…Для меня история про тюремных геев началась с мальчика Родиона, которого я обнаружила в одной из тамбовских зон в 2009 году. К тому времени я была достаточно опытным человеком в тюремных делах, и мне не надо было объяснять, почему я не могу общаться с Родей — мальчишкой, который выполнял самую грязную работу в комнатах длительных свиданий, не поднимая головы и не издавая никаких звуков, как тень. Я уже понимала, что если буду общаться с Родионом, то неприятности могут возникнуть у моего мужа, а потому всеми силами старалась его просто не замечать. Но это было трудно: на вид ему было 15—16 (хотя понятно, что раз сидит во взрослой зоне, то 18 есть уже), а выглядел он как Святой Себастьян в новом прочтении этого почтенного образа представителем модной плеяды мексиканских режиссеров, например.

Я стала наводить о нем справки — впрочем, тут же столкнувшись с табу. Значительно позже, встретившись на воле с откинувшимся дневальным из КДС (а это должность специфическая, осведомительская), я все же спросила про Родю: он был охарактеризован крайне негативно, после чего бывший дневальный добавил: «Он, кстати, умер уже». Впрочем, судьба Роди читалась на его челе и в момент нашей встречи. Хорошенький сирота, жизнь на вокзалах, встречи с проезжими педофилами, мелкое воровство, малолетка, переезд к взрослым дядям в зону в 18 лет, букет заболеваний. Но с Родей я впервые нарушила табу и начала его подкармливать — с оглядкой, сунув быстро ему что-нибудь вкусное в коридоре, пока никто не видит. Конечно, была за этим делом много раз застукана, но все тщательно делали вид, что не заметили.

А года через два, уже на зоне в Пермском крае, приключилась у меня история с «Единой Россией» и пи…. — не знаю, как дальше написать. В общем, «Единая Россия» сподвигла меня на вдохновенный спич в колонии-поселении про то, чем геи отличаются от пи…. — ну, в общем, вы поняли. Дело было так. В американском (да-да) посольстве в Москве был прием по случаю юбилея «Мастера и Маргариты» — если быть более точной, то дело было в Спасо-хаусе, резиденции посла. Именно здесь в 1935 году прошел маскарад, который позже был описан в «Мастере и Маргарите» как полуночный бал у Воланда. Народу на юбилее было много, в том числе видные деятели партии и правительства, а на саксофоне весь вечер играл Игорь Бутман, член «Единой России». И средь шумного бала я внезапно столкнулась с сенатором Михаилом Маргеловым, членом «Единой России».

Тут надобно сказать, что мой муж, зэк Козлов, происходит из знаменитой семьи советских разведчиков (он внук Василия Зарубина по одной линии и Леонида Эйтингона по другой). Семья Маргеловых издавна дружила с семьей Зарубиных, а Михаил Маргелов вообще воспитанник Лешиной бабушки Зои Васильевны Зарубиной. Разумеется, когда на нашу семью обрушилась тюрьма-сума, всех разведчиков как ветром сдуло, и никогда никто из них не позвонил, не предложил помощь, не ходил на суды. Некоторое время мне это было удивительно, поэтому, когда внезапно смутившийся сенатор Михаил Маргелов попросил адрес моего мужа, я ему его дала. Ну мало ли — вдруг кто-нибудь опомнится.

Через довольно долгое время — как сейчас помню, в феврале — пришла в Пермский край моему мужу бандероль из Совета Федерации. А в бандероли четыре футболочки с логотипом «Единой России» и шесть бейсболок с логотипами разных швейцарских часов — ну явно принесенные домой с каких-то нужных для сенатора презентаций. Если бы я сама в этот момент не гостила в пермской зоне, я бы не поверила: дубак, февраль, Северный Урал, зона. Маечки, бейсболки, часы. С приветом от сенатора Маргелова. Муж сгреб все это богачество и отнес отдельно живущим геям — самым обездоленным. Когда наступило короткое уральское лето, мы с мужем увидели презабавную картину: по нашему поселку едет «Волга» начальника ОИУ, за рулем — зэк в красной майке с надписью «Свободу МБХ!» (ну это был мой скромный вклад), а ворота ей открывает группа граждан в маечках «Единая Россия».

Несмотря на комизм сцены, мне стало обидно за геев. И вот тогда, вечерком, у меня и вырвался пламенный спич про то, чем геи отличаются от пи…. — в общем, вы поняли. И в следующий раз я привезла зэкам оскароносное кино «Харви Милк» с Шоном Пеном. Харви Милк стал первым открытым геем, которого избрали на государственный пост в штате Калифорния, его потом застрелил консервативный член городского совета Сан-Франциско Дэн Уайт. Я попробовала показать кино зэкам. Не удалось, и долго не удавалось: там в первом же кадре целуются двое мужчин. Но как-то отвлекла, уговорила, а потом зэки подходили и спрашивали: «Ты кино-то поняла? Харви нашим был, с беспределом боролся, за нас он был, а его потом мент грохнул!» Они начисто позабыли об ориентации Харви Милка. Впрочем, на отношении к геям на зоне это не сказалось.

…На всякий случай расскажу, что было с Дэном Уайтом дальше. Он пробыл в тюрьме 5 лет и был освобожден досрочно за хорошее поведение. Спустя полтора года после освобождения он пошел в гараж своей бывшей жены (она его бросила, конечно), сел в машину, закрыл двери и включил двигатель. Ему было 39 лет.