Дожили: цензоры и охранители, доносчики и стукачи опять карабкаются на подмостки сцены. В России начала третьего тысячелетия, как на Святой Руси в ХI веке, в Российской империи в ХIХ, при советской власти в ХХ — на свет софитов ползет нечто темно-мохнатое с единственной целью: запретить! Не пущать! Пьесы и спектакли, рукописи, картины, песни… А главное — свободную мысль. Снова, как только власть погрязает в разврате, коррупции, лжи, мысль становится самой опасной для нее угрозой.
И откуда эта не убывающая в России энергия запрета? Не только Булгарин, Бутурлин, Уваров, Дубельт, Суслов жаждали ужесточить — всегда находилась в народе ядовитая Марьиванна или Петр Петрович, кропавшие оперу. То мораль защищать рвались, то государственные интересы. «Да, Сталин убийца, но откуда сорок миллионов доносов?» — справедливо спрашивал Довлатов.
Но наш опыт, оплаченный миллионами жизней, должен наконец нас научить: нет непобедимых татаро-монголов, царей, комиссаров. Есть лишь наша собственная готовность сдаваться, валить за границу, принимать правила нечестной игры, забегать вперед начальства. Остановимся. Это наша страна. Мы люди нового века, наследники великой русской культуры — с какой стати нам уступать заскорузлым поклонникам самодержавия, воинствующего православия и государственного патриотизма?
История повторяется как фарс; как к фарсу и дόлжно к ней относиться. Фарс — важнейший театральный жанр, древний и площадной. Не страх, а смех очистит воздух. И сцены, и страны.
Пострадавшие от государственников
В Петербурге не приняли «БерлусПутина», спектакль Театра.doc по пьесе нобелевского лауреата Дарио Фо: струсили в ДК имени И.И. Газа, ДК имени Ленсовета и ДК имени Горького.
В Москве полиция начала проверку «Отморозков» Кирилла Серебренникова по прозе Захара Прилепина; потребовали видеозапись спектакля в поисках признаков экстремизма.
Пострадавшие от блюстителей православия
В Ростове православные верующие потребовали запретить рок-мюзикл «Иисус Христос — суперзвезда», с 1971 года идущий по всему миру. Они добились своей цели, послав заявления в Ростовскую областную филармонию, приемную уполномоченного по правам человека и в областную прокуратуру: «…Постановка должна быть согласована с патриархией. А в том виде, в котором существует данное произведение, — это профанация»…
В Москве представители православной общественности через год после премьеры пытались закрыть спектакль по опере Римского-Корсакова «Золотой петушок» в постановке Кирилла Серебренникова как кощунственный: «…Мы не можем наблюдать глумление над святынями, священством и Русской православной церковью…» В итоге скандала спектакль все же остался в репертуаре.
Пострадавшие от борцов за нравственность
Департамент культуры Москвы рекомендовал детям до 14 не смотреть оперу «Сон в летнюю ночь» в Театре имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. Скандал вокруг спектакля с обвинениями в пропаганде педофилии спровоцировало письмо некоей С. Хасановой, выступившей якобы от имени родителей участников детского хора. Другие родители назвали жалобу «отвратительной фальшивкой» и отвергли свою причастность к письму.
В Петербурге добились отмены моноспектакля по роману Набокова «Лолита» после письма казаков Санкт-Петербурга о том, что реклама романа и спектакль по нему являются грехом.
P.S.Мы могли бы рассказать еще про 43 цензурированных спектакля.
Справка
Режиссер «Московских процессов», 35-летний швейцарец Мило Рау, известен и уважаем в мире документального театра Европы. «Московские процессы» в Сахаровском центре — далеко не первый его проект. В 2010 году Рау защитил в университете Цюриха диссертацию «Эстетика исторической реконструкции» (Aestetik des Reenactments). В 2008-м он основал Международный институт исследования политических убийств (International Institute of Political Murder, www.international-institute.de), задачей которого стала именно «сценическая реконструкция исторических событий в синтезе кино, театра, изобразительного искусства, исторических исследований — для интенсификации их переживания и осмысления».
В 2009-м на сцену известного берлинского центра современного искусства Hebel-am-Ufer вышел проект Мило Рау «Последние дни Чаушеску». В 2011-м большой резонанс имел его театральный проект «Ненавижу радио», в котором реконструирована ключевая роль радиопропаганды в геноциде в Руанде.
В октябре 2012-го в Национальном театре Веймара прошла премьера Мило Рау «Речь Брейвика перед судом».
