Вроде немало… Впрочем, кто знает, что такое много или мало, когда речь идет о времени… Может быть, сам Борис Хазанов? Не случайно один из его романов называется «Антивремя», другой—«Плюсквамперфект и другие времена», а совсем недавний—«Вчерашняя вечность».
Это я к той вечной истине, что все в мире относительно…
Возраст—само собой.
Особенно когда доминантой существования становится мысль…
И работа.
И еще любопытство к жизни.
И еще самопознание и самоусовершенствование.
И еще — любовь к людям.
И юмор.
И музыка.
И много чего еще, когда речь идет о Борисе Хазанове…
Перед самым его днем рождения я приехала из своего родного Нижнего Новгорода и позвонила Геннадию Моисеевичу. (Борис Хазанов — как известно, литературный псевдоним).
Про себя спрашивать практически не дал.
Зато я подробно рассказала ему о литературном журнале, который выпускают студенты филфака Нижегородского университета… И он, знаменитый писатель (книги его переведены на немецкий, французский, английский, болгарский, украинский), лауреат многих литературных премий, попросил принести почитать…
А еще я взахлеб говорила про разных замечательных людей в России, которые, несмотря на все трудности, прекрасно делают свою работу: в университете, в школе, в детском саду, в научной лаборатории…
Он был рад. Я чувствовала…
Ему так здорово рассказывать… Потому что ему интересно. И не все равно. И еще в нем сочетаются мудрость и детскость. И поэтому с ним легко, и становишься сразу лучше. И хочется слушать его бесконечно.
Но он прекрасно умеет слушать сам.
А когда я рассказала ему про новый метромост над рекой, он спросил:
— Это там, где ваш знаменитый откос?
— Откуда Вы про откос знаете? — удивилась я.
— Когда ехал из лагеря, на несколько часов остановился в Горьком… Смотрел на эти прекрасные заволжские дали.
Борис Хазанов, арестованный в 49-м году, на последнем курсе филологического факультета МГУ, пробыл в лагере шесть лет.
Та самая 58-я статья…
Пишет книги, эссе, этюды о писателях. Тексты о немецкой и российской истории, о литературе, о языке… Одни названия чего стоят… «Десять праведников в Содоме», «Тот, кто отважился», «Творческий путь Геббельса», «Миф Россия», «Ветер изгнания», «Жабры и лёгкие языка», «Допрос с пристрастием», «Понедельник роз», «Дневник сочинителя», «Левиафан, или Величие советской литературы». Он пишет о тайной полиции и о творчестве Кафки, о предательстве как добродетели, о цивилизации лагерей; да мало ли о чем. О Лени Рифеншталь, о ненаписанном романе, об экологии русского мата, обо всем, что занимает его ум…
А поскольку Хазанов — человек эпохи Возрождения…
В общем, для читателя это каждый раз открытие. И радость. И труд, конечно.
И гордость.
И при этом у него открытый дом… Его часто можно встретить в филармонии. Раз в месяц он проводит семинары для писателей и журналистов. И ему всегда можно позвонить. И поделиться. И услышать этот спокойный мудрый голос.
Самим своим существованием он поддерживает ощущение, что ничего не бывает зря. А уж литература — тем более. Как он сам однажды сказал мне: «Писательство — одновременно потребность в самовыражении и самоотчуждении. Для кого все это пишется, обращено ли вообще к кому бы то ни было, с этой точки зрения несущественно. Разумеется, писатель, как женщина, хочет нравиться. Но всегда остается открытым вопрос, найдется ли кто-нибудь, кто захочет это прочесть».
Найдется — это не то слово.
Не случайно Хазанов стал лауреатом премии «Литература в изгнании» («LiteraturimExil»), присуждаемой писателям-эмигрантам в Германии, пишущим на родном языке.
Не случайно в 2008 году он как лучший писатель русского зарубежья получил Русскую премию.
Не случайно один из ведущих российских критиков, писатель, председатель жюри русского «Букера» Самуил Лурье написал как-то о Хазанове: «…классик, автор бессмертной повести «Час короля». Книги, которая, как я полагаю, только по недоразумению не вошла до сих пор в обязательную школьную программу».
И дальше — очень точно о книгах Хазанова: «Мало на свете литературных произведений, которые с такой отчетливостью исследуют, как участвует в поведении человека странное чувство, большинству знакомое лишь понаслышке: чувство личного достоинства».
Впрочем, это и о нем самом.
Достоинство, благородство, мужество, самоирония, скромность…
Но достоинство — прежде всего. И свобода.
«Я знаю, что такое свободное искусство, — говорит он американскому слависту Джону Глэду, — искусство, которое презирает любую идеологию, релятивирует любое вероучение, отменяет любой авторитарный дискурс и претензию на абсолютную истину, искусство, которое возвращает человеку свободу, потому что оно само есть свобода, а значит, и возвращает ему его человеческое достоинство».
Иногда мне кажется, что он одинок, как, впрочем, одиноки мы все.
Когда я его спросила про башню из слоновой кости, он улыбнулся…
«О башне — считайте ее просто метафорой свободы и одиночества. Но я могу процитировать самого себя… Из предисловия к книге «Пока с безмолвной девой»:
«Спроектированная сто пятьдесят лет назад башня слоновой кости осталась архитектурным памятником прошлого; наше время использует другие строительные материалы. Я не живу в башне слоновой кости. Я живу в башне из стекла… Представим себе квартиру, где все стены — сплошное окно. Некуда скрыться от солнца, спрятаться от людей, снующих по улице; но всё происходит там, за стеклом…»
Вот уж и неправда, Геннадий Моисеевич…
Мы не за стеклом. Мы очень Вас любим. И здесь, в Мюнхене. И дома, в России.
От редакции.«Новая» с радостью присоединяется и желает Борису Хазанову здоровья и новых книг… А читателям советует посмотреть его сайт — и то, что пропустили, — уже не пропустить: boris
