Сегодня автор поделился историей, благодаря которой появилась одна из них.
В 1964-м я участвовал в экспедиции в Северном Ледовитом океане. Проводили магнитные и гравиметрические измерения на льду моря Лаптевых. Самолет Ан-2 садился на льдину, из него выскакивали геофизики и проводили наблюдения, и самолет перелетал на следующую точку. До берегового аэродрома было далеко, и с целью экономии горючего и времени для ночевки выбиралась льдина понадежнее. Самолет ставили «на колодки», чтобы не сорвало ветром, неподалеку воздвигалась утепленная палатка, и люди устраивались спать.
В очередной раз, когда экипаж выбрал льдину и мы сели, пришла радиограмма из Косистого, что назавтра ожидается нелетная погода. По такому случаю экипаж решил расслабиться. Притащив бачок с «антиобледенителем» и несколько банок тушенки, они изрядно загуляли. Часа через два оба пилота и механик, исключая, пожалуй, радиста, полностью отключились, уронив свои мужественные лица на шаткую поверхность складного стола.
И тут с базы дали команду срочно вылетать на материк: получено штормовое предупреждение, льдину может сломать. Что делать? Слегка протрезвевший от чрезвычайной ситуации радист попытался растолкать сначала первого пилота, потом второго, но все его усилия были напрасны — оба они лыка не вязали. Только механик, которому долго терли лицо снегом, понемногу начал приходить в себя.
Вместе с радистом они безуспешно пытались оживить командира. Тогда радист решился на крайнюю меру. Он налил полный стакан спирта и с помощью механика с трудом влил его в командирский рот. «Что ты делаешь?» — испуганно закричал я. «Подожди, — ответил радист, — я его знаю, он сейчас очнется».
Действительно, минут через пять командир начал подавать признаки жизни. «Помогайте», — скомандовал нам радист. Мы подхватили командирское тело и, преодолевая усилившуюся вьюгу, поволокли его к самолету. С большим трудом запихали его в левое кресло и положили негнущиеся пальцы на рукоятки штурвала. Вторая бригада тем временем срочно грузила в самолет наши пожитки и снимала растяжки и колодки, на которых была закреплена машина. Место второго пилота, лежавшего в грузовом отсеке, занял радист.
Почувствовав под руками штурвал, командир мгновенно «включился» и, совершенно трезвым голосом отдав проверочные команды, врубил двигатель и взлетел, после чего немедленно уснул снова. «Ничего, — успокоил меня радист, — курс я знаю и до аэродрома машину доведу. Но для посадки снова придется его будить».
Через час полета мы добрались до Косистого. Перед посадкой была повторена операция со спиртом, после чего первый пилот снова ожил. Несмотря на мой ужас и полную уверенность, что нам пришел конец, посадка была безукоризненной. Тут командир отключился окончательно, и из кабины его пришлось вытаскивать.
Под впечатлением от общения с полярными летчиками в 1959 году, во время весновки в Туруханском крае, на реке Колю, я посвятил им песенку:
Кожаные куртки, брошенные в угол, Тряпкой занавешенное низкое окно. Бродит за ангарами северная вьюга, В маленькой гостинице пусто и темно. Командир со штурманом мотив припомнят старый, Голову рукою подопрет второй пилот, Подтянувши струны старенькой гитары, Следом бортмеханик им тихо подпоет. Эту песню грустную позабыть пора нам, — Наглухо моторы и сердца зачехлены. Снова тянет с берега снегом и туманом, Снова ночь нелетная даже для луны. Лысые романтики, воздушные бродяги, Наша жизнь — мальчишеские вечные года. Прочь тоску гоните вы, выпитые фляги, Ты, метеослужба, нам счастья нагадай! Солнце незакатное и теплый ветер с веста, И штурвал послушный в стосковавшихся руках… Ждите нас, не встреченные школьницы-невесты, В маленьких асфальтовых южных городках!