Действующие лица
Руководитель театральной программы Сахаровского центра — о явлении ФМС и казаков на спектакль «Московские процессы»
Тонкая грань между документальным театром и реальностью легко проходима: юристы, игравшие в спектакле, стали выполнять свои профессиональные функции, непосредственно когда действительность вторглась в наш спектакль. Мы сидим на сцене, и вдруг актриса, игравшая судью, поворачивается ко мне и говорит: «Мило (см. справку) просит объявить перерыв, потому что к нему пришли из миграционной службы»…
После чего мне кто-то говорит, что ФМС начинает проверять документы у иностранцев — а их в зале человек семь-восемь, ведь ядро команды — немцы: звукооператоры, операторы, журналисты. А дальше все переместилось в кабинет директора Сахаровского центра Сергея Лукашевского.
Людей в жилетках с золотой надписью «Федеральная миграционная служба» интересовало, в порядке ли рабочая виза режиссера Мило Рау, не происходит ли здесь незаконной трудовой деятельности. А также контракты, на основании которых ставится спектакль. Они предъявили неправильно оформленное распоряжение о внеплановой проверке Сахаровского центра. Естественно, им никто ничего не показал. Очевидно, что это была спланированная акция, и даже понятно кем, поскольку съемочная группа НТВ уехала вместе с ними. Видимо, грядет очередное разоблачение иностранных агентов в очередном пропагандистском фильме этого канала.
Что касается ломившихся в зал казаков, то к ним вышел Максим Шевченко и сказал: тут никакого поругания православия не происходит, это дискуссия в виде театрализованного действия. А потом мы вызвали милицию, подъехал ОМОН и стоял вместе с людьми в папахах до конца спектакля.
Это был тот самый случай, когда жизнь дописывает документальный спектакль, ломая границу между сценой и явью.
Как руководитель театральной программы Сахаровского центра, организации некоммерческой, не связанной с государством, я раньше с цензурой не сталкивался. Но теперь, похоже, найден новый инструмент давления. Нам остается только отстаивать свой гражданский выбор — быть открытой площадкой для дискуссий, несмотря на то что дискуссия становится рискованным предприятием.
Руководитель Театра.doc — о творчестве масс
— «БерлусПутин» не только наш самый кассовый спектакль, но и самый буржуазный по публике. Даже как-то смешно: получается, театр впервые реализовал коммерческий проект благодаря Путину — в кои-то веки от него поимели чего-то полезное!
Хватит демонизировать Путина. Почему Петербург не принял спектакль? Да руководители ДК просто испугались за себя! В «Докторе Живаго» один герой говорит другому: наша интеллигенция — это лошадь, которая сама себя объезжает в Манеже. Очень многое зависит не от властей, а от тех сигналов, которые мы готовы получить и интерпретировать. Мы сами заранее готовы пугаться. Многое из того, что происходит, — это инициатива масс. Конечно, массы реагируют на некий сигнал, но важно, чтобы мы не были той лошадью в Манеже.
У нас не государственный театр, мы делаем, что хотим. Две части «Часа восемнадцать», к примеру. На собственные средства. Наверное, если б мы не делали этого, то деньги получали бы.
Люди вроде тех, что явмлись в Сахаровский центр, к нам не раз приходили. Мы их просто гоняли. Надо моментально вызывать ОМОН. У всех людей с полномочиями всегда есть документы, они их показывают. А это такие перформеры с НТВ, которые делают нарезку из спектаклей и интервью, а потом лгут, как хотят. Это «творчество масс» наверняка какими-то спецслужбами поддерживается, но уверена: им не дали в Кремле директиву так делать.
Важно не чувствовать себя сиротой и пасынком, это твоя страна, за которую ты отвечаешь. Таких персонажей не надо вообще пускать в театр, и не надо православных казаков сажать в первый ряд, чтобы они смотрели, не оскорбляет ли твой перформанс их чувства. На фиг! Мы играем спектакль, это наша уставная деятельность, мы уверены, что делаем важное дело.
Ответственность быть храбрым с тебя не снимается. Если ты взялся за роль руководителя театра, режиссера, ты обязан быть храбрым и глаголом жечь сердца людей, пардон за пафос. Какой глагол тебе отпустили, таким и жги.
Адвокат — о том, как отправить непрошеных гостей восвояси на законных основаниях
— Кому-то не понравилось то, что происходило в Сахаровском центре. Представители ФМС пришли, чтобы помешать спектаклю на формальном основании. Они представили распоряжение на проведение проверки музея, подписанное заместителем начальника ФМС по городу Москве Н.П. Азаровым, с печатью ФМС. В распоряжении было написано, что проверяют музей, а направились сразу к Мило Рау как иностранцу: получается, что могут прийти в любой музей, например, в Эрмитаж, где бывает огромное количество иностранцев, чтобы проверить, есть ли у них регистрация.
У нас сразу возникли вопросы: почему пришли именно сюда, почему решили, что режиссер находится на территории России незаконно. Но пришедшие не смогли объяснить цель проверки.
