Воскресный день 6 декабря 1876 года для истории российского права был отмечен двумя примечательными событиями. Во-первых, после обеда случился пожар в канцелярии генерал-прокурора. Как вспоминал Анатолий Федорович Кони, исполнявший тогда обязанности директора департамента министерства юстиции, «от неизвестной причины загорелись шкафы, и пламя проникло в верхний этаж». Это вызвало немалый переполох: на место происшествия примчались министр Пален и градоначальник Санкт-Петербурга Трепов. К счастью, огонь удалось потушить довольно быстро, так что граф Пален на радостях велел выдать пожарным 1000 рублей серебром, «в счет скудных остатков по министерству юстиции за сметный год».
«Мальчиком», который так возмутил Фриша, был на самом деле молодой рабочий Потапов. Тем советским пионерам, которые в своем образовании пошли чуть дальше стихотворного скетча «Дети в подвале играли в гестапо», — этот человек должен быть известен как первый в истории России поднявший красное знамя на митинге против самодержавия. А так все знакомые декорации: бесчинство средь бела дня, студенты и феминистки, кумач в небе, у собора… Добавим к этому молебен. Не «панк», а самый настоящий, православный. Во здравие находившегося в сибирской ссылке писателя Николая Гавриловича Чернышевского, автора культового в студенческой среде романа «Что делать?».
С него, молебна, все и началось. А митинг получился совсем короткий, советские учебники давали цифру 400 участников. Полиция задержала около 30 человек, полагая, что «все арестованы». То есть как всегда занизили, да к тому же и взяли, конечно же, далеко не всех: студент-технолог, будущий отец русского марксизма Георгий Плеханов, дебютировавший на Казанской в качестве политического оратора (решительно призвал бороться с деспотизмом), как и многие другие организаторы акции, — благополучно скрылся. «Земля и воля» устроила эту манифестацию, во-первых, чтобы заявить о своем создании, во-вторых, чтобы поддержать многочисленных политзаключенных. Еще весной-летом 1874-го состоялось знаменитое «хождение в народ» — мужики студентов не поняли, а власти испугались и провели массовые аресты. Следствие по этому делу тянулось второй год, сотни людей, преимущественно молодых, сидели в тюрьмах. Вот те, кто остался на свободе, и решили проявить солидарность.
В обществе, однако, манифестация вызвала весьма равнодушную реакцию — с этой оценкой Кони можно согласиться. Более того, приказчики из соседних магазинов и извозчики бросились на помощь полиции, избивая кнутами и кулаками «господ и девок в платках». Далеко не все понимали, что происходит, но принять участие в массовой драке, да еще в воскресный день, — для нашего человека завсегда святое дело. Один купец потом рассказывал: «Вышли мы с женой и дитей погулять на Невский; видим, у Казанского собора драка… Я поставил жену и дите к Милютиным лавкам, засучил рукава, влез в толпу и — жаль только двоим и успел порядком дать по шее… Торопиться надо было к жене и дите — одни ведь остались!» — «Да кого же и за что вы ударили?» — спросили этого представителя отечественного малого и среднего бизнеса. «Да кто их знает, кого, а только как же, помилуйте, вдруг вижу, бьют: не стоять же сложа руки?! Ну, дал раза два кому ни на есть, потешил себя — и к супруге».
Министр Пален находился в полном замешательстве: все не мог решить, прямо сейчас ехать докладывать государю или немного подождать.
Благо на месте происшествия было найдено вещественное доказательство — один револьвер. Чуть более либеральные коллеги с ним не согласились, предложив для начала возбудить дело о нарушении уличного порядка. Тем временем далекие от правовых сфер публицисты выдвигали собственные версии и оценки. Известный своими консервативными взглядами Михаил Катков в«Московских ведомостях» объяснил все «заграничной интригой» с целью напугать Россию революцией и ослабить ее международные позиции накануне дипломатической конференции в Константинополе. И на этом основании обозвал участников митинга «настеганными баранами».
Более 20 человек из числа задержанных предстали перед судом: оправдательного приговора защите удалось добиться только для троих, пятеро получили от 5 до 15 лет каторги, остальных отправили в ссылку. Один осужденный сошел с ума и погиб. Другой, Алексей Боголюбов, «дерзким поведением» вывел из себя градоначальника Трепова (не снял шапки перед высоким начальством, приехавшим с инспекцией в тюрьму). Трепов не сдержался, и сначала сам ударил студента, а потом приказал его высечь.
Все могло быть иначе, если бы в России действовала свобода собраний — даже по тем временам вполне ординарная норма европейского права.
