушкин передал президенту просьбу главы Московской Хельсинкской группы Людмилы Алексеевой в очередной раз разобраться в «деле Айгуль» (а теперь уже и Чернякова). Владимир Путин 6 декабря направил обращение Николаю Патрушеву: «Разберитесь объективно и доложите лично» (см. факсимиле). В чем именно должен разобраться глава Совета безопасности РФ и почему именно он, этого мы пока не понимаем, но какие-то «разборки» Айгуль снова предстоят: только что ее вызвали на допрос 20 декабря, причем снова в качестве обвиняемой.
Хельсинкская группа (да и «Новая газета») не станут защищать Чернякова от ответственности за то, в чем (и если) он действительно виновен. Мы настаиваем лишь на том, что гражданское общество должно иметь средства контроля за этим делом, во всяком случае, когда оно дойдет до суда. История незаконных гаражей и автостоянок в Кузьминках и в других районах Москвы тоже не остыла: еще какое-то время она останется как бы тем «канатом», который тянут в разные стороны институты гражданского общества и спецслужбы, добиваясь законного (а кто и незаконного, как в «деле Айгуль») контроля над судом.
13 декабря на стороне гражданского общества и журналистов выступил также и Пленум Верховного суда. Это не гарантирует нам победы, но все же дает повод для сдержанного оптимизма.