Вообще-то они растерялись, отчасти даже испугались публичности: было много иностранных журналистов, которые их снимали, были юристы, кроме меня — Максим Крупский и Анита Соболева. Она — член Президентского совета и сразу позвонила Михаилу Федотову, а тот, в свою очередь, позвонил главе ФМС Ромодановскому, который сказал, что он вообще не в курсе этой проверки. Мы заставили их уйти на законных основаниях.
Художественный руководитель «Гоголь-центра» — об инициативных гражданах
— В случае с письмом касаемо «экстремизма» в спектакле «Отморозки» — анамнез понятен. Актеры или бывшие актеры Театра Гоголя намеренно, с таким отчаянным детским размахом, вводят в заблуждение госструктуры. Госструктуры вынуждены «проверять»: письмо-то написано. И несчастные люди в погонах должны на него реагировать.
Я бы это письмо сравнил с мелким хулиганством — вроде ложного вызова пожарной команды или милиции. Вообще-то за такие вещи тоже положена административная ответственность. И люди взрослые, действительно взрослые, так не развлекаются.
В целом же… Я тут философически выписал и разместил в «Фейсбуке» несколько цитат из мудрого Салтыкова-Щедрина. За полтора века без малого — ни одна не устарела, все наши!
«Громадная сила — упорство тупоумия», «Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления», «Нельзя сразу перевоспитать человека, как нельзя сразу вычистить платье, до которого никогда не касалась щетка».
Ну а мы в «Гоголь-центре» — методично шоркаем щеткой. И будем шоркать ею дальше.
Цензура в кино
Александр Расторгуев: «Документальные кадры могут стать поводом для ареста»
Режиссер, соавтор Павла Костомарова по фильму «Срок» — о лидерах оппозиции
— Боюсь, мы запуганы арестами (в декабре у Павла Костомарова прошел обыск, против режиссера были развернуты следственные действия, связанные с «болотным делом». — Ред.). Мы уже понимаем, что документальные кадры, снятые на улице, в наших судах могут рассматриваться как новые доказательства, свидетельства «неблагонадежности».
Любое слово, любой поступок может стать поводом для ареста.
Ты пытаешься делать честный материал о том, что происходит в твоем городе, стране. Но, снимая в общем-то будничные новости, сам того не желая, можешь стать «свидетелем обвинения». И точно так же камера может «свидетельствовать» в обратном направлении. Мы снимали митинг единороссов в защиту детей, усыновленных американцами. Там также по-настоящему разоблачительные кадры.
Так что если и есть в нашей работе цензура, то она скорее внутренняя, когда ты сам решаешь: включить камеру или выключить.
Мы продолжаем делать фильм «Срок». И что-то подсказывает, что он сложится раньше, чем мы будем к этому готовы. Поскольку события сегодня замерли в полной непредсказуемости, то взорваться они могут самым неожиданным образом.
Виталий Манский: «Сообщество должно удерживать цензуру среди неприличных понятий»
Продюсер «Артдокфеста» — об экономике цензуры
— Вы заметили, что чиновники до сих пор стесняются открыто говорить о введении цензуры в стране? Хотя мы все уже осознаем ее как факт нашего существования. Но, когда ставишь прямо вопрос, чиновник прячется. Сказать: «Да, у нас есть цензура» — словно в чем-то постыдном признаться, например, что по ночам писаешь в кровать.
Сообщество должно удерживать цензуру среди неприличных понятий. Тогда есть хоть какой-то шанс на возвращение наработанных в начале перестройки базовых демократических понятий.
Цензура, с которой сталкиваюсь я, сводится к экономике вопроса. Когда бессмысленные, внутренне пустые мероприятия получают огромное финансирование. А сущностные, важные для выживания киноискусства выводятся на периферию внимания. Это касается и фестивалей, и фильмов. Признаюсь, я делаю фестиваль до тех пор, пока могу программировать его исходя исключительно из качества фильмов.
Вот-вот кинотеатр «Художественный» закроется на реконструкцию, и самый крупный фестиваль независимого документального кино окажется бездомным. Думаю, если бы шла речь о фестивале, не вызывающем никаких цензурных вопросов, то и проблем с местом его проведения не было бы.
«Неожиданный антракт»
Немецкая пресса — об инциденте с Мило Рау
Воскресный хеппенинг с явлением ФМС в Сахаровский центр, с проверкой документов у режиссера Мило Рау и появлением казаков в зрительном зале не остался незамеченным прессой — сюжет-то редкой красоты. В понедельник, 4 марта, по сайтам и газетам Германии и Швейцарии прошел шквал. Die Zeit, Die Welt, Der Tagesspiegel, Deutschlandradio Kultur, театральная пресса, региональные издания от Цюриха до Потсдама — о чудесах в Москве сообщили все. Orthodoxe Kosaken лавой прошли по новостям, вызывая оторопь у читателей.
Что еще раз подтвердило: наши официальные структуры, которым надлежит радеть о репутации Отечества, не умеют и не хотят просчитывать простейшие последствия.
